Вы сделали выбор и пролили кровь Невинных ради силы. Я сожалею о вашей глупости. Но еще больше мне жаль тех, чьи жизни вы забрали Ради эгоистичных целей. В вас больше нет Света. Бегите во тьму, уходите с глаз Моих! Песнь Тишины 3:7
Только оказавшись вне душного помещения и опустившись на пыльные ступени, Адриана сумела отдышаться. Облокотилась о стесанные края и ослабила шнуровку на тканевых наручах. Голова раскалывалась, чужая воля еще не до конца оставила ее разум, а голос Архонта скребся в барабанных перепонках. Приказы и еще приказы, словно она была не наследницей древнего рода, а рабыней, должной преклоняться перед господином. Уважение и Сила. Существовало ли первое для Декратия Игниса? Или Сетий Амладарис, предатель Империи, был прав, идя против него? Одного нельзя было отнять: Архонт знал нечто важное. То, что она должна получить и использовать во благо. Свое ли? Ранвия? Этим вопросом можно было задаться позже. На площади уже не было толпы — только легионеры у статуи Дариния, каждого здания, входов и выходов. Но те следили за сбродом, не обращая на магистров и членов собрания почти никакого внимания. Отдать честь особо высокопоставленным, проводить взглядом хорошеньких жриц — вершина их вмешательства без должного повода. Глядя на них, жрица подумала, что сейчас умнее всего будет дождаться Акция. Все объяснить, попросить помощи. Лерноуд, чье присутствие она неизменно ощущала в своем силовом поле, на этот раз не острил и не отговаривал ее. Ожидание побуждало осматривать последствия бойни. Ворота Амбассадории чистили рабы. Самозабвенно оттирали гномьи лики от пятен, стараясь не оставлять ни одного: за каждое с них спросят. Каменные образы без всякого интереса взирали на происходящее, обретали прежний меланхоличный антрацитовый цвет. Шипы давно развеялись, обратились разлившимися багровыми лужами. Исколотые тела бунтовщиков, еще полчаса назад угрожавших жизни Адрианы, теперь грузили в повозки. «Их трупы увезут в крематорий. Их сожгут, а прах замешают в фундаменте новых зданий, которые мне же украшать. Что прикажет изваять Архитектор на белоснежных фасадах? Нечто прекрасное. Определенно. И я примусь за работу. На костях, плоти и крови тех, кто погиб, а не был арестован — лишь потому, что вздорная жрица испугалась». Фигура в светло-серых одеждах подошла и присела рядом почти бесшумно. В не так давно оставленные годы юности ее шаг был тяжелее, громче, имел свой отпечаток, и скорая встреча не оставалась в тайне. Ныне же Имилия словно утратила частичку себя — но столько приобрела. Теперь Адриана могла оценить: вглядеться в каждую черточку лица, едва заметный рисунок кривых линий на казавшейся гладкой ткани хитона, грубоватую резьбу на серебряных браслетах. Камень сточил человеческое — остроту и угловатость. Придал мягкости и плавности без того красивому телу. Изменил, неуклонно отдалившись от изначальной задумки единства двух империй в одном творении. Амбассадор Имилия Азахарг теперь точно принадлежала подземному народу. — Продолжишь так рассматривать меня — не оберешься слухов, — с насмешкой шепнула Имилия, по-ребячески толкнув подругу плечом. — Профессиональный интерес. Тут есть на что посмотреть скульптору, — та вернула колкость. — Вы сильно изменились, пока были в Кэл Шароке, Амбассадор Азахарг. Не верится, что ты даже не написала мне. Уезжала проведать отца, а вернулась с его должностью. Я не обвиняю, просто… Как? — Он воссоединился с Камнем, Адриана. Уже был с ним, когда я приехала в Кэл Шарок. Не стану утомлять тебя подробностями, просто скажу, что Дом направил меня в Орзаммар. Я не думала, что… Но, как оказалось, они готовили это очень давно. Я хотела послать весточку, просто решила не отвлекать ни тебя, ни Верилия. Как вижу теперь, следовало