Пиратская колыбель

      Весь предыдущий день Иш отнюдь не валял дурака, как о том могла подумать его беспокойная мать. Вернувшийся слишком поздно, когда в таверне разошёлся народ, Иш вошёл в её комнату. Мать лежала поверх покрывала, скрыв лицо в подушке. Сил не хватило у неё даже на то, чтобы надеть ночное платье. Иш выудил из приоткрытой дверки шкафа старый плед и укрыл её. Затем уселся в кресло у окна и откинул голову. Он был голоден, но доволен прожитым днём.       Идея, которая посетила его светлую голову в тот самый миг, когда он столкнулся на улице с эльфом, начала приобретать черты теперь не только в его воображении, но и в реальности. Иш полностью разработал свой план и понял, что рисков в нём совсем ничего. Он несколько часов бродил по Бриг, встречая сорванцов на самый разный лад: грубых и дерзких, обманывающих и громко хохочущих, наконец, забитых и неуклюжих. Последние постарались применить всё своё мастерство, которое они на протяжении нескольких лет перенимали у «братьев» постарше, чтобы стащить мешочек с его пояса. Монет там практически не было, но об этом воришки никак знать не могли. Иш схватил за руку одного и лишь взглядом перепугал другого. В миг, когда оба сорванца давали дёру, Ищ ощутил свою роль — роль старого и умудрённого опытом вора, на чьи награбленные богатства посягнула рука бестолкового малолетнего.       Но вся та ребятня, что пробегала перед ним, не годилась для той важной миссии, на которую Иш решился. Когда он уже было разочаровался в поисках и уселся позади дома на перевёрнутую бочку, удача, наконец, улыбнулась ему.       Его звали Галом. Он был низкорослым и худеньким. Однако его нельзя было назвать костлявым. Галом отличался исключительно силой, которая, казалось, просто не могла зародиться в его теле. Он был угловатым, его ноги — кривыми. Когда он стоял ровно, они были похожи на колесо. В среде воришек его так и называли за глаза — Галом-колесо. Когда Галом ходил, он всегда сутулился, будто на его плечах лежали невидимые тяжёлые мешки. Его лицо всегда прикрывали жидкие волосы, грязные и засаленные настолько, что едва угадывался их природный светло-каштановый цвет. Но все знали, что и лицом этот парнишка не вышел. Уродец от рождения, он долгое время был посмешищем для всего братства воров. Воодушевление забияк, которое он подарил благодаря своему появлению, не утихало очень долго. Галом именно появился, практически из неоткуда. Просто в один прекрасный день стало на одного воришку больше. Его никто не взял в свою банду, он всегда промышлял тёмным делом в одиночестве. Нельзя было даже сказать, сколько ему лет. Он был то ли недоразвитым младенцем, который мыслил как взрослый, то ли невозможно уродливым взрослым, в котором господствовал ребёнок.       Первая их встреча случилась таким образом: Галома едва не застукали за воровством. Дело происходило в ранний час на базаре, когда народу было ещё мало и затеряться в толпе было просто невозможно. Галом попытался стащить хлеба. Тут-то его и поймали. Иш, который наблюдал за воришкой издалека и догадывался, чем закончится его попытка, буквально вырвал его из рук рассвирепевшего торговца. Тот бы просто отрубил Галому руку. Вместе они тогда едва унесли ноги.       Галом за спасение никак не поблагодарил. Он с трудом разговаривал. Сначала Иш терпеливо ждал, когда Галом свяжет хотя бы пару слов, ведь что-то он пыжился озвучить, но в итоге махнул на него рукой и убрался восвояси. Больше судьба их не сводила. В редкий день Иш наблюдал за тем, как Галом ковыляет в одном лишь ему известном направлении и украдкой оглядывается по сторонам. Никогда не думал Иш, что вспомнит об этом воришке-уродце в такой час.       Галом сидел на крыльце одного из домов. Если хозяева решат выйти, то он непременно схлопочет дверью по спине. Но Галом мало заботился этим. Он грыз желтоватый огурец. Иш подобрался к нему бесшумно, как подкрадывается сзади ветер, чтобы взлохматить волосы, и прихлопнул его по плечу.       — Без дела сидишь? — улыбаясь одними губами, а взгляд оставляя холодным и закрытым, вопросил Иш, опускаясь на корточки. — А у меня как раз появилось дельце.       Галом глянул на него из-под своей безобразной длиннющей чёлки. На первый взгляд казалось, что ничего из слов Иша он не понял. Но только Иш разобрал в молчании Галома желание слушать дальше. Может, этот вор и родился дурачком, но слушать внимательно он умел.       Уже через четверть часа они оба стояли неподалёку от оружейной. Ишу не составило труда привести Галома сюда, но идти дальше воришка никак не хотел. Он сидел на коленях, вцепившись в край стены, и хныкал, пока Иш старался поднять его.       — Тебе нужно лишь пробраться туда. Я покажу, как. Ты возьмёшь для меня кое-что и вернёшься.       Галом не соглашался. Его препирания становились визгливыми и вот-вот могли привлечь внимание не только проходящего мимо люда, но и стражей оружейной. Наконец, Галома удалось уговорить. Не смотря на свою «косолапость», он незаметно добрался до оружейной со стороны, а дальше легко влез в крохотное окошко. Его не было несколько долгих минут.       Настал обеденный час, и повеселевшие стражи отвлеклись на пару мгновений. Галом легко вылез обратно, но сначала просунул в окошко длинный, тяжеловатый, старинный меч. Иш подхватил его, и они с Галомом поспешили скрыться. Не привлекая особого внимания, они шмыгнули в темноватый проулок, где земля была сырой и холодной, и пахло тухлыми овощами.       — Вот, держи-ка, — мешочек с бренчащим содержимым Иш буквально втолкнул в руки Галома и хитро подмигнул. — Не думал же ты, что будешь делать всё задаром?       Галом сунул нос в мешочек. Его небольшие глаза блеснули. Он не сказал ничего, только поспешно развернулся и неуклюже побежал вдоль стены. Довольный Иш встал с корточек, на которых устроился снова ради воришки. На его губах играла таинственная и жестокая улыбка. Он рассмотрел меч, взвесил его и хмыкнул. Таким будет тяжеловато орудовать, ибо он даже никакими основами ближнего боя не владел. Да и мать, пускай она и пират, не очень-то хочется просить чему-то научить. Не в её годы.       А вообще, нужно ли было крупное оружие ловкому вору? Иш как раз являлся таким. Из всех горе-ситуаций он вылетал, как благословлённый, и ни разу не сталкивался со своей обворованной жертвой в поединке. Однако теперь времена менялись. Он собирался оставить Бриг, сойти с её вдоль и поперёк изученной территории и окунуться в совершенно неизведанный мир. Какой он там, за деревенской оградой? Что простирается за далёкими лесами, которые видит он, когда забирается на крышу? О новых видах Иш только мечтал, теперь же мечта его становилась всё более реальной. Ему казалось, что её тёплый и сладкий ветер уже дует в его лицо.       И чтобы окончательно сделать мечту реальной, он должен поступить подло.       Иш скрыл меч под своей длинной курткой-плащом и неспешно зашагал прочь из закоулка.       В голове у него был чёткий план, которого он собирался придерживаться, пока не обозначится последний пункт. Он стремился очистить своё имя, отдав грех неповинному, и тем самым открыть для себя врата к свободе. В мешочке он подсунул Галому свою долю украшений из шкатулки. Галом слишком глуп и слаб и, когда его поймают, он не сумеет оправдаться. Эльфы приведут его к бургомистру, как виновника всему, и уберутся восвояси. Бриг вздохнёт свободно, переполох уляжется, и он, Иш, уйдёт отсюда. И даже любовь к матери не воспрепятствует ему.       Иш вернулся в «Толстяка» под утро. Стены таверны к тому часу перестали скрипеть от лихого количества посетителей. Пробравшись сквозь грязно-жёлтый свет, который смешивался со свежим утренним, и сдвинутые столы, Иш взлетел по лестнице. Он собирался к матери, чтобы, наконец, дать ей знать о своём возвращении. Но в комнате не обнаружил её. Стояла хорошо заправленная кровать, прямо указывающая на то, что Блейн не приходила на отдых. Тогда где же она? Иш осторожно вышел и затворил дверь. Половницы, скрипевшие под ногами людей, молчали под ним. Он продвинулся вдоль стены, надеясь, что ни из какой левой двери не выглянет заспанная морда, и показался из-за косяка. До него доносились очень тихие, почти неразличимые голоса, которые Иш всё-таки сумел разобрать. Разговаривающие стояли на балконе, в мутном предутреннем сиянии.       