Замысел жрецов был разоблачен, И Архонт решительно приступил К наведению порядка. Поскольку лишь божественный гнев мог последовать оттуда, Куда ушли семеро предателей. Песнь Тишины 3:13
Утро выдалось душным. Первые лучи солнца забрали пламя, а вместе с ним и яркость тонов. Все краски столицы поблекли и потрескались, рискуя обнажить неприглядный нижний слой — задыхающегося, умирающего от извечной жажды уродливого великана. Минратос. Он был прекрасен лишь в дождь, когда небесная влага размывала грязь и прогоняла с улиц толпы горожан. Тогда он, агат в короне Тевинтера, сиял чистотой и силой, переливался в прозрачных каплях, вознося хвалу Красоте. В остальное же время… Как ни забавно, но величайший из городов Империи портили его собственные размеры. Столица росла со дня основания. Этот рост, давно уже болезненный и ненужный, продолжался поныне, все больше искажая столь приятные от начала черты. Стальные кости ржавели под гниющей мраморной плотью дворцов и башен. Все крупные городские постройки источали едва уловимый тошнотворно-сладкий запах, не отступивший даже перед вонью гари. По сухой, изошедшей трещинами коже мостовых сновали незримые паразиты. Каналы городских вен несли порченую кровь и желчь. А изъеденные лириумом легкие все пытались пропускать через себя воздух. День за днем, год за годом Минратос забывал Уртемиэля. Круг Строителей это прекрасно понимал, но ничего не делал. Дождь не шел с той самой ночи. Тогда промокшая до нитки предательница Красоты спешила оказаться под сводами Агатового дворца. Теперь же Адриана скучала по дождю, по предчувствию грозы и тревожному пению птиц. По близости к вечному и мигу абсолютного отчаянья, когда черная каменная крошка обернулась прозрачными ледяными каплями. В жару у нее неизменно болела голова. А тенистые сады ее темницы с каждым мигом ускользали все дальше. Звенящей цепочкой, насмешливой змейкой, принесшей на хвосте распоряжение — явиться на полуденное заседание Магистерия. Никаких объяснений и деталей к нему не прилагалось. Она невольно напряглась всем телом, когда за обитыми медью стенами паланкина послышался приближающийся шум. Уже долгие две недели Минратос сгорал в кровавом беспокойстве. Вести о нападениях на жрецов, порче святынь и редких пока призывах разрушить все, связанное со столь подозрительно исчезнувшими Семерыми, стали кузнечными мехами. Раздутая ими смута — трепещущий огонек тонкой храмовой свечи — постепенно обращалась пожарищем. И Адриану действительно пугало, чем оно рисковало стать ввиду недавних событий. Когорта легиона Эшта-Ран, введенная в столицу накануне Фуналиса, не справлялась. Разомлевшие в праздничной неге солдаты едва успевали смирять возникавшие то тут, то там искры мятежей. Под их эфемерным напором гнев народа то гас, то обжигал пуще прежнего. Кордоны, должные сдержать порывы бунтовщиков в городской черте, только распаляли недовольство масс. Площадь Дариния, сейчас едва видимая сквозь крохотное решетчатое окошко, всегда напоминала муравейник. Десятки и сотни муравьев ежедневно толпились на ее ступенях и балюстрадах, погруженные в свои суетные заботы. Не было иначе и сейчас, только прежде деловитые горожане с той же суетностью и азартом калечили и убивали друг друга. У ног статуи первого Архонта сцепились двое мужчин. Один из них, высокий и крепкий, прижал своего худощавого соперника к полам каменной мантии и со всей силы надавил на череп. Адриане почудился треск ломающейся кости у самого уха. Группа юношей в лохмотьях завалила девицу-послушницу храма Тота на скамью у фонтана. Та не растерялась и подожгла рубища мерзавцев. Запах горящей плоти увяз в прогретом воздухе. Вокруг разносились грубые ругательства, полыхали очаги пламени, визжали от ужаса бессчетные голоса и проливалась кровь. Много крови. Сила начала прожигать вены изнутри, требуя выпустить себя из плена плоти, влить в общий поток. Стало сложно дышать. Знакомый фасад здания Амбассадории сверкнул спасительным маяком. Еще немного. Вытерпеть еще несколько минут этой пытки, и она достигнет Сената. Украшенные безличными образами жителей Кэл Шарока двери Амбассадории неожиданно широко отворились, выпуская на площадь с десяток недовольных акционеров и их личную стражу. Знатные гномы молча застыли на сероватых ступенях, оценивая ситуацию. Охрана вскинула арбалеты, готовясь отражать нападки толпы. Паланкин Адрианы преодолел чуть меньше половины улицы, когда из-за спин стражников показался рыжебородый