завалить тебя письмами о несварениях от гномьей стряпни. Имилия замолчала. В немой досаде она смотрела на шрамы, ровными полосами тянувшиеся вдоль запястий подруги. Покачав головой, накрыла руку Адрианы своей. — Ты тоже не была откровенна. Настолько, что пришлось обращаться к Лукану. А тот уже все рассказал: об Архитекторе, о заговоре, — шершавые подушечки пальцев огладили свежий рубец. — Помню, я как-то сказала, что у вашего общения будет дурной исход. Невыносимо оказываться правой в таких случаях. — Ты и не права. На самом деле я сомневаюсь, что хоть кто-то прав. Есть только последствия, — еще одно тело с хлюпаньем опустилось на повозку, — меньшей и большей неправоты. Они сидели молча почти минуту. Мимо проходили сенаторы разной степени важности, спешили приступить к работе невольники. Имилия все продолжала выводить пальцами узоры на запястьях Адрианы. Не давила, едва касалась. Альвиния понимала, что подруга пытается представить, каково это — колдовать так. Материнская кровь делала Имилию Азахарг особенной, наверное, даже уникальной, давая шанс, недоступный прочим гномам. Под контролем учителей и лично матери она сумела освоить простейшие чары, но дальше был порог возможностей. Та самая грань, через которую Адриана с веселым смехом перепрыгнула в свое пятнадцатое лето, а Имилия осталась по ту сторону. В окружении теории без практики. Магия крови — одно из искусств, познанных лишь на словах. Как и снохождение. Впрочем, в нынешних условиях ей нечему было завидовать. Азахарг хотя бы избежала головной боли. — Что думаешь делать теперь? — спросила она, наконец оторвавшись от своего занятия. — Не знаю, — честно ответила Адриана. — Вернусь домой. — Прекрасно. Вот только куда именно? Насколько мне известно, ты уже почти год обитаешь в особняке Ранвия. А между тем… — Имилия, не начинай, пожалуйста, — жрица освободила запястье из начавшей каменеть хватки. — Прости. Ветер похолодел. Лазурное небо без спешки укрывали тучи. Сенаторы, не выражая солидарности с ними, замельтешили по ступеням вниз с еще большей скоростью, но на уголок почти у самого входа никто из них не обращал внимания. Лишь Савилия Гнея Эртеция, раздраженно задирая юбки и подгоняя девиц со свитками, нехорошо глянула сначала на Адриану, а потом и на Амбассадора. — Девушки, — голос ее казался чуть севшим. Очевидно, на сегодня ей хватило споров. — Доброй дороги. Жрица Уртемиэля склонила голову и опустила взгляд, просто дожидаясь, пока исчезнет из поля зрения Прорицательницы. — Она уже ушла. Адриана облегченно выдохнула и устремила взор выше прочих крыш, на искаженный пожаром пейзаж. Шпиль Храма Разикале насмешливо воздевался вдалеке. Вульгарная черная игла пронзала небесный свод совершенно открыто. Не таясь, господствовала над Минратосом. А ведь не должна была. С такой точки обзора ее закрывала бы крыша библиотеки. — Без нее совсем не то, — озвучила их общие мысли Имилия. — Ты правда знаешь, кто поджигатель? Адриана вздрогнула, пытаясь подобрать ответ. Как можно менее ложный. Строители выпорхнули из Сената, как стайка крохотных приморских птичек. Блеклых, но певучих. Они окружили Архитектора, взволнованно шепча ему слова поддержки и сочувствия. Маленькая победа над Ищущими обернулась жестким напоминанием мощи и гнева Архонта. Вторгнуться в сознание одной из них, жрицы, да еще из Ближнего Круга, заставить ее говорить вопреки собственной воле. Довести всех в зале до ледяного оцепенения лишь затем, чтобы оборвать допрос на самом главном, как нечто несущественное, и покинуть заседание. Она никого не понимала так хорошо, как своих братьев и сестер по Кругу. Даже тех из них, кто украдкой предлагал Акцию заточить ее в келье храма и самим выпытать правду. Страх делал всех их не лучше трупов в повозке. Когда