Мать он узнал тут же, пускай и стояла она спиной. Распушённые кудри Блейн чуть шевелились, а интонации голоса из спокойных переходили в насмешливые. Будто она совсем не устала за суматошную ночь. Или же со своим собеседником забывала про усталость. Именно собеседника-то её Иш пытался припомнить. Когда это случилось, Иш ощутил, как его тело слабеет против его воли. Он привалился к стене полностью, в этот ледяной для себя миг не заботясь о незаметности, и расслышал странные речи:       — Ты останешься тут до самого конца?       — Думаю, да. Я умею привыкать быстро, но больше мне не хочется заниматься этим. Бриг — лучшее место для меня.       — Даже если у тебя появится возможность уйти туда, где будет ещё лучше, ты?..       — И что это за место такое? Я догадываюсь.       Мать улыбалась, Иш чуял её улыбку, косую и устало-насмешливую. Халдир отвернулся на секунду, осознавая, какими ничтожным иллюзиями были пропитаны его слова и как смешно они прозвучали.       — Я мог бы это сделать, — всё-таки упорно, с силой и серьёзностью сказал эльф негромко, — смог бы, Анора-Милл, потому что воды в реке никогда не стоят, а несутся вдаль, меняясь: охлаждаясь и согреваясь.       — Я знаю, — шепнула Блейн и снова улыбнулась.       У Иша встал ком в горле. Он резко выпрямился и ушёл.       Ушёл, чтобы возникнуть вновь, когда мать в одиночестве возвращалась в комнату. Блейн вздрогнула, когда окутанная тёмным, фигура сына поднялась к ней с кровати.       — Решил вернуться? Неужели. — Теперь никаких спокойствия и весёлости в голосе. Только укор. — Когда же ты станешь хоть как-то извещать меня о своих долгих прогулках?..       — Ты не испытываешь к эльфам злости?       Опустившаяся на стул перед зеркалом и взявшаяся за гребень, мать замерла. В отражении она разглядела направленные на неё мрачные и задумчивые глаза сына. Он стоял позади.       — Почему ты спрашиваешь? Они редкие гости в Бриг. Но, когда появляются, ведут себя приличнее всех. Поверь, я знаю, что говорю. Так что как подавальщице мне на них зла держать не нужно.       — Я не об этом, — ещё холоднее пресёк Иш, — ты понимаешь, о чём я.       Тогда мать отложила гребень и обернулась. Её взгляд был острее, чем у него. Иш спасовал внутренне, но не показал этого.       — Разве ты не злишься на них за то, что они сделали с тобой? За то, что ты больше не покоряешь моря, а сидишь здесь. Ты не зла?       — Моя злость давно не более, чем пепел, Иш. Я смирилась.       — А я не желаю такого! — он внезапно шагнул в тёмный угол, где замер и откуда донёсся его напряжённый голос: — Кто такая Анора-Милл? Что имел в виду тот эльф? О каком месте он говорил? О чём говорили вы оба?       — Так это была твоя тень… Тебя я видела? — мать странно повела плечами и отвернулась. — Моё имя Анора-Милл, Иш. Имя, от которого я отреклась, и тебе не нужно говорить, почему.       — Почему я этого не знал? — Иш размашистым бесшумным шагом подошёл к окну, куда уставился, гневно поджимая губы. — Почему ты скрываешь от меня такие вещи?       — Я не люблю поднимать прошлое.       — А с тем эльфом, значит, решила поднять? Откуда ты его знаешь?       — Он уже бывал здесь, в Бриг, — легко солгала Блейн, но всё-таки ощутила, как Иш поверил ей только наполовину. — Он был здесь в те времена, когда я ещё могла зваться пиратом.       — И ты была в его лесу? Эльфы сидят по лесам?       — Была. — Сурово. — Очень давно.       — Да, очень, — презрительно фыркнул Иш и нервно дёрнул за штору, — а может быть, — его пальцы перебирали тряпичные складки, — среди тех эльфов, которые внизу сейчас и которые прибывали сюда ещё в твои пиратские времена… Тот, для кого я могу называться сыном? Может, это тот самый эльф и есть, а? — и впился острым зрачком, ощутимым настолько, будто он светился в полумраке.       Блейн окаменела. Сын пальнул наугад, из злости, из надменности, из которой частично складывалась его натура, но и предположить не мог, как близко он подобрался к цели. Блейн ощутила, как задрожали колени. Однако она сумела скрутить себя, на миг сжать зубы и выровнять дыхание.       — Глупости. Ты говоришь немыслимые глупости, Иш. Я хочу, чтобы ты отправился спать.       — Я в этом не нуждаюсь, — снова отвернулся к окну, хищно всматриваясь в мельтешение человеческих голов размером с бусины, плавающий внизу. — Я же полукровка. Наполовину человек, наполовину остроухий. Как они. И это мерзко.       Блейн вздрогнула, когда громыхнул стул и прошкрябал ножками по стёршемуся полу. Иш и сам не понял, как запнулся. Возможно, его занесло. Нервы шалили, оголились до предела. Его душила невысказанная пара-тройка слов, которые он никогда бы не озвучил матери. Но он винил её. В эту самую минуту. Винил за то, что она не подарила, а обрекла его на столь унизительное существование. В единый миг он позабыл о способностях своего тела и своих чувств, которые превосходили человеческие, и возненавидел себя.       Иш уже собирался выйти, когда голос матери, задетой и будто охладевшей ко всему, замедлил его:       — Твои слова мерзки, Иш. Ты не осознаёшь силы полученных даров. Я понимаю, что тебе тяжело. Но так будет продолжаться не всегда.       — Откуда тебе знать?! — вскрикнул он. — Ты-то человек! В тебе нет примеси крови презирающего каждую тварь под солнцем народа! В тебе не борются две сущности подряд, стараясь отхватить от тебя кусок побольше!       Он вылетел из комнаты, как израненный, всклоченный настолько, что кто-то со стороны мог бы решить, будто его поколотили. И едва не напоролся на высокую статую, успевшую отпрянуть в последний момент. Иш вскинул голову. На него пали два тяжелых пятна — глаза эльфа, глубокие и тёмные, как штормовое небо, и в них не угадывалась нежная синева. У Иша закружилась голова. Жёсткий эффект неожиданности. Удар под дых.       Он не был готов столкнуться с этим эльфом в этот момент.       — Юноша, — произнёс Халдир, впрочем, не зная, что говорить дальше.       — Эльф, — на тон презрительнее, со смешком вернул ему Иш и оборотился к матери, не видя иного выхода своему яду, вскипевшему от обиды.       Блейн стояла всё такая же оцепенелая и холодная.       — Я уйду, — затравленно шепнул Иш, потемневший, с враз заострившимся лицом, — уйду, слышишь? Может, так будет правильно?       — Иш!.. — сдавленно вырвалось из груди Блейн.       Она даже качнулась вперёд, готовая вытянуть руку, чтобы схватить его, но обожглась о взгляд Халдира. Неопределённый, но сравнимый с тяжестью каменной плиты, въедливый и жутко цепкий. Ещё более неясным взглядом он проводил Иша, который намеренно громко стучал сапогами; от такой ходьбы хвост на его затылке качался, как белая метёлка.       Блейн шагнула назад в комнату, где коридорный свет не мог взаимодействовать с ней и облеплять желтыми кругами её тело, оголённые по локоть смугловатые руки и шею, полуприкрытую распавшимися кудрями. В темноте она могла бы утаиться от эльфа, который убивал своим молчанием. Его глаз не получалось избежать. Блейн наткнулась на сдвинутый Ишом стул и осталась около него. Дальше ноги идти отказывались. Блейн думала о сыне и его словах, которые, страшно признаться, слишком ощутимую рано нанесли её сердцу. Уйдёт?.. Куда уйдёт?.. И Халдир, который всё ещё молчал. Отчего молчит? Что-то понял? О чём-то догадался? Он пытал, выискивал ищейкой в её лице намёки о собственных мыслях. Но он ничего не мог знать наверняка. А предложения всегда можно свести на нет. Запутать. Дать иное объяснение. Блейн стояла обездвижено, но готовилась отвечать на самые сложные вопросы. Чувствовала боль, тянущую, ленивую и будто бы ненастоящую. А потом поняла — правда рвётся изнутри сама и рвётся так, что разрывает всякие оковы.       