гном в красном. Он взошел по ступеням навстречу люду, поднял руки над головой, привлекая к себе как можно большее внимание, и заговорил громким гнусавым голосом: — Люди Минратоса, мы прекрасно понимаем ваше беспокойство сложившейся ситуацией. Вопросы вашей веры должны быть решены, а виновные в их возникновении должны быть наказаны. Однако во имя собственного благополучия вам следует понять, что беспорядки на улицах и блокада столичной жизни никак не ускорит их разрешения. Сейчас все вы должны сплотиться и поддерживать порядок. Потому… Речь рыжебородого прервал брошенный из толпы камень, угодивший ему в глаз. Гном протяжно взвыл и пополз было к ступеням, но оказался схвачен за ноги и утащен звереющими горожанами. Еще больше крови. Не в силах более наблюдать за происходящим, Адриана закрыла металлическую створку и откинулась на мягкие подушки. Над ее головой неспешно вращалась морозная сфера — источник света, воздуха и спасительной прохлады в ящике, созданном для защиты, но, увы, не комфорта. Чародейский лед окрашивал дерево в спокойный песочный цвет. Это напоминало о Кварине. О безмятежном и ленивом быте родного дома. «О том, как Ранвий предлагал тебе отбросить мысли о вечном и вернуться к родителям». Блик сферы осветил почти что плотную фигуру Лерноуда. Дух с легкостью устроился в относительно небольшом пространстве паланкина и выглядел непринужденно. Разве что лириумные глаза расплывались дымкой. — Тебе не страшно? — спросил он, показательно прижимаясь ухом к стенке. — Ты, как-никак, жрица. А люди снаружи вроде бы не в восторге от вас. — А еще от гномов Амбассадории, — безразлично заметила Адриана. — Чиновников, торговцев, магов-альтус и их рабов. Толпа не думает над тем, имеют ли жертвы отношение к храмам, Лерноуд. Ей просто нужны виноватые. Цель перед глазами, хоть чем-то похожая на тех, кто виновен в молчании богов — но доступнее, живее. Это — страх. Поддаваться ему — значит соглашаться с бунтовщиками. — Хорошо. Постарайся так же держать лицо перед магистрами. И может быть, этот день мы переживем. Она не ответила. Выпрямилась и прислушалась к звукам за пределами носилок. Крики, вой, стоны, лязг зубцов арбалета, хруст костей, каменной крошки, треск дерева и рвущейся ткани — все стихло. Но рабы не сбавляли шаг, все так же спешили доставить свою госпожу в безопасный Сенат. По расчетам Адрианы они должны были уже добраться до места. Вдруг равномерное движение прекратилось. Паланкин качнуло один раз, второй. Ощущение падения было болезненным и быстрым. Сфера лопнула, погрузив их с Лерноудом в темноту. Адриана с усилием поднялась, разбрасывая подушки и путаясь в ткани одеяний. Потянулась обожженной холодными осколками рукой к окну. Створка сдвинулась в сторону, вновь открывая взору площадь Архонта Дариния. Ступени Амбассадории, оставшиеся чуть позади, были залиты кровью. Гномы застыли гротескными скульптурами на сером камне. Большая часть толпы теперь ломилась в двери, наваливаясь на лица-барельефы, душа друг друга весом собственных тел. Но больше не кричали, не бесновались. Другая, куда меньшая группа, обступила плотным полукругом свалившийся на землю паланкин. У них были гномьи арбалеты. Прежде чем Адриана успела среагировать, Лерноуд резко отдернул ее от окна к противоположной стенке. Металлический наконечник болта глубоко вошел в решетку. Обдумывать возможные последствия, впрочем, как и план отступления, времени не было. Действовать. Бежать. Сенат был уже близко, но выстрел мог легко сбить с ног. Или хуже. Дверца, поддаваясь едва ощутимому давлению пальцев, отворилась, выпуская жрицу на липкую мощеную улицу. Рабы лежали по обе стороны от выхода. Еще теплые, наполненные силой. Она присела и обмакнула ладонь в кровь. Спешно вывела в воздухе знаки. Красные шипы как-то неторопливо, осторожно выросли из множества тягучих ручейков, переплелись, окружая паланкин влажной, пахнущей железом проволокой — и даря бесценные мгновения на побег. Раскаленный воздух обжигал легкие. На губах моментально запеклась серой коркой дорожная пыль. Попытки удержать ритм дыхания одна за одной терпели неудачу. Саднило обмороженную руку. Солнце давило на лоб, на глаза, не позволяя сфокусировать взгляд на здании Сената впереди. Десяток шагов, другой, третий… Пропитавшийся кровью хитон предательски обвил лодыжки, стягивая ноги вместе. Сдавленно вскрикнув, Адриана ничком повалилась на брусчатку. Лицо обдало смрадом. На расстоянии ладони от жрицы лежал