Архитектор остановился на лестнице в шаге от нее и не глядя подал руку, Адриана осталась сидеть на месте. Пальцы Имилии больно впились в ее бедро под разорванным подолом. Подруга незаметно качнула головой, призывая не следовать за Партенианом. Акций прокашлялся. «Ступай с ним, — неожиданно подал голос Лерноуд. — Ступай, пока новый Архитектор приглашает сам, и к нему не приходится пробиваться с боем. Он будет спрашивать. Ему любопытно не меньше, чем тебе. Отвечай аккуратно и не забывай задавать встречные вопросы. А я, с твоего позволения, пока прослежу за очаровательной госпожой Амбассадором. Что-то она слишком дружелюбная, не находишь?» Оставив вопрос духа без ответа, она приняла руку. Ногти Имилии оцарапали кожу, но бедро она отпустила. Архитектор огладил ожог, очевидно пытаясь определить степень заживления, и поцеловал ладонь жрицы. Темневшее пятно немедленно отозвалось болью, разлившейся до предплечья. — Вам необходимо отдохнуть, моя дорогая. Первая половина дня прошла слишком нервно. — Мессер Архитектор, могу я… Акций оборвал ее мягким поглаживанием по плечу. Осторожно поручил одному из жрецов — Макеллу Овинису. Меньше года назад тот был назначен ответственным за ремонт архивных помещений библиотеки. Рослый, могучий, как боец арены, он сжал хрупкие пальцы Адрианы так же крепко, как и приказ от Гая Ранвия в день своего назначения. — Все позже. Сначала отдых. Макелл, убедитесь, что монна Альвиния будет доставлена в храм в целости и сохранности. Я отправлюсь вперед, но вы за меня не беспокойтесь. Поезжайте тихо. Не торопитесь. Магистр повернулся к все еще сидящей на ступенях Имилии. Взгляд ее не сулил ничего хорошего. — Амбассадор Азахарг, счастлив вновь видеть вас. Надеюсь на понимание — моя подчиненная столько всего пережила за последние часы… — Нет нужды объясняться со мной, магистр Партениан, — Имилия поднялась и шагнула на ступень вверх, обманчиво возвысившись над сенаторами. — Мы с Адрианой пока еще не родственницы, чтобы спрашивать у меня разрешения на ее… хм, Лукан Альвиний назвал бы это похищением. Акций растянул губы в наиболее широкой и доброжелательной из своих улыбок. В той, что обычно возникала на лице, когда его мягко отчитывал прежний Архитектор Красоты или когда кто-то забирал понравившийся Партениану проект. Улыбка смятения и тщательно маскируемого гнева. Двое отдалились с поклоном, давая понять окружающим, что напряжение не перерастет в нечто большее. Не сейчас. Дождевые тучи нависли слишком низко. Имилия бросила последний колючий взгляд на Макелла Овиниса и направилась назад, в опустевшее здание Сената. Строители, сомкнувшись вокруг Адрианы, не дали ей шанса увидеть, как Амбассадор скрывается в темном провале входа — и как знакомая лазурная тень ступает за ней шаг в шаг.***
Все самое дурное, хаотичное, не поддающееся классификации и подсчету, приходит из-под земли. Лукан Альвиний понял это, занимаясь снабжением экспедиции Сетия Амладариса в подземелья под горами Виммарк, больше десяти лет тому назад. Один из отрядов, возглавляемый лично Корифеем Тишины, провалился в ущелье и был вынужден блуждать внизу, среди бессветных расселин и природных лабиринтов больше недели. Когда их наконец удалось обнаружить и поднять на поверхность, оставшиеся экспедиторы, как один, твердили об эльфийских руинах в глубине гор. Амладарис молчал, никак не раскрывая подробностей выживания отряда без провианта и хоть каких-то источников воды. День спустя выжившие слегли с неизвестной болезнью. В Минратос вернулся только Сетий. Исхудавший, с пожелтевшей кожей и ослабшими конечностями, он запретил ученому собранию столицы и даже Ищущим вновь ступать на тот маршрут. Потом было обнаружение драконов в карьере Махариан на Рваном побережье. Расширение шахты