Семеро пали из Источника Создания, Больше не являясь творениями Света Создателя. С божественной высоты они низверглись, И Тевинтер видел их, пылающих в небесах словно падающие звезды. И там, где они коснулись земли, Взметнулась искаженная тьма, отравленная их ненавистью. Облака скрыли их и лили слезы. Песнь Тишины 3:14
Улицы Минратоса дрожали. Улицы были живыми и двигались, сплетая все более сложную паутину вокруг Агатового дворца. Народ стягивался сюда со всего города по липким красным нитям, отрезая пути к отступлению. Они несли в руках простейшие орудия, какие только могли добыть: от палок и садовых принадлежностей у рабов до кинжалов у сопорати. Еще был огонь и, как докладывала стража, даже самодельные тараны. Толпа остановилась у ворот и требовала Архонта показаться им и выдать на их честный суд жрецов Звездного Синода. На самой вершине, в башне, Декратий Игнис и Лукан Альвиний обдумывали, что и как им следует сказать. Магистр забраковывал одну отговорку за другой, Архонт же постепенно осушал кувшин с разбавленным вином и уже больше слушал, нежели предлагал. — Нам нужна еще всего лишь неделя, — заключил Лукан, закончив перечислять аргументы против оглашения истинных масштабов произошедшего в Бариндуре. — Через неделю передовые части Саар-То доберутся до столицы. — Если сумеют прорвать окружение в предместьях, — Декратий осушил кубок, но вновь заполнять его вином не спешил. Поставил на высокий столик и опустил руку ладонью вверх. Едва заметно улыбнулся, когда холодные пальцы Альвиния коснулись его собственных. — Говорил я тебе, стоило направить больше людей на защиту складов. А ты предпочел чистки. — В тот момент подобная стратегия казалась эффективной. «Зато теперь мы безоружны перед взбесившимся зверьем. И нам нечего им сказать». Это Лукан предпочел не озвучивать. Свою часть вины он целиком признавал и нисколько не оправдывался. Однако подобная честность не решала проблемы. — Они требуют от меня жрецов, Лукан. Сетия, Ранвия, Иллесту… — Игнис скривился и крепче сжал руку друга, вспоминая о текущем состоянии бывшей Прорицательницы Тайны. — Как думаешь, они все… изменились? Как можно объяснить такое? Лукан подался вперед, устанавливая зрительный контакт. Свободной рукой коснулся руны на обруче у виска. Декратий почувствовал, как к нему возвращается совершенная ясность мысли. И головная боль прошла. — Нам не нужно объяснять им состояние Иллесты. Не думаю, что нам в каком-либо виде придется представлять ее обществу. Корделия мертва. Эта бессловесная тварь в клетке — уже не она. Что нам нужно, так это доказательства ее смерти, чтобы выиграть неделю передышки. А за окружение не беспокойся — Верилий командует авангардом. Декратий засмеялся. Напряжение в покоях чуть спало. Особенность совершенно каждой их беседы, легкость, наконец проявила себя. Воспоминания промелькнули перед глазами. Не самые приятные, но дорогие. — И вновь Альвиний прорывает окружение, чтобы спасти наши тылы. Какая чудная ирония. Только Альвиний не тот. — И мы не на Юге, — с улыбкой заметил Лукан. Гулкий скрип окованной медью двери и шорох невесомых одежд на грани слуха неожиданно обозначили присутствие в покоях кого-то третьего. Впрочем, даже не поворачивая голов, Архонт и магистр безошибочно угадали в вошедшем Дозорного Ночи. — Архонт, — шелестящий шепот жреца был почти неслышен из-за маски. — Магистр Альвиний. Благодарю за предоставленные планы эвакуационных тоннелей. Пробиться сюда с поверхности было бы невозможно. — Просто скажи, что ты хоть что-нибудь обнаружил помимо углей и пепла. Игнис отпустил ладонь Альвиния и встал с кресла. Лукан последовал его примеру, но не повернулся к Дозорному, вместо этого подойдя к окну. Смеркалось. Грозовые тучи висели низко, но не дарили влагу все те дни, что здание Сената стояло пустым. За ними не было видно звезд. Живые улицы озаряли крохотные огоньки факелов: они ползли ко дворцу подобно огненным саламандрам. У Лукана было несколько подобных тварей в коллекции, потому он неплохо представлял, что будет, если толпу не остановить. В точности как это делают саламандры, толпа навалится на них всем весом и попытается проглотить целиком. Подавится и наткнется на змеиные клыки. А змеи едят саламандр. — Лукан, — окликнул