с проломленным черепом сопорати — булочник или уличный торговец — вышедший на работу в этот крайне неудачный день. Тучное тело уже начинало разлагаться под палящими лучами. Адриана заскребла здоровой рукой по земле, пытаясь отползти подальше. Лицо мертвеца, напряженное, перекошенное от боли, опухшее еще при жизни, ничем не напоминало спокойные, одухотворенные маски приносимых в жертву рабов. Тех смерть застигала по расписанию, как положено. Они были готовы умереть. Здесь же смерть была внезапной, вездесущей. Избежать ее не могла даже Адриана Альвиния. Смирение, темное и вязкое, разлилось под ней смоляной лужей и тут же воспылало. Жар обдал ободранные локти и прошел дальше по предплечью, больно обжег плечи, а затем… …оторвал от земли. Жар… горячие, огромные руки гнома еще раз встряхнули жрицу. Гном говорил что-то, должно быть нечто важное, на что Адриана бездумно кивала, как заводная игрушка из Кэл Шарока. В ушах тошнотворный звон слился воедино с мелодией арфы. Перед глазами предстала странная картина. Хрустальные башни в безоблачном и беззвездном небе. Темнота и холод, но лишенные и снега, и льда. Пустая зала титанического дворца, чей размер вопреки здравому мышлению не нарушал гармонии в самом себе. А в центре зала, у сияющей лунным светом рамы сидел Архитектор Красоты. Изящные пальцы верховного жреца перебирали струны. Невесомые, незримые касания — но инструмент подчинялся. Музыка плыла, тянулась к ней, подобно тому, как дитя стремится в объятия матери. Она сделала шаг навстречу. — Адриана, — Ранвий мягко улыбнулся ей. — Приди в себя. Щека загорелась болью от удара. Нестерпимый жар, забытый на миг видения, вернулся, с двукратной силой пропекая голову. Пропала музыка и образы, недолжные волновать даже величайших из мечтателей, когда жизнь повисла на единственной струне. Вновь был Минратос. Горящий, изнывающий от неестественного зноя. Ужасная реальность. И группа гномов, с интересом и беспокойством рассматривающая ее. Далеко за их спинами введенные в город войска теснили бунтовщиков с площади. Жрица коснулась горящей щеки. Скривилась от царапины на скуле. И глубоко вдохнула. — Вы как? — чуть помедлив, спросил, возможно, уже не в первый раз, гном с золотым кольцом в нижней губе. — Думаю, что… — она приняла из рук гнома простой платок. Вытерла кровь с губ и скулы. — Благодарю. Думаю, что со мной все много лучше, чем могло быть. Вы спасли меня. Гном кратко кивнул. — Не стоит благодарности. Если бы не ваш разбитый паланкин и заклинание, мы бы попали в засаду этих безумцев. Так что это мы выражаем благодарность от лица Амбассадора… — Галврик! — знакомый высокий голос окончательно вывел Адриану из оцепенения. Бесцеремонно растолкав сопровождавших ее мужчин, подбирая полы светлого хитона, к ней приблизилась невысокая девушка. Хорошо знакомая, совершенно точно не представлявшая опасности. Гном с золотым кольцом в губе, Галврик, поклонился, отступил в сторону на три шага и застыл на месте. — Имилия. Приветствую, — едва слышно поприветствовала Адриана. Горло еще болело. Язык высох. Угольная радужка Амбассадора посветлела на тон. Имилия бросилась к ней, заключила в объятия, касаясь макушкой саднящей щеки. Но так же быстро отстранилась и влепила подруге еще одну пощечину. Адриана вскрикнула, хватаясь за лицо. — Ты что устроила?! — крик подруги больно ударил по ушам. — Чары крови! Посреди площади! В десятках шагов от Амбассадории и Сената! О чем ты думала?! — Я защищалась. — Похвально. Спасибо, что выжила! Но это, — кивнула она в сторону покрывшихся коростой «шипов», — придется объяснять. И кто этим займется? Адриана опустила взгляд. Поджала губы, как нашкодивший ребенок. Потерла щеку. — Я отвечу сама, Имилия. Уголь и сталь вернулись во взгляд. Имилия плотно сжала кулаки, пытаясь сдержать порыв. Получилось. Она с усилием приподняла уголки пухлых губ. Нехорошо. Озлобленно. — Твой дядя из кожи и сана вон лезет, пытаясь вытащить тебя, уберечь от того кошмара, в который ты влезла. Все, о чем он просит — не погружайся еще глубже. Стыд. Ужасное чувство, всегда захлестывающее с головой, не оставляющее и шанса всплыть на поверхность. Только вниз, к морским тварям из особо древних эльфийских легенд о богине Гилан'найн. Адриане было стыдно. Действительно, о чем она думала? Пыталась спастись от верной гибели. Но зачем же так? Можно было применить заклятье массового паралича. Оно простое. Не требует особых усилий, в отличие от сотворенного ею. И не несет жертв. Но жрице было страшно. Жестокость в состоянии паники. Не самый здоровый признак. — Я сделаю, как скажет Лукан. Имилия удовлетворенно хмыкнула. Приобняла за плечи и повела в сторону своих носилок. — Тебе надо привести себя в порядок, дорогая. А у меня, кажется, есть в запасе целительный эликсир.***