на северо-запад, опасно сблизившее ее с цепью естественных пещер, привело к знакомству эмериан с голодным выводком матриарха. Последствия были катастрофическими и весьма затратными. Постоянные конфликты с Амбассадорией. Проклятые землянки аламарри. Сокрытые в горах крепости времен экспансии Эльгар’нана на юг, полнящиеся паукообразных чудищ. И вот теперь… это. Он молча остановился перед закрытой дверью крипты. Едкая смесь запахов ударила в ноздри. Сырость, плесень, совсем свежая кровь — свидетельства непритязательности Наблюдателей и опрометчивости приглашенных мастеров. Они были во всем, что окружало магистра. Коридор, прямо ведущий к единственной цели, пропитался ими. Но за самой дверью было что-то еще. Нечто незнакомое на вкус и запах повидавшему и опробовавшему почти все — от южной грязи до ривейнских острых лепешек. Смрадное и благоухающее одновременно, оно могло исходить от существа, быть может, заменяя ему телесные жидкости, но утверждать Лукан не стал. — Все хорошо? — Декратий обеспокоенно коснулся рукава его мантии. Зря. За дверью слишком людно. — Мне не хуже и не лучше, чем тебе. Магистр повернулся, потянул скользящую ткань на себя и замер, стараясь лишний раз не дышать. Скверный туннель был слишком узким. Двое едва могли стоять друг напротив друга, не соприкасаясь носами. Однако Архонта подобное стеснение не беспокоило. — Насчет девочки, Лукан… — Ты предпринял то, что должно, — перебил Альвиний. Невообразимая роскошь для того, кто стоял ниже носителя Короны Кобры. Теперь только его роскошь. — Буду честен, твой рассудок волновал меня куда больше мнимых мучений и позора Адрианы. Кто из нас не переживал позор? Послужит ей уроком. Но этот уровень силы нов для нас. За последние два дня мы получили две дюжины отчетов о несчастных случаях, связанных с ее применением. Ты рисковал. Декратий улыбнулся. Корона скрывала большую часть лица, превращая любое мимическое усилие в скупую маску превосходства. Но Лукан понял. И направил мысли обоих в нужное русло. — Нас ждут. В такой ситуации лучше не медлить. — Ты прав, — согласился Декратий, отступая в сторону. Дверь поддалась с явной неохотой. Их встретил десяток обеспокоенных взглядов. В полутьме, нарушаемой изгибающимися полосами магического света, глаза чудились подобными тлеющим углям погребального костра. Сколько таких повидала эта небольшая зала? Костров, не глаз. Лукан не мог знать: крипту перестал использовать по назначению еще предшественник Декратия. Что не вызвало удивления. Конструкция была несовершенна. Когда-то ровный квадрат со временем искривился, частично ушел глубже под землю, постоянно грозя обвалом несущим колоннам. Потому и было выбрано это место. Если что-то пойдет не так, замести следы можно будет простым толчком. И еще проще — найти оправдание катастрофе. Строители пожмут плечами и сошлются на ошибки прошлого. У Акция Партениана не будет ни времени, ни сил разбираться в случившемся. Лукан поморщился, осматривая помещение чуть пристальнее. Следы борьбы и усмирения отразились на состоянии и без того скудного убранства. Цепи, крепившиеся к восточной стене, были разорваны. Медицинские столы, склянки с реагентами — разбиты. Пурпурный осадок повис в воздухе и источал тот самый неузнанный магистром запах. Тела четырех Наблюдателей, словно растерзанных диким зверем, покоились у одной из колонн. В центре столпились гномы. В мгновение ока справившись со своим отвлечением, мастера вернулись к работе. Сплавляли, перекручивали, вонзали тонкие золотые стержни в сферическую камеру, посреди которой беззвучно агонизировала бесформенная тварь. Тарен боязливо зашипел, сползая с плеч на торс, затем к ногам. Коснувшись грязного, липкого пола, змей замер, высовывая раздвоенный язык в сторону неплотно