Декратий. — Подойди. Посмотри на это. На столе перед ними лежали бумаги и остатки помятого, оплавленного по краям наплечника. Несмотря на повреждения, монограмма верховной жрицы Разикале просматривалась достаточно четко. Бумаги оказались заключением комиссии анатомов об опознании обнаруженного тела как Корделии Иллесты — и успешного его вскрытия. — Этот наплечник частично сросся с правой лопаточной костью, причем в поразительно короткий срок. В нормальных условиях потребовались бы месяцы или даже больше года постоянного, непрерывного соприкосновения живой плоти и материала доспеха. А здесь речь идет о… — Семнадцати днях, — твердо завершил Лукан. — Семнадцать дней назад Корделия Иллеста превратилась в то, что мы видели внизу. Все равно что умерла. Декратий с неверием посмотрел на друга. Ведь понял. Все понял. И знал, что это их единственный шанс. — Благодарю за помощь, лорд Дозорный, — сказал он, собравшись. — А сейчас оставьте нас и ждите дальнейших указаний. Жрец поклонился и исчез в дверном проеме, слившись с подступающими тенями. Они остались вдвоем. Но напряжение во взгляде Архонта снова дало о себе знать. — Лукан, даже не думай предлагать мне это. — Почему нет? — искренне недоумевал Альвиний. — Разве твои слова хоть отчасти будут ложью? Разве хоть кто-то сможет опровергнуть эти заключения? — Как мы объясним уродство останков? Архонт смотрел вниз на толпу. Они не поверят, если сказать им правду. Они не поверят, если неправильно солгать. Они растерзают их в любом случае. С особым зверством, если выяснится, что мертвая жрица неким образом превратилась в искаженную тварь, одно прикосновение которой уничтожает десяток человек. Дозорный Ночи уже проверял. Он и Лукан, да помилуют Боги их души, предоставили ему все необходимое для экспериментов. — Огнем, — узкая ладонь друга легла ему на плечо и потянула Декратия от окна в серебристую сферу. Магистр раньше него понял, что толпа прорвалась во дворец. — Сейчас мы выйдем на лестницу с этим наплечником, и ты объявишь о гибели Корделии Иллесты при пожаре в Великой Библиотеке. Я подтвержу, что поиски останков остальных заговорщиков ведутся… успешно. И найду того, кто займется их записями. Архонт прикрыл глаза и кивнул. Не верить Лукану у него не было ни причин, ни времени. — Нужна всего неделя.***
В мастерских храма Уртемиэля играли арфы. Печально и тихо звучали они за тонкими стенами. И тьма, продетая сквозь серебряные нити света, и фимиам, клубившийся меж драконьих статуй, нехотя подыгрывали чудной ненавязчивой мелодии, но на большее не решались. Слишком прекрасна и непостоянна была музыка чертога, где мог говорить бог. Одно неровное трепетание струны меняло ее. Не портило, не лишало красоты. Нет. Просто… меняло. Совсем иная, уже она становилась правильной, вдохновляющей. И все же Красоте была необходима стабильность. Что-то настоящее, утвержденное, каноническое. Этим Уртемиэль отличался от Зазикеля. Порой Адриане казалось, что она знает все о музыке храма. Каждый звук, каждую дрожь струны. Как нужно удерживать, как отпускать. Что значат едва слышные переливы. Жрице было известно и о единственном правиле композиции. При всех изменениях, в сознании любого слышащего она должна рисовать одну и ту же картину. Город Богов. Воплощенный дар Уртемиэля своим собратьям. Недостижимый, чарующий идеал. «Проклятый идеал» — как она сказала бы сейчас, если бы слова имели значение. Арфы побуждали к творению. В их бессловесной песне камень обретал мягкость и пластичность живой плоти, металл растекался ручейками ключевой воды, слюда загоралась мельчайшими самоцветами и необходимость приручать материал инструментом таяла под умелыми пальцами. Лицо, столь тщательно выводимое из скорбного серого мрамора, вызывало внутреннюю дрожь. То было лицо жрицы. Молодое, красивое лицо. Тонкие линии скул и подбородка, идеально прямой нос. Чувственные губы плотно сомкнуты в непреложной клятве молчания. Никому уже не ответят, не раскроют пугающих тайн, ничего не выразят. Но глаза... Радужка из граната пленила в своей кайме древнюю печаль всеведения, единства с Истиной во всем и всегда. Адриана страшилась вообразить чувства, сокрытые под усыпанной звездами мантией. Насколько это больно — понимать что-то