Магистерий хорошо помнил дебаты Гая Ранвия и Корделии Иллесты. Оба магистра еще не перешагнули порог того возраста, когда опыт застилает глаза и разум пеленой предрассудков, самолюбования и уныния, оттесняя здравость суждений за грань сознания. Потому в речах еще было место сомнению, согласию, неуловимой мечтательности. Равные в силе и знании, величественные и опасные, Голоса Богов Красоты и Тайны уважали друг друга. Их дискуссии были искусством, музыкой, столь гармоничной, что это не могло не восхищать. Оппоненты выслушивали замечания друг друга, играли аргументами, не спеша нанести тот единственный удар в шаткий фундамент, казалось бы, нерушимой статуи правоты. И не всегда столь была важна победа, исполнение финальной партии, сколь сам процесс игры. Жрецы, занявшие их места, отличались. Акций Партениан из Круга Строителей был еще юн. Горячая кровь едва перестала опалять вены изнутри, вместе с ней чуть охладело упорство, давая разглядеть средь золы то, чем обладал далеко не каждый служитель Уртемиэля. Партениан не был мечтателем. Он не искал причудливые формы подлинного изящества в быстро таявших звездах, не слушал шум волны, пытаясь перевести ее бушующую ярость в звучание инструмента, не любовался изгибом пространства и времени под плетью Тени. Нет, этот спокойный юноша приспосабливался к несовершенству реального мира. Ловил звезды с изменчивого небосклона в металлические астрариумы, строил дамбы, чтобы сдержать волну, мимикрировал под фантазии Тени. Не боялся заводить врагов, исследовал их слабости на себе и всегда побеждал. Теперь, в очередной раз подгадав момент и сыграв свою роль при Ранвии, он стал Архитектором Красоты. Новая Прорицательница Тайны, Савилия Гнея Эртеция, оказалась за порогом не менее пяти лет назад. Суровая и холодная, как южные зимы, прагматичная, стойкая — она олицетворяла собой надежду Ищущих пережить захлестнувший Минратос пламенный шторм. Вечно вторая, незримая тень деятельной и беспокойной Корделии Иллесты, она привыкла защищать свой Круг. Неприкосновенность Храма Тайны стояла для Эртеции выше собственных интересов, желаний светской власти и так часто затмевала собой волю ее богини. Вне всяких сомнений, ее ответом на прямую угрозу явилась бы атака. Бескровная, лишенная уродства. Атака словом, а не мечом. Знания тысячелетий давали ей необъятные возможности. Опыт принуждал к осторожности. В отличие от Иллесты, ей было что терять. Ночной пожар столкнул верховных жрецов лбами. Пока горели результаты вековых скитаний по эльфийским руинам и споров в душных кабинетах. Пока дым душил не успевших выбраться из здания жрецов. Пока рабы безуспешно пытались потушить пламя — Савилия искала виноватых. Ей понадобилось чуть больше половины дня, чтобы обвинить в масштабах пожара Круг Строителей. У Акция ушел примерно час на то, чтобы ответить нападением. Магистерий собирался в третий раз за десять часов. Беспорядки на улицах столицы только больше раскаляли и без того не самую спокойную обстановку. Эта сессия продолжалась уже порядка сорока минут. И всем в зале был необходим перерыв. Потому что вода в кувшинах была давно выпита, охлаждающие плетения потихоньку таяли на стенах, а запах потеющих тел становился невыносимым. И все же Савилия Гнея не прекращала подвергать мучениям… — …почтенное собрание. На основании приведенных выше доказательств вы могли убедиться — если бы не халатность, допущенная Кругом Строителей при расширении архивных помещений и укреплении несущих конструкций, обвала на нижних этажах не произошло бы и их можно было бы с легкостью изолировать от прочих помещений библиотеки. Было также установлено, что магические кристаллы, рекомендованные лично магистром Партенианом, в качестве альтернативного источника света, и явились причиной возгорания. — Однако независимая экспертиза показала обратное, моя леди Прорицательница, — уверенно ответил Архитектор. — К настоящему моменту было доказано, что кристаллы, как и любая технология древнего Элвенана, питаются энергиями Тени. В их структуре нет ничего, что могло бы привести к малейшей реакции. Разве что служители всеведающей Разикале намеренно