Like A Mirror

      Прошло два дня.       Два дня, как он ударил величайшую легенду Америки по лицу, два дня, как мысли о трупах детей снова заставили пальцы дрожать, а вкус скотча стал единственным средством, способным задушить вину.       Он говорил с Пеппер чуть больше тридцати часов назад, будучи до такой степени пьяным, что Джарвис грозился впустить Капитана Сосульку, если бы Тони не позволил ей войти — коварный шантаж, однако это сработало. Так он оказался лицом к лицу с человеком, которого боялся больше всего, находясь в нетрезвом виде.       С той встречи он мало что помнил. Только то, как Пеппер его обнимала и без умолку говорила утешительные слова; хотя Тони скорее запомнился мягкий звук ее голоса, нежели смысл сказанных фраз. Он помнил ее тепло, принесшее больше ностальгии, чем мук, помнил ее духи и твердую руку, которой она поддерживала его, пока он блевал и извинялся перед ней и перед всем миром.       Тони проснулся с ужасным привкусом во рту, распознав в воздухе запах яиц и тостов. Встать на ноги оказалось трудной задачей, более трудной, чем он хотел бы признать, особенно потому, что гостиная все никак не переставала вращаться. И только с третьей попытки он сумел добраться до кухни, где расфокусированному взгляду открылась невероятная сцена: Пеппер, повязав фартук на талии, готовила что-то по-настоящему съедобное.       Старк издал нечленораздельный звук, который мог быть как приветствием, так и искренним удивлением, и она обернулась, бегло осмотрев Тони с головы до ног.       — Прямо сейчас ты идешь в душ, надеваешь чистую одежду и приводишь себя в человеческий вид, пока я готовлю завтрак. И, клянусь, если посмеешь выпить хоть что-нибудь кроме воды, я немедленно закрою тебя там, где даже сотовая связь не ловит.       Тони нахмурился, не сводя с нее глаз — это был удар ниже пояса, совершенно несправедливый шантаж, тем более, что он едва стоял на ногах.       — Ты не сможешь этого сделать.       Пеппер взмахнула кастрюлей с яйцами, словно оружием.       — Я уже попросила Джарвиса найти парочку подходящих мест, и Брюс вызвался притащить тебя туда силой, если ты снова решишь прикоснуться к бутылке.       — Гнусный заговор, — пробурчал Тони, но послушно отправился в сторону ванной и сделал все в точности, как потребовала Пеппер.       После душа и парочки обезболивающих, он почувствовал себя значительно лучше, а через полчаса и вовсе убедился в том, что смерть ему не грозит. Поэтому, почувствовав, как на смену тошноте пришел жуткий голод, вернулся на кухню.       Сначала Тони отрезал небольшой кусочек, осторожно проверив реакцию желудка, но еда была вполне неплохой и, кажется, организму она пришлась по вкусу. В конце концов, он прикончил целую порцию яичницы с жареными колбасками и выпил две чашки кофе. А когда любимый безалкогольный напиток начал действовать, Тони почувствовал себя так, словно заново родился.       Только в этот момент до него дошло, что в течение всей трапезы Пеппер не произнесла ни слова. Ее взволнованный, ласковый взгляд оставался сосредоточен на нем.       — Ты заслужила мое прощение только благодаря завтраку, — пробормотал он, все еще раздумывая, насколько жестоко с ее стороны запретить ему пить.       На удивление, она не ответила, лишь раздраженно хмыкнула, убрала со стола посуду и села напротив него.       — Ты же знаешь, что не виноват, правда?       Нахмурившись, Тони поднял взгляд от третьей чашки кофе.       — Что?       — Я видела, что произошло на базе Красного черепа. По крайней мере, частично.       В ту же секунду он почувствовал, как желудок нервно сжался, а раненое сердце где-то под реактором словно замерло в груди. Он устало и виновато потер глаза, совершенно не представляя, где взять силы, чтобы снова взглянуть на женщину, сидевшую перед ним.       — Пеппер, — пробормотал он, не зная, что должен сказать дальше.       Извинения были бессмысленны; Тони прекрасно понимал, что его невозможно простить, но в то же время боялся увидеть страх и презрение в глазах единственной женщины, которую когда-либо любил. Однако, вопреки ожиданиям, в ее взгляде не было ни страха, ни презрения, ни осуждения.       — Думаешь, это твоя вина, да? В том, что случилось с теми… заложниками?       Он с трудом сглотнул и снова ощутил во рту привкус афганского песка с примесью крови и пыли того проклятого дня, что навсегда останется в памяти позорным клеймом.       — Как ты узнала?       — Джарвис. Я спросила его, что случилось в день твоего похищения, о чем ты умолчал. И он согласился мне показать, — Пеппер смотрела влажными от подступавших слез глазами — новый удар в поврежденное сердце. — Прости, но ты буквально убиваешь себя на моих глазах, у меня просто не осталось выбора, ведь ты не хотел говорить со мной.       — А что я мог сказать? Что ошибся? Что убил детей?       И только от этих слов к горлу поднялась желчь. Тони чувствовал ее горький и едкий привкус, тяжесть в груди становилась невыносимой, было трудно дышать, он словно падал в глубокую пропасть, куда не достает даже лучик солнечного света.       — Ты никого не убивал!       Пеппер пришла в ярость. Она стояла перед ним, злая и разъяренная, и в какой-то момент он понадеялся, что она даже сможет его ударить.       А, поняв смысл услышанных слов, вдруг разразился горьким смехом.       — Значит Джарвис не показал всего.       — Он показал все, до последней секунды. И объяснил, почему это произошло. Красный череп обладал энергией Тессеракта, которой воспользовался, чтобы перенаправить пули. А потом победил тебя, пока ты был в состоянии шока.       Тони покачал головой, смех умолк, его сменило изнеможение.       — Я был высокомерен, Пеп. Считал себя непобедимым, и дети умерли по моей вине, — он снова почувствовал ком в горле, вкус соленых слез на языке, отчаяние, захлестнувшее его накануне. Вот только теперь Тони не был пьян. — Я видел, как они умирают.       Он услышал, как дыхание резко прервалось всхлипом, и лишь спустя пару мгновений понял, что этот звук исходил от Пеппер.       — Да, ты высокомерный ублюдок, который думает, что может во всем разобраться сам, и да, порой ты действительно заслуживаешь хорошего подзатыльника, чтобы вернуться в реальность. Но ведь ты тоже человек. Всем свойственно ошибаться, ты не мог знать заранее, на что способен этот убийца. И не можешь винить себя во всем, что происходит вокруг.       — Да, я могу, когда это происходит из-за меня.       Она решительно помотала головой, непоколебимо уверенная в своем решении.       — Ты не мог знать, что Шмидт обладал той силой. Быть героем не значит всегда спасать всех. Это значит бороться, чтобы спасти как можно больше людей и стоять на стороне справедливости. То, чем ты всегда занимался.       В ответ Тони тоже покачал головой, чувствуя жуткую нехватку воздуха.       — Пеппер…       Она посмотрела ему в глаза, твердо решив идти до конца.       — Я не могу представить, через что тебе пришлось пройти. И я уверена, что это было ужасно. Но твоей вины здесь нет, — Пеппер потянулась к нему, ее глаза были полны слез. А еще понимания и любви, которых он не заслуживал. — Я не позволю тебе уничтожить себя, Тони.       И эти слова стали самыми правдивыми из всего сказанного в комнате за последние пару минут. Пеппер не позволит ему утонуть в алкоголе и безмерном чувстве вины, трусливо прячась в лаборатории в ожидании конца. Она останется рядом с ним, даже если его страдания смогут ее уничтожить.       И с тех пор Тони не взял в рот ни капли.       Даже теперь, когда тотальное одиночество позволяло мыслям преследовать его в тишине, он упрямо не смотрел в сторону бара, где хранился весь алкоголь. Он провел рукой по лицу, стараясь игнорировать тяжесть в груди. Необходимо что-то сделать. Точно не ложиться спать, так как пара часов отдыха были полны кошмаров и крови. И не уходить с этажа, потому как слишком много людей жаждали его аудиенции. Он мог отправиться в мастерскую и продолжить корпеть над своим прототипом, пускай отсутствие источника магии ощутимо замедляло прогресс. Или же мог надеть костюм и улететь, чтобы позволить адреналину заполнить каждую клеточку разума.       А мог продолжить исследования Брюса, выследить бога, найти и по-быстрому отомстить. Но от одной этой мысли в груди, под реактором, что-то нервно сжималось от совершенно иных чувств.       — Мистер Старк, капитан Роджерс просит предоставить доступ на этаж.       Идеально. Как раз то, что нужно, чтобы сделать этот день незабываемым. Впрочем, рано или поздно, но им пришлось бы встретиться вновь.       Тони вздохнул, скрыв усталость за стандартным, вынужденным безразличием.       — Впусти его.       И приготовился встретиться с человеком, которого ударил два дня назад.