дальше основ мира? Знать, но не иметь права говорить? Сложно ли держать под контролем разум, наполовину принадлежащий богине? Гая часто терзали кошмары, напоминавшие о цене Красоты. Но были ли они хоть отчасти столь же болезненны, как видения Прорицательницы Тайны? Тончайшая каменная вуаль укрыла голову. Немного небрежно застыла на собранных волосах. Адриана аккуратно приподняла ее, чтобы поправить прядь. Распрямить, убрать за ухо. Лучше вовсе не мыслить о подобном. Даром Разикале было прорицание. Способность приподнять завесу грядущего и немного обыграть время. Дар Уртемиэля же воплощал все грани настоящего. И даже мысль могла обрести форму. Прекрасную или же повергающую в ужас. Крохотный бриллиант-звезда оцарапал костяшку пальца. Не больно. Даже кровь не пошла. Она отошла от статуи, не отводя взгляда от молчаливого лица верховной жрицы. Прекрасна. Как и в жизни. Сумрачная красота, исходящая от Дракона Тайны. Они виделись не слишком часто. Едва ли Иллеста помнила ее. Едва ли различала образ неизменной спутницы Архитектора Красоты, своего друга и соперника, любовника, на фоне прочих Строителей. Едва ли ревновала. Ее и Гая Ранвия связывала долгая история — длиной почти в полтора десятилетия. История, полная света и стремления к совершенству. Адриана же была тенью. Лучшей из теней. Такие остаются даже когда отбросившие их… Адриана закрыла глаза и выдохнула. Сжала серые от камня ладони в кулаки. Сдержала слезу. Тело Корделии Иллесты нашли почти неделю назад, когда удалось разобрать завалы в архивных помещениях библиотеки. Как говорили, она лежала напротив разбитого элувиана. Искаженная, истерзанная пламенем настолько, что останки мало напоминали человеческие. Спустя день самых различных слухов архонт Декратий Игнис объявил разгоряченной толпе о смерти магистров Звездного Синода. Предателей. Виновников всех бед Империи. Словно в доказательство его слов, в ту же ночь пошел дождь, собиравшийся со дня заседания в Сенате. Он смыл грязь и кровь. Был воспринят как прощение Древних, ниспосланное горделивым ученикам. Цена гордыни была уплачена сполна. Струны надрывно дрогнули под пальцами послушниц. Музыка, странная, пугавшая самим своим звучанием, бурлящим потоком влилась в пространство и заполнила его собой. Струнная, духовая, совершенно точно клавишная и в то же время не бывшая ничем, кроме перкуссии. Будто мириады колокольчиков над тысячами арф, лир, боевых барабанов и клавикордов подхватили ураганный ветер. Расслышать за ними знакомую тему удалось не сразу — лишь отойдя от статуи Прорицательницы и прижавшись горящим затылком к зубчатому хвосту дракона. Зрение расфокусировалось, затуманилось, точно перед самыми глазами некто повесил белесое грязное полотно, саван покойника. Странно повел себя слух, сменив сводящей с ума звон инструментов на шум воды. Не волн океана, не мерного журчания ручьев и рек — скорее плеск, затыкающий уши плеск стоявшей веками мертвой озерной воды. Он был с ней лишь пару тягучих мгновений и сменился абсолютной тишиной. Девицы продолжали играть. Прикрыв пока лишенные поволоки высшего вдохновения глаза, они не отдавались композиции целиком: лишь старательно вспоминали и воспроизводили нужные аккорды. Прежние аккорды печальной, скорбной песни без слов. «Не слышат, — поняла Адриана. — Не слышат — или же просто делают вид. Глумятся». — Довольно! Слишком резко. Слишком громко. Струны затихли, а взгляды послушниц устремились к ней. «Адриана Альвиния лишается рассудка — говорили их любопытные глаза. — Игрушка исчезнувшего Архитектора больше себя не контролирует. Она больше ничего не контролирует». Жрица взмахнула рукой, и статую накрыл купол. Серебро защитных чар отразилось в «звездах» на вуали. На сегодня действительно было достаточно. Приступать ко второй из двух статуй, порученных ей, сил уже не было. А трезвость рассудка была необходима при встрече с Акцием Партенианом. Старый друг, с которым она делила немало теплых воспоминаний, ныне казался опаснее разъяренного дракона. Что ожидать от него теперь, когда за спиной Адрианы нет верховного жреца, а над Кругом Строителей сгущаются тучи — по ее вине? Будет ли он любезен? Будет ли груб? Нет. Акций окружит ее теплом и заботой, успокоит ласковым шепотом, скроет