прибегли к помощи силы трения. Из зала послышались одобрительные смешки. Эртеция поморщилась. Было заметно, как дрожат ее тонкие губы и как взгляд мечется по бумагам, раскинутым на широкой агатовой трибуне. Она искала контраргумент, возможность обратить колкость Партениана против него. Акций среагировал на мгновение быстрее, продолжив свою речь: — На основании предложенных доказательств следует поставить другой вопрос: что могло повлечь за собой возгорание? Если Круг Ищущих соблюдал все предписания по эксплуатации здания, пожар представляется крайне нереализуемой случайностью. А это значит, что имели место определенные нарушения. К примеру, применение заклинаний стихийного спектра в опасной близости от воспламеняемых объектов. Я далек от мысли, что господа архивариусы в свободное от работы время решили практиковаться в метании огненных шаров, но более убедительных идей у меня нет. Разве что… — он картинно возвел глаза к потолку, будто пытаясь собраться с мыслями, — забытая по неосторожности свеча? В таком случае вопрос о халатности надлежит задать вам. — Вам прекрасно известно, магистр Партениан, что Ищущие соблюдали запрет на использование свечей в архивных помещениях. — Вы действительно можете утверждать, что запрет означает отсутствие возможности? — на лице и в позе Архитектора читалась издевательская насмешка. Он не уважал своего оппонента, не думал давать Прорицательнице фору. Акций Партениан сжимал ее в змеиных кольцах. — В таком случае я завидую вашей смелости, моя леди. Но желаю — смею думать, как и все присутствующие — обнажить остов этой тайны. Если не кристаллы, не свечи, не архивариус с огненным бичом в руке, то что еще могло поджечь Великую Библиотеку? И какие еще у вас остались доказательства виновности моего Круга? И так они вернулись к исходной точке полемики. Старые обвинения облеклись в новые слова, были сказаны чуть громче, чем прежде. Очевидно в надежде, что на этот раз Магистерий услышит и примет к сведенью. «Как маленькие дети, — размышлял Лукан Альвиний, постукивая пальцами по спинке трона. — Обидчивые, капризные, достаточно сильные, чтобы не оставить камня на камне от родительского дома. А воспитатель исчез в богами забытых руинах». Вне всяких сомнений, Сетий Амладарис поступил с ними жестоко. Неоправданно и несвоевременно. Как рассказывали, он лишился рассудка, пытался занять место самого Думата, проникнув в Золотой Город. Прочие жрецы поддержали его, бросили вызов богам и людям в проклятом Бариндуре. И проиграли. Лукан слышал за всеми этими россказнями хронику того, как человек, имевший небывалую власть, захотел приумножить ее. Амбиции Сетия и Звездного Синода привели к их вероятной кончине и к приступам безумия по всей столице. Однако стоило признать, что в несколько извращенном смысле их затея удалась. Завеса отвечала на кровопролитие все новыми разрывами. Сила, что раньше текла по руслам, выплеснулась через край, и почти все сновидцы, за некоторым исключением, потеряли над ней контроль. Времена древнего мира, времена драконов, презирая былые ограничения, стучались в приоткрытую дверь. Магистр опустил взгляд, бегло отмечая нездоровый цвет лица архонта Декратия. Представил, как болезненно и опасно вздулись вены на лбу под Короной Кобры — отвратительной, но обязательной частью церемониала. В обычные дни она слегка давила на голову, напоминая о бремени власти — но в жару, подобную сегодняшней, превращалась в походный котел. Лукан мог с точностью угадать и описать мысли, захватившие разум под уродливой металлической шапкой. И согласиться почти со всем. Когда народ восстал, Архонт оказался бессилен. Сенат отказывался слушать его, и это убивало Декратия изнутри. Стремление сохранить хоть какой-то контроль сказалось на его здоровье. Буквально за несколько дней бывший император легионов Тевинтера, слывший в молодости несгибаемым, слег с лихорадкой, сильно истощал и к приезду Лукана в Минратос уже мало напоминал самого себя. В такой опасной для государства ситуации требовалось действовать решительно и быстро. Потому, не успев даже вычистить плащ от рудничной пыли, магистр Альвиний принялся за дело. Зачатки мятежа необходимо было если не пресечь, то хотя бы сдержать на определенной территории. Первым порывом было привлечь размещенные поблизости части легиона Саар-То. Обещание решить их проблемы с осенними поставками продовольствия могло бы довольно быстро привести к полной боевой готовности. Это заняло бы не