Наверное, Блейн и впрямь сказала всё как есть, если бы в это мгновение Халдир не ушёл — просто бесшумно сместился, и стена поглотила его образ.       Блейн тяжело, как настоящая старуха, опустилась на скрипнувший стул. Зачем же Халдир шёл к ней?.. Она скрыла лицо в ладонях. Зачем?..       Как брошенный пёс, Иш пробродил в округе, а затем вернулся в «Толстяка». Ни безлунная ночь, окружённая тусклым светом фонарей, ни целый мир не принимали его. Он вышел из гармонии, какую умел наводить в себе, а потому перестал быть способным влиться во что-то вокруг себя. Сделался частицей, которую отвергло целое.       Сквозь тесные неуклюжие тела он протиснулся к единственному столику, за который сцепился с каким-то пьяницей с большими пятнами на льняной, вывалившейся из-за пояса рубахой.       — А ну катись отсюда, покуда целый!.. — мужик махнул рукой, думая, что схватит Иша за ворот, и тут же коротко взвизгнул, как свинья, когда конечность оказалась вдавленной в край стола.       — Брысь отсюда сам, — прошипел Иш.       Мужик вдруг продрал глаза, жиденькие волосёнки по краям над ушами у него привстали. Мужик увидел перед собой эльфа, самого настоящего эльфа, от которого невыносимо смердело смертельной сталью и огненным оперением стрел, и собственная очень возможная кончина предстала перед ним. Мужик икнул, заботливо прижал руку к груди и, запинаясь и оглядываясь, исчез в запахах пота и в взрывах хохота.       Иш и сам понял, как подействовал на мужика. Во влажном отражении его глаз он увидел себя — остроносого, тонкого, как прут бузины, и высокомерного, ледяного до хищничества, до смертоносного блеска, звона… Замычав раненым зверем, пускай этот звук и потонул в череде более громких, Иш уронил голову на стол и закрылся руками. Не видеть бы и не слышать. Не чувствовать и не дышать. Он не думал ни о Галоме, ни о своих планах, ни о шкатулке. Зато думал об эльфах, чьей дух витал рядом с ним и раздражал. Думал о матери, такой безвольной и ничтожной, не способной отречься от прошлого, хотя сама она и утверждала недавно, что «не любит поднимать его». Ишу казалось, что он более не может верить ей, как прежде. Ранее он думал, что они живут в одном мире, как два изгоя, для которых никогда не найдётся тропы к сердцам остальных. А теперь осознал, как ошибался. Всё это время их миры разнились. Мать жила в своём, в котором не принимала прошлое о пиратстве, но в котором ещё оставалось место для эльфов, а он, Иш, её полукровка-сын, её якорь, жил в своём. В мире, где не могло быть места ни для кого. Теперь он это понял. В его мире был только он и его дороги, по которым в скором времени он надеялся пройтись.       Подтянувшийся, приподнявший голову ровно настолько, чтобы из-под свисающей, чёлки следить за клиентами, он закостенел, как змей. Очень странно зашевелились широкие спины. Люди подтягивали под собой табуреты и кого-то пропускали. Иш медленно распрямился и странно поджал губы, когда к его столу приблизилась девушка. Обыкновенные блики надоевших светильников стали очаровательными блёстками в её волосах, распущенных и волнистых, но убранных у висков в косы; глаза глядели спокойно, но вроде как весело, губы улыбались приветливо и мягко.       Не спрашивая, Льяна выволокла из-под стола табурет, какой ранее Иш не заметил, и села напротив, сложив руки. Вот только не смогла бы она с уверенностью ответить, рад ли ей Иш.       — Как твои дела, воришка? — быстро вопросила она и улыбнулась шире.       Иш опасливо покосился ей за спину. Может, она пришла разыграть его? Поблизости вполне мог быть тот самый Румил, который на него зуб точил. Будто прочитав мысли на бледноватом лбу, Льяна вздохнула:       — Я одна. Здесь, с тобой. Румил и Орофин в другом конце зала. А может быть, вообще прогуляться отправились. Им, знаешь, не очень нравится здесь.       — Так почему бы им не убраться отсюда? — резко вопросил Иш, который в самом начале беседы отклонился назад, уперевшись рукой в ребро стола и высокомерно откинув голову. — Им всем? Никто же их тут не держит.       Льяна опешила на секунду и растерянно улыбнулась.       — Они же стараются выполнить просьбу вашего бургомистра. Они никогда не уедут с невыполненным обещанием, потому что не позволит честь.       — Надо же, — без веселья хохотнул Иш и прильнул к столу. Его табурет со стуком опустил ножку. — Честь. Как много звона в этом слове. Вы все такие?       — Какие? Не понимаю тебя.       — Такие… Правильные, — выплюнул он, — слишком возвышенные, чтобы спускаться до кого-то. Надменные и равнодушные.       — Какие глупости ты говоришь, — Льяна свела светлые брови. Не хотелось ей вести такие разговоры. — Мы совсем не такие. О каких эльфах ты говоришь? Разве такие существуют?       В лице Иша что-то нервно дёрнулось, будто слова Льяны щёлкнули его по носу. Он вымотанно, разочарованно уставился на девушку исподлобья.       — Вы все такие.       — Глупости, — не менее упёрто повторила Льяна и усмехнулась, просто и воздушно, словно не в вонючей таверне сидела, а где-то на солнечной опушке. — Где таких эльфов ты видел, воришка Иш? Мы никогда не оставляем в беде тех, кто просит нас о помощи. Разве наше слово бургомистру не доказательство тому?       Избегая её слишком внимательных и ярких глаз, Иш отворотился. Мрачный, он ещё и сидел в затемнении, за кем-то следя.       — Бывало, видел, — сухо сказал он, пока его зрачки прошивали одну мужскую фигуру, — невыносимые, смотрящие так, словно ты ничтожная тварь, насекомое… И они никому не помогали.       — Может быть, это был кто-то из знати, — неуверенно предположила Льяна и тут же: — Да, однозначно, из знати! Такие действительно могут держаться холодно. Но не более. Иш?       — Уходи, — обернул он к ней жестокое лицо, — оставь меня, эльфийская девчонка.       Льяна мгновенно покраснела. Не то от возмущения, не то от смущения, не то от изумления. Все три чувства слились в одно и проступили яркими пятнами на её щеках. Когда Иш с невыразимой ненавистью добавил: «Не хочу знаться с эльфами», обескураженная эльфийка вскочила на ноги.       — Какой же ты!.. О Валар, какой ты отвратительный!       «Да, отвратительный, — злобно кусал Иш губу, — потому что во мне есть эльфийская кровь!»       В эту секунду он хотел услышать от Льяны самые жестокие слова, которые стали бы отражением его собственных чувств, но девушка ушла, пару раз стукнув каблучками сапог.       Оставшись наедине с собой, Иш вернулся к слежке: эльф, которого лично знала его мать, стоял у стойки. К нему доверительно склонялась хозяйская головка с искрящейся потом лысиной. Хозяин шептал быстро, потому что в его кружках пенилось свежее пиво и к нему тянулся десяток волосатых рук. Когда узнал всё желаемое, эльф положил нечто блестящее перед хозяином, что тот тотчас сунул в карман. Монета. Большая, красивая. Иш фыркнул и сгорбился.       «Эльфы… Глупо было думать, что они бедняки. Проще поверить в сказки об орках, которые носят цветочные носки!»       Иш замер, когда его отчего-то слишком сильно поразила мысль: его отец тогда тоже был богат. Чего уж там, его папаша и сейчас точно жив, а значит, точно богат. Живёт припеваючи. Знать ничего не знает про женщину, которую бросил влачить жизнь в полунищете и вечно обслуживать ненасытных пьянчуг.       Кожа на его кулаках заскрипела — вот-вот лопнет! — и какой-то из этих «пьянчуг» вдруг хлопнул его по плечу с простецким обращением и поставил на его стол кружку. Пиво плеснуло, заискрившись на свету.       Иш выпил залпом, хотя терпеть не мог пивной запах, и вытер рот рукавом куртки. Когда эльф отошёл от стойки, Иш стремительно поднялся и постарался его нагнать, однако помешали люди: пьяные, буйные мужики и разгульные, громкие женщины. Иш, наконец, выбрался на улицу, но эльфа и след простыл.