за закрытыми дверями. Новому Архитектору Красоты страшно не меньше, чем ей, и он будет держаться за немногих оставшихся союзников. Все, что нужно, это показать ему: Адриана все еще на его стороне. Сняв пропитавшийся мрамором передник и омыв руки, Альвиния кивнула послушницам, чтобы те продолжали игру. Музыка мастерских так и осталась для нее неузнаваемой. В коридорах все напоминало о смене верховного жреца. Гай Ранвий любил загадочную полутьму. Акций Партениан отдавал предпочтение практичному свету. Гай Ранвий приказывал окуривать помещения благовониями. Акций Партениан словно нарочно избегал запахов как таковых. Гай Ранвий заботился о том, чтобы Строители постоянно созерцали знаки присутствия Уртемиэля. Акций Партениан держал стены голыми, а разумы служителей — незамутненными лишним символизмом. А еще в мастерских Акция Партениана почти на каждом шагу была стража. Боевые чародеи патрулировали коридоры в своих легких доспехах и не оставались незамеченными. Вызывали в жрецах все большее беспокойство за собственную свободу. Личный кабинет Архитектора Красоты вовсе охранялся круглые сутки. Немногие понимали необходимость подобных мер. Адриана понимала. — Он ожидает, — без эмоций сообщил стражник у высоких дверей. — Прошу за мной. При Гае огромный, полукруглый кабинет напоминал еще одну мастерскую. Везде были разбросаны материалы, висели по стенам и в воздухе многочисленные наброски и чертежи, стояли заготовки статуй. В книжных шкафах почти всегда царил бардак, как бы Адриана, что позволялось лишь ей, ни пыталась наводить среди томов и свитков подобие порядка. Акций успел прибраться. От прежнего хозяина остались лишь сильно опустевшие книжные шкафы и немного мебели. Адриане впервые открылся простор и излишек пространства. Привычное помещение казалось совсем иным. — Миссер Архитектор, — тихо поприветствовала Адриана, когда двери сомкнулись за спиной. Акций Партениан поднял усталый взор от свитков и кратко взглянул на вошедших. Выпрямил спину, обошел безразмерный, заваленный бумагами стол и кивком отослал стражника прочь. Защитные чары пощекотали оголенные плечи жрицы. Архитектор Красоты стремился сберечь то, что будет сказано. Это было похоже на него. Здоровые подозрения — лучший спутник магистра. Особенно в час, когда сотрясаются основы мира и их неприкосновенность больше не останавливает убийц. — Проходи. Акций начал мягко. Открылся для объятий. Адриана приблизилась с опаской, но в шаге от друга фундамент осторожности пошел трещинами, и она упала в руки Партениана. Он пах приморскими травами и дождем. Очевидно, не так давно вернулся в храм. Вот только что Архитектор Красоты делал на побережье, где все еще властвовала Разикале? Она постаралась не думать об этом. Здесь, за стенами мастерских, в личном кабинете верховного жреца, под защитой пары десятков сигилов, у нее не было врагов. Только друг, с которым она не знала, как себя вести. Проще всего было поддержать обозначенную Акцием непринужденность беседы. — Ты желал меня видеть? Он неохотно отстранился, дернул уголками губ в подобии улыбки и вернулся к столу. Наполнил глиняный кубок отваром мяты и вопросительно посмотрел на Адриану. — Спасибо, мне не холодно. Еще одного взгляда на Акция хватило, чтобы приметить тревожные детали. Во влажных рыжих прядях запутались песчинки, правая щека была красной, словно от удара. Картину дополняла ссадина на левой руке. Неужели кто-то посмел напасть на верховного жреца? — Попытка убедить Прорицательницу Тайны в необходимости нашего сотрудничества закончилась не слишком хорошо, — пояснил Акций, заметив ее взгляд. — А между тем кто-то вывез из развалин библиотеки все уцелевшие сундуки и даже прах. Монна Эртеция, разумеется, обвиняет нас. Ну, то есть меня. — Я могу попытаться узнать у Имилии. Гномы Амбассадории особенно интересуются остатками коллекции, так что вряд ли хоть какие-то перемещения могут пройти мимо них. Акций благодарно улыбнулся и сделал глоток. Он любил мяту с детства, считал ее чуть ли не лучшим лекарством. Адриану же забавляла сама мысль о том, что однажды об этой странной привязанности распишут абзац-другой в историческом трактате, будут искать тайные смыслы. В то время как Архитектор Красоты просто находил приятным