больше недели. Недели, которой у Минратоса не было. При поддержке Амбассадории Лукану все же удалось локализовать волнения, на тот момент охватившие не только сам город, но и его растянувшиеся на лиги предместья. Этот маневр стоил ему заточения в одной клетке с жаждущим крови зверем — толпой. Впрочем, цена более чем устраивала магистра. Со жрецами было сложнее. Не многие согласились притвориться, словно в Кругах все спокойно, верховные живы, немыслимое количество лириума не исчезло без следа, а боги не замолкли. Лукан и сам чувствовал напряжение в Тени, треск незримого полотна Завесы. Но и с этим в итоге удалось совладать. Потом был Сенат. Были взятки и конфискации, громкие просьбы о единстве и тихие угрозы отсрочить получение сенаторами доходов с провинциальных владений. Последнее возымело необходимый эффект. Ненадолго смута улеглась. Деления на счетах подрагивали, но ровно, почти ритмично. У Архонта и магистра появился шанс разобраться в ситуации, подумать, кому было выгодно встать за спинами толпы и время от времени стегать ее плетью. К несчастью для них, все нити рассуждений тянулись в недосягаемый Бариндур. Тайны укрывали эту историю, как торговец — порченый товар. Пересуды и показания тоже не давали хоть от части значимой информации. Каждый из «предателей» Звездного Синода держался своей правды. Поэт-вольноотпущенник настаивал, что Иллеста желала лишь блага для Империи. Патриция умоляла дать Амладарису шанс явиться с повинной, сохранив для него возможность увидеть рождение собственного сына. Родич магистра Сента, доложивший о его странной деятельности, уверял Лукана: за сговором верховных жрецов стоял именно бывший Мастер Огня. Значит, вся его собственность должна быть досмотрена и переписана на более сознательного члена семьи. Посланник Круга Прислужников выгораживал Луция Фара как мог и, подобно рабу-цирианину Корделии, обвинял в произошедшем Корифея Тишины. Ближний Круг Дозорного Ночи ожидаемо молчал. Альвиний улыбался и записывал, хоть никто из них и не представлял никакого интереса. Абсолютно каждый лгал, смотря в глаза тому, кто легко мог лишить его даже жалкой корки хлеба до конца существования. Из всего преданного Звездного Синода выделялись лишь двое. Первым был Безумец Хаоса, Фервил Караниан, чей Ближний Круг в полном составе потерялся на улицах Минратоса. Вторым, к немалому раздражению Лукана, оказался Архитектор Красоты. Пока племянница сидела напротив и пересказывала ему то, о чем уже успела сообщить Архонту и новому Дозорному, магистр ни разу не улыбнулся. Адриана вываливала на него правду настолько неприглядную, что усомниться в ее искренности было невозможно. Тем более что обыск в тех местах, о которых она говорила, действительно продвинул расследование. Новая цепочка фактов вела уже в Великую Библиотеку. Но в ночь перед обыском столь долгожданная истина сгорела дотла. И, во имена Древних, лучше бы Декратий не посылал отряд на пепелище. Осторожное скользящее прикосновение к шее вернуло магистра в реальность. В зале стало совсем уж душно, о чем Тарен и поспешил уведомить хозяина. Змей осторожно сполз на левое предплечье, задевая белесыми чешуйками незаметное шитье рун на рукаве. Приятная прохлада окружила трон льдистым щитом. Жест остался незамеченным сенаторами, всецело увлеченными очередным виражом словесной перепалки верховных жрецов. Савилия Гнея теперь сидела на своем месте, вогнув спину и сложив руки на коленях — напряженная, натянутая драконьей жилой. Партениан расслабленно облокотился одной рукой о трибуну и явно ожидал от Прорицательницы ответа на не услышанный Луканом вопрос. — Круг Ищущих не станет предоставлять реестр последних поступлений в библиотеку, — Эртеция старалась не смотреть в глаза противнику. Говорила сухо, без явных эмоций. Как будто забыла, что такое поведение настораживает Сенат куда сильнее пламенных речей и откровенных нападок. — Почему нет? Разве все мы не должны делать все возможное, чтобы найти подлинного виновника возгорания? Мотивы преступления позволят сузить круг подозреваемых. Скажите, если я не прав, мой лорд Дозорный. Мрачная тень, сливавшаяся с фигурой безымянного эльфа на витраже о триумфе Архонта Талсиана, незаметно кивнула. Жрец Лусакана стоял совсем близко к трону, но плотная маска не давала считать его мимику и понять, на чьей он стороне в этом конфликте. Новый Дозорный Ночи держался нейтралитета и фактов, в целом раздражая Лукана чуть меньше предшественника. Партениан