затворенной двери. Засов ударился о скобы дважды, и гном с кольцом в нижней губе поспешил отпереть. Имилия Азахарг вошла в крипту быстрым, тяжелым шагом. В наглой манере проигнорировала и слугу, и Лукана, но остановилась, чтобы поприветствовать Архонта. По резким движениям и тому, как пылал румянец гнева на серых щеках, можно было заключить: что-то в разговоре с Адрианой пошло не по плану. Следом за Амбассадором появился Дозорный Ночи. Без тени сочувствия он прошел к телам подчиненных и принялся рассматривать их, словно подземелье полнилось солнечным светом, в лучах которого видны причины. Стоило пальцам жреца коснуться изорванных одежд, существо в клетке дернулось. До Лукана донеслось неясное бормотание. Декратий подошел ближе к камере. Его пальцы огладили стержни, прутья, направили слабый импульс. Золотые острия немедленно вонзились в плоть существа. Неглубоко, не больше дюйма. Оно не стало кричать. Только подняло на Архонта глаза мертвой, лежалой рыбины и вновь принялось бормотать. Голос был до въедливой странности знакомым. Но это не могло быть правдой. С улыбкой на лице Декратий вернулся к магистрам и Амбассадору Азахарг. — Прекрасная работа, монна Азахарг, — благодарная улыбка Архонта стала первой из наград. — Но было бы не лишним узнать, что здесь произошло. Как существо вырвалось? — Применило магию, — кратко ответила Имилия. — Подчинило своей воле одного из наших соглядатаев, — добавил Дозорный Ночи. — Любопытный вид контроля. Не будь мы все личностями исключительно рациональными, я бы даже назвал его… абсолютным. Лукан позволил себе ехидную улыбку в его адрес. Всего на миг. — Но это конечно же невозможно, мессер Дозорный. — Конечно, нет, — неспешно уверил жрец. Неубедительно. Имилия прошла между ними, как бы проводя незримую черту. Встала спиной к исколотой стержнями камере. — Чем бы ни владело это создание — а я верю, что оно было именно создано — его таланты отныне бесполезны. Руны и инертное золото не дадут ему применять силу. Мы в безопасности. Голос твари зазвучал громче. Слова обрели внятный слог. Лукан узнал. Вспомнил. — Пусть вечность вся ценою будет мне-нам за право доказать свою ошибку. — Вы не правы, — изумленно произнес он. Приблизился, в отчаянном желании расслышать больше. — Был гневен день… Был гневен… О да, он был гневен ко мне-нам… когда по грани зыбкой я-мы проходил, горя в своем огне. Декратий потянулся к другу, но не остановил. Лукан вторил существу, на ходу вспоминая строки. — Когда срывал покров с седых небес, что, замолчав, не смели мне ответить. Когда я был един во тьме и свете… — …и с замыслом начальным шел вразрез. Я-мы сотворял из праха города и золотистым солнцем полнил реки. — Я стал безмерно выше человека — но кем я стал? — Осознание подкралось подобно уличному убийце. — Но кем я стал тогда? Кем или чем? Лукан отпрянул от камеры, когда костлявые черные пальцы были готовы сомкнуться на его запястье. Обернуться и посмотреть в глаза Декратию было тяжело. На лице Архонта вырисовывались черты непонимания. Лица Амбассадора и Дозорного не выражали ничего. — Это произведение Айюса Немого. Либних Ио, раб Корделии Иллесты, пересказывал его в начале каждого нашего допроса. Его госпожа находила сии строки пророческими. Недолгая тишина прервалась звуком шагов Декратия. Лукан узнал бы их из сотен. Как и тяжелую руку бывалого воина на своем плече. — Хочешь сказать, это последствия Бариндура? — мягко спросил Архонт. — У них получилось? Лукан покачал головой в знак несогласия. — Ты бы смог назвать это богом? Декратий не ответил. Оставил его за спиной и вновь пошел к камере. К клетке для того, что еще недавно было человеком. Значимым человеком. — Мои соболезнования, монна Прорицательница. Но какую же кару вы навлекли на Империю?