ненавязчивый сладкий вкус. — И наследие поколений будет похищено гномами! — Акций рассмеялся. — Какова ирония, не находишь? Загребущие пальчики Азахарг в сокровище Империи. — Она станет кичиться, — подхватила его настрой Адриана. — А затем мы создадим новое наследие. Новое сокровище. Так что пускай давится прахом и осторожными прикосновениями к твоим совершенным коленям. Мы возьмем все лучшее. — То есть ты. С Акцием-послушником в испачканной красками робе и Акцием-верховным жрецом в строгой фиолетовой мантии было общаться на удивление одинаково легко. Они оба улыбались, шутили и флиртовали. Так продолжалось ровно пять минут. А потом простой глиняный кубок был отставлен в сторону. — Мы так и не поговорили. В ночь ритуала я слишком волновался, перебирал в голове все возможные итоги, обдумывал дальнейшие действия. Мне нужен был совет, и я послал за тобой, — тон изменился, потяжелел. Речь постепенно ускорялась, словно Архитектор желал высказать все прежде, чем сорвется на крик. — Надеялся, что тебя найдут в мастерской или в келье, в поместье. Однако послушники сильно удивили меня, заявив, что никто не видел Адриану Альвинию с полудня. Когда я наконец понял, где следует искать, уже светало. — Акций… — Ты была на руинах Бариндура. Не вопрос. Утверждение. Приговор. Но Адриана все еще надеялась оправдаться. — Я защищала Круг. Его репутацию, его статус. Наш статус. Мы рискуем впасть в немилость. Народ боится нас, Ищущие ненавидят нас. Никого не волнуют договоренности между мертвецами. Как бы нам ни хотелось обратного, магистр Ранвий теперь среди них. В олове глаз Акция читалось раздражение. Он был зол на нее. Он был разочарован. — Ты должна была исполнять волю Архитектора… — Верно. Архитектора, — голос предательски дрогнул, когда она решилась сказать это. — Как жрица Уртемиэля я служу Архитектору Красоты — не Гаю Ранвию. — Адриана! Крик оборвался тишиной. Оба жреца стояли, стараясь не смотреть друг на друга. Адриана сдержала слезы и просто хотела уйти. Не могла. Не теперь, когда ее друг был голосом ее бога. Объятия, крепкие, на грани боли, окончательно выбили Адриану из равновесия. Чего он хочет от нее? Почему согревает, гладит по волосам и целует в макушку, вместо того чтобы позвать стражу? На его месте она бы сделала именно так. Действия Акция были странными и недопустимо алогичными для него. — Я не могу винить тебя, — прошептал Акций, касаясь губами ее лба. — Он поступил несправедливо с нами обоими. Но ответственность за действия Круга теперь на моих плечах. Я должен знать, что Строители верны мне, а не личным интересам каждого. Должен знать, что агенты Архонта не разорвут меня на части при первом же неверном движении. Я хочу хоть кому-то верить, Адриана, пусть и понимаю, что это невозможно. Раньше вопрос доверия не волновал ни одного из нас. Адриана сдержала недовольный вздох. Раньше музыка звучала торжественно, с величием и восторгом. Раньше утренний Минратос был залит золотым светом, а не кровью и нечистотами. Раньше люди приходили к храму ее бога с благодарностью за каждый отблеск совершенства. И верховный жрец, Архитектор Мастерских Красоты, Гай Ранвий, приветствовал их с балкона ярким абсолютом воли Дракона. «Раньше» — плохое слово. Подтверждение слабости, нежелания искать выход, обратить взор к будущему. Совершенно бесполезная трата драгоценных звуков. Однако, как ни странно, именно это слово сейчас было камнем преткновения для Круга Строителей и всей Империи. — Я понимаю, миссер Архитектор. Формальное обращение вернуло Акция к реальности. Он прикрыл глаза, покачал головой, будто отгоняя морок. Но оставил руки на плечах Адрианы. — Ты правда знаешь, что Синод прятал в библиотеке? И кто стоит за поджогом? — спросил он совершенно спокойно. — Архонт был слишком настойчив, чтобы не возбудить подозрений. — Мне известно не больше, чем остальным жрецам из Ближних Кругов. Не больше, чем тебе. Среди прочего там наверняка были какие-то записи Гая, но что привнесли остальные члены заговора — для меня загадка. Я постараюсь узнать подробности у Имилии. Уверена, она вовлечена в происходящее по воле Лукана. Имя магистра подернуло лицо Акция отвращением. — Будь особенно осторожна с этим змеем, — он отступил, возвращая Адриане