принял молчаливое согласие с улыбкой на лице. — Вот видите, — он выпрямился, обводя взглядом замершие ряды. Всматривался в острые черты Прорицательницы Тайны на пару мгновений дольше положенного. — Нам всем необходимо понять, какое именно знание, какой документ, был настолько неудобен и опасен, что понадобилось подрывать и без того хрупкое перемирие жречества и народа, сжигать дотла одно из чудес света и травмировать умы господ Ищущих. — Надеюсь, у твоей девочки найдется ответ на этот вопрос, Лукан, — со сталью в голосе прошептал Декратий. — Или мы зря подвергаем наши жизни опасности, выслушивая бредни обиженной женщины и себялюбца в центре горящего города, в то время как нас ждут дела государства и магии. К слову об этом, где Азахарг и ее умельцы? — Опаздывают. «Как и Адриана», — напряженно подумалось магистру. Племянница наверняка выехала из дома чуть раньше ожидаемого, так и не дождавшись охраны. Проезжала по городским улицам в самый разгар волнений и… — Но ты об этом не беспокойся, — без блика волнения произнес он. — Явятся. Куда им деваться? Скажут и сделают все, что ты им прикажешь. Это лишь небольшая заминка. Декратий прикрыл глаза в знак успокоения, невесомо огладил прохладное тело змея. Но понимал, что эта «небольшая заминка» может стоить им немалых жертв. Лукан мог с точностью утверждать, что никто не понял, как именно нарушилась целостность сигилов, впуская в зал весь жар Минратоса. Он видел, как Мастер Огня материализует в руке короткий кинжал. Как пухлая туша магистра Зейрамана валится со скамьи прямо на атласные подушки и пустые кувшины из-под воды и вина. Как удивление в оловянных глазах Акция Партениана сменяется радушием и теплотой. Сам Лукан лишь огладил вышивку Иром у левого ребра. Ореол льда посеребрился. Потом двери отворились еще чуть шире, давая рассмотреть тех, кто ожидал разрешения войти. Тех, чье появление Архитектор Красоты каким-то образом предвосхитил. Имилия Азахарг, уполномоченный Амбассадор Гномьей Империи, плавным шагом переступила порог, опустила голову в знак почтения к Архонту. Следом за ней, к облегчению Лукана, в зал вошла Адриана. Первое, что бросилось в глаза ему, и доброй половине тех, кто умел видеть, это кричаще-яркое плетение иллюзии. Магия обволакивала жрицу зеленой дымкой, скрывая от любопытных взоров ссадины, синяки и царапины. В пропитавшейся кровью ткани разорванных одежд она прятала не до конца восстановившуюся руку. Можно было только догадываться, что произошло за стенами Сената, в огненной бездне, чье имя Минратос. Адриана поклонилась и отошла к скамьям, ныне принимавшим магистров из Круга Строителей. Мельком глянула на дядю, выжидая. Лукан отвел взгляд. — Насколько я вижу, жрецы Уртемиэля позволяют себе опоздание, миссер Архитектор, — прервала тишину Прорицательница. Не дожидаясь ответа от Партениана, она повернулась к Адриане. — Или же вы исполняли волю своего бога, дитя? Тогда мы, возможно, постараемся вас понять. Лукан кивнул, призывая племянницу отвечать. Та заговорила ровно, хорошо поставленным за годы хорального пения голосом. — Боюсь, монна Прорицательница, мне не найти у вас понимания. Да и почтенное собрание здесь не для того, чтобы выслушивать истории о засадах на жрецов и толпах недовольных горожан. — Верно, — неохотно согласилась Эртеция. — Господа, продолжим? Тарен досадливо зашипел, лишившись ласки. Декратий Игнис встал со своего трона, выходя за пределы единственной по-прежнему дарящей прохладу зоны, и заставил всех присутствующих устремить взоры на него. Этим качеством он единовременно и пугал, и восхищал Лукана с самого первого дня знакомства в диких, далеких землях Аламарри. В любой ситуации, любом расположении тела и духа Декратий оставался неизменным центром пространства, светилом. Даже ослабленный бессонными ночами планирования и сидением в душном зале с глупой металлической шапкой на голове. Архонт говорил — и прочие обязаны были выслушать хоть какую-то часть сказанных им слов. — Почтенное собрание присутствует здесь с единственной целью: помнить об Империи, которой им положено управлять. Даже в столь хаотичные времена. Это не укрытие, где вы могли бы переждать бушующую бурю. Когда двери Сената распахнутся, и сюда ворвутся «толпы недовольных горожан», я жду от вас, от всех вас, достойной обороны Отечества. Вы набились сюда, как кроны в бочку, потому что народ жаждет крови предателей. И на этот раз ему безразлична ширина каймы ваших тог. Все, что у вас есть, ваше главное оружие — это ваша верность. Она — ваши бастионы, ваши мечи. А ее утрата — мишени на ваших спинах. Предателей народ определит моментально. Они не скрываются по теням, а стоят тут и пытаются льстиво оправдать своих ушедших хозяев. Лукан внимательно проследил за взглядом друга. Как тот описал круг по залу, как выстрелил невидимыми дротиками в Акция Партениана и Савилию Гнею Эртецию и как, обогнув ряды Строителей, застывших в трепете перед пробужденной Силой, замер на Адриане. Начал бурить вглубь — сквозь ослабшие границы разума — и ронять туда необходимые инструкции. Что сказать, что сделать. Альвиния увлекала новообретенная возможность бессловесного приказания наяву, но недостаток опыта в его применении заставлял нервничать. Вне плоскости мыслей Декратий говорил совсем иные слова: — Как бы то ни было, в ночь гнева и предательства, двое магистров Звездного Синода вспомнили, кому они клялись в верности помимо Богов. Вспомнили, что служит двумя из столпов Империи. Они явили Силу, недоступную предателям — выказали Уважение к жизни и труду поколений, возводивших Тевинтер. Личным решением каждого из них было предупредить Империю о возможных последствиях акции. Они снабдили доверенных лиц всей необходимой информацией и отправили их из руин Бариндура в Минратос, ко мне. Помимо прочего, этим лицам известно, какие бумаги уничтожил пожар в Великой Библиотеке. По рядам поползли шепотки. Жрецы и сенаторы переглядывались меж собой, прятали ладони в складки пропитавшихся потом одежд. Всем вдруг стало понятно: под предлогом дебатов и укрытия от разъяренной толпы казавшийся изнемогшим Архонт заманил их в ловушку. Виновного в пожаре будут судить и карать здесь, на прогретых мраморных плитах и вонючих атласных подушках. Эти мысли были забавными, и наслаждаться ими, вырисовывать детали процесса, продумывать альтернативы, можно было практически бесконечно. Но Лукан уже знал, что ничего из этого не станет реальностью. Будет арест, допрос, на котором ему, Альвинию, вновь улыбаться во весь рот, потом суд. И дай Андорал, чтобы дело дошло до казни. Мышиная возня в зале быстро надоела Архонту. Он громко позвал: — Адриана Альвиния! Выйди к нам, дитя. Она пошла медленно. Лукан видел, почему ей тяжело — из-под морока иллюзии проглядывали разодранная пятка и гематома на щиколотке. Даже под воздействием целительных припарок и отваров пройдет не день и не два, прежде чем тело восстановится. Племянница не разрывала зрительный контакт с Архонтом. Лишь единожды, когда Акций Партениан помог Адриане встать за трибуну, она глянула на Архитектора с чем-то отдаленно похожим на мольбу. — Итак, — начал Декратий. — Монна Альвиния, вы входили в Ближний Круг при Архитекторе Мастерских Красоты Гае Ранвии. Верно или нет? — Верно. — Ранвий доверял вам. Вас часто видели вместе на улицах города и в его особняке. Вы признаете это? Адриана помедлила, впилась пальцами в трибуну. — Признаю, — голос не выражал эмоций. Лукан подумал, что следует похвалить девочку за стойкость маски. Позже, когда они останутся наедине. — Вы были с Гаем Ранвием на руинах Бариндура в ночь ритуала? — Была. — Но вы покинули руины до того, как началась гроза. Куда вы отправились? — Я доставила вам послание. В подробностях рассказала о ходе заговора верховных жрецов. Совершила предательство… Декратий улыбнулся. Губы Адрианы дрогнули, она замерла на месте, вогнула спину. Лукан слышал, как стучат ее зубы, как уста пытаются оставить некоторые слова не сказанными вопреки чужой воле. — …по приказу Гая Ранвия. Удовлетворенный ответом, Архонт опустился на свой трон, но хватку не ослабил. — Хорошо. Очень хорошо, Адриана. Теперь перейдем к главному вопросу дня: что Звездный Синод приказал Ищущим разместить в архиве Великой Библиотеки? Двери зала вновь отворились. Вбежавший маг из лаэтан выглядел даже хуже, чем Адриана, да и не удосуживался скрывать свое состояние. Три продолговатые неглубокие раны рассекли его грудь, на правой руке отсутствовало два пальца. Он шел прямо и быстро, словно вовсе не чувствовал боли. Совсем рядом с троном маг замедлил шаг, позволяя Архонту прочесть мысли. Декратий Игнис, человек, которого Лукан Альвиний привык считать образчиком спокойствия, сжал его руку, вынуждая нагнуться и шепнул, что им немедленно надо отправляться за израненным лаэтан, игнорируя даже текущий допрос. Глядя на кровь, растекающуюся по полу, магистр догадывался о причине такой реакции.