свободу действий. Как бы давая понять, что разговор подходил к концу. — Ты ведь не живешь с ним? — Гай завещал мне дом. Он понимающе кивнул и извлек из-под завалов на столе распечатанный свиток. — Полагаю, тебе следует знать, что в числе инструкций, оставленных для меня магистром Ранвием, значится твое отлучение. Я не стану рассматривать этот вопрос. По крайней мере, пока не уляжется смута. Жрица покорно склонила голову. Сухое принятие, повиновение. Не было смысла выказывать хоть что-то еще, задавать бесконечные вопросы. Для подобного есть другие обстоятельства и другие собеседники. Уже стоя у дверей в ожидании стражи, она услышала шепот, лишь отчасти адресованный ей: — Адриана, прошу, не заставляй меня терять еще и тебя.***
Змея приползла ближе к закату. Появившись из поглотивших комнату теней, она перепугала птиц в клетках. Пробудила согревающие чары на плитах пола. Зашипела над наброском лица магистра Амладариса для еще даже не начатой статуи. И, наконец найдя свою цель, нарушила игру арфы, обвившись вокруг золотой рамы. Ее простое сознание открылось Адриане с легкостью записки, а мысль, вложенная в него, ударила подобно кинжалу. Лукан Альвиний требовал ее к себе. Упираться жрица не стала. Это было бесполезно и влекло за собой проблемы. Подобный приказ так или иначе был неизбежен. Когда Архонт ослабляет хватку, его Змей сжимает кольца там, где раньше была рука. Но как же Адриана надеялась оттянуть эту встречу… Она была свободна от прямого влияния дяди один благословенный год. Лукан отбыл по делам рода в далекий южный Эмерий, что не могло не сыграть на пользу Звездному Синоду. Без личного присутствия главы службы снабжения им было легче воздействовать на его заместительницу, Амелию Павус. Адриана это понимала и сделала все от нее зависящее, чтобы Лукан не возвращался как можно дольше. Он совершенно точно узнал, кто стоит за проволочками. Жрица прочла это в глазах магистра, когда тот проводил допрос. Тогда ей показалось, что Лукан лишь медлит с наказанием. Но затем дядя избавил ее от пристального надзора Наблюдателей, обеспечил охраной и занялся обелением имени — словно вовсе не злился. Желал сберечь, спасти от позора. Словно она все еще была важна. Конечно, она была важна! Близкая к одному из верховных жрецов. Хранительница его тайн. Замуровывать такой источник информации в стенах покинутого хозяином особняка было бы глупостью. А Лукан Альвиний не глуп. Или все же заботлив? За годы совместной жизни имело место многое. Хорошее, когда Адриана оправдывала ожидания, и плохое, когда их разрушала. Как в ночь перед ее уходом из дома. Из дома, в который теперь предстояло вернуться. Родовое поместье вселяло в Адриану непреодолимый страх. Если бы причина крылась в его нынешнем хозяине… Но страх и тревога пронизывали собой архитектуру дома и геометрию окружавших его садов. Ровные, четкие формы. Выверенная гармония тьмы и света. Лабиринты одинаковых коридоров, комнат, павильонов и аллей. Давящая на голову прямая, тонкая башня. Безжизненный фасад серого мрамора. Высокая ограда, тяжелые ворота. Установленные маршруты для членов семьи, прислуги, стражи и гостей. Заклинания в камнях, следящие за распорядком. Контроль, контроль, контроль. Контроль, распространявшийся на всех, кроме ползучих, склизких гадов, беспрепятственно перемещавшихся по дому в любое удобное для них время. Змеи, в том числе и ядовитые, подчинялись лишь своему хозяину и имели безграничный доступ ко всему, чем тот владел. Только пожив какое-то время вне обстановки дома, Адриана смогла понять, насколько та была нездоровой. Под постоянным присмотром Андорала и правилами, чуждыми свободолюбивой натуре любого творца. Правила диктовались обстоятельствами. В поместье Альвиниев слишком часто гостил Архонт. Когда паланкин остановился и за его пределами стали слышны неразборчивые выкрики стражи, жрица задержала дыхание и сконцентрировалась на плетении паралича. Настроения толпы все еще было сложно обуздать и удерживать на должном уровне накала. Тот, кто взял на себя эту обязанность, предсказуемо допустил хаос. Звук открывающихся ворот не прибавил спокойствия. Прямо сейчас был лучший момент для атаки извне. Паланкин вновь пришел в движение. Сфера света сделала три поворота вокруг своей оси, прежде чем носильщикам поступил очередной приказ, и все замерло. Кто-то подошел к двери. Кто-то с тяжелой поступью старого солдата. Два коротких стука обозначили отсутствие угрозы. Адриана выдохнула и отперла засов изнутри. Снаружи ее ждала стража поместья. Десяток бывших легионеров во главе с Ноксом, личным телохранителем дяди. «Героем и верным слугой», как любил говорить Лукан; на деле же убийцей и уродом, не считавшим жертв во имя своего хозяина. Адриана хорошо знала, на что способен этот человек, если ему приказать. Если ему всего лишь намекнуть. Просто однажды юной госпоже не совсем тактично ответила девчушка-сопорати, продававшая жемчуг в порту. Просто Адриана обиженно поджала губы в ответ на грубость и в сердцах заявила, что желает язык сопорати в жемчужнице. Ее ошибка. Прошлой ее, принимавшей свои желания за прекрасное оправдание для кровопролития, чужих страданий и чужой смерти. Так ее учил Лукан. Гай показал иной путь — а потом исчез. — Монна Адриана, — Нокс подал руку. Адриана проигнорировала жест. — Добро пожаловать домой. — Это не мой дом, и я здесь не задержусь. Меня пригласил магистр Альвиний. Я предпочту как можно быстрее обсудить все вопросы и оставить его обитель. Веди. Стражник разочарованно опустил глаза и кивнул. Вглубь садов они пошли вдвоем. По вымощенным ониксом тропинкам, нисколько не изменившимся за последний год. Мимо увитых плющом статуй древних магистров. Мимо фонтанов и искусственных водопадов с водой, зеленой как самые глубокие сны. Мимо затерянных в цветении глицинии беседок. Сладкий запах цветов пропитывал воздух, дезориентировал, но Адриана точно знала, в какой именно части сада находилась. Каждый ее шаг сопровождали змеи. Маленькие и пестрые в ветвях деревьев. Огромные и темные на перилах моста через пруд. Беловатые красавицы с изумрудными глазами — любимицы дяди — сползали по своду арки, ведущей в павильон. Лукан уже был там, пусть и оставался почти незримым. Тонкий как стержень, в чернильном одеянии с длинным дымчатым подолом, без венца и колец, магистр сливался с темными стенами и казался призраком. Лишь алебастр лица и мерное дыхание выдавали присутствие живого. — Ты не спешила, — без раздражения заметил он. — Нокс, можешь быть свободен. — Простите меня, но служение накладывает некоторые ограничения на мобильность. Образ умершего стоит воплощать, пока память не осквернена горем. Лукан кивнул. — Ты стала особенно близка с усопшими за последний год. Твое горе… — магистр сделал шаг вперед и застыл, ожидая реакции. Адриана не двинулась с места. Тогда последовал еще один шаг. — Твое горе лежит за любыми известными мне пределами. — Сетий Амладарис был вашим другом. — Да. Был, — дядя покачал головой и протянул ей свою ладонь. — Прогуляемся вместе? Есть столь многое, что я хотел бы обсудить с тобой. Адриана с опаской приняла приглашение — и тьма вокруг стала жиже, потекла, обращаясь светом, пока павильон вовсе не исчез. Они стояли посреди гладкой площадки. Цветная мозаика, изображавшая двух переплетенных драконов, сияла под их ногами. Тогда она поняла: родовое поместье Альвиниев отныне пребывало в разрыве Завесы. — Не обращай внимания, — успокоил ее Лукан. — Подобное становится обыденностью. Все восточное крыло Агатового Дворца испытывает схожие трудности с удержанием формы. Рано или поздно, но мы научимся это контролировать. Ты здесь не для того, чтобы наблюдать за снохождением наяву. И мы не совсем в Тени. Поддерживая племянницу за локоть, он направился по одной из троп в северную часть сада. — На самом деле я хотел похвалить тебя, Адриана —за стойкость, уважение к целям Архонта и смирение перед его волей. Ты показала себя достойно. Адриана поджала губы, но промолчала. Сейчас не следовало злить дядю. Кивнуть. Принять его милость, как делала раньше. Спрятать недовольство за интересом к новому экземпляру в коллекции — ящеркам с зеркальной чешуей, юркающим меж влажных камней. — Архонт просил передать извинения за резкость, — Лукан увел ее дальше, не давая сфокусировать взгляд на питомцах. — Всем нам приходится терять лицо во благо Империи. Надеюсь, ты понимаешь? Адриана понимала. Даже очень хорошо. За пределом ее головы и показаний еще одного предателя у Декратия Игниса не было никакой информации о том, чего добился Звездный Синод. Весь мир ждал от Архонта ответов, которых не было. И он шел на крайние меры, точно зная, что у Лукана Альвиния найдется десяток оправданий. Змей всегда защищал Архонта. Причины такой удивительной преданности обросли грязными слухами задолго до приезда Адрианы в Минратос. Двое мужчин сдружились во время службы на Юге, в землях аламарри, и стали почти неразлучны. Когда Декратий взошел на трон, Лукан был рядом. Все годы правления Игниса силуэт Лукана сливался с его собственным. Вернейшие союзники, ближайшие соратники и друзья. Идеальный образец того, какой должна быть мужская дружба. Вот только ни один из них так никогда и не женился, не завел семью. И один всегда оправдывал другого. — Если так было необходимо. Но что же мое лицо? Моя репутация? Глаза магистра нехорошо сверкнули. — Ты почти полностью уничтожила свою репутацию, связавшись с Гаем Ранвием. Позорная связь. Архонт и весь Магистерий прекрасно об этом осведомлены, иначе он бы не решился. Даже мое покровительство не может повысить твой статус в глазах Архонта. Стоит принять к сведению, учитывая, что сейчас ты для Декратия Игниса практически не существуешь. Жрица недоверчиво взглянула на магистра. — Мне казалось, дядя, что в нынешних обстоятельствах для Архонта нет разума ценнее моего. Кому еще известны подробности о работе Синода и его непосредственных планах? О том, что хранилось в Великой Библиотеке и кто мог пожелать избавиться от этих знаний? Лукан закатил глаза и крепче сжал ладонь племянницы. — Подробности существуют, и они действительно важны Архонту. Но не думай, что сможешь поделиться ими с выгодой для себя. Ты несущественна. Он может легко закончить начатое в Сенате без каких-либо поблажек в отношении твоей личности или душевного здоровья. Девица Альвиния проснулась безумной — досадный казус, не являющийся ничьей виной. Побочный эффект излишней наглости. Они пошли по гладким камням через ручей. Ветки лавра опускались к самой воде. — И все же я здесь, — заметила Адриана. — Зачем говорить с незначительным хранилищем полезной информации, если и так имеешь к ней доступ? Нет, дядя, я важна. Хотя бы вам. И Архитектору Красоты. — И новому тоже? — искренне изумился Лукан. — Дитя, похоже, твоя сметливость может сравниться лишь с твоей наивностью. Чего стоит твое положение без Гая Ранвия? Видимо, любви и расположения Акция Партениана. А чего будет стоить эта ставка, когда мальчик обзаведется славой предшественника? По всей Империи полно девиц и более миловидных… но только у тебя есть возможность беспрепятственно поговорить со мной. Сейчас. Вернемся к библиотеке. Я спрашиваю, а не вскрываю сознание. Разница все-таки есть. Тропа вновь пошла ровно. Ониксовой стрелой на север, к галерее. Рабы суетились между колонн, переставляя громоздкие сундуки. «Любопытно, что же внутри. Может, попросим дядюшку открыть один? Ну чего ему стоит?» — Адриана. Я жду. Терять ей было нечего. Дядя был прав. Как быстро Архонт решится рискнуть ее рассудком для достижения своих целей? Как быстро самому Лукану надоест играть с ней, как змее с кроликом? От сгоревших наработок Синода все равно не будет толка. — Я знаю лишь часть, — наконец решилась жрица, когда они остановились у скамейки. — Каждый из семи прилежно записывал результаты своих изысканий. Задачей Гая были чертежи и схемы. Визуализация физического пути на ту сторону. Он работал вместе с Оценщиком Рабства. Я помогала. Моя кровь была на тех свитках. — И ты помнишь все, что писалось ею? «Адриана, сундуки…» — Словно и сейчас могу коснуться линий, — воспоминания, яркие и радостные, заструилась под пальцами свободной руки. Сад воплощал все. Ее память оказались зрима. — Простите. Лукан стал держать ладонь племянницы чуть нежнее. Вытер слезы, начавшие собираться в уголках ее глаз, рукавом своей мантии. — Ничего страшного, девочка. Тебя обманули и использовали. Не я, не Декратий — те, кого ты, несмотря на собственные слова, продолжаешь защищать. Это необходимо прекратить. Ты понимаешь? Подумай о себе. О нашей семье. Однажды ты займешь мое место, Адриана. В тот час ты должна быть сильнее ошибок прошлого. Подумай над этим. Но я предлагаю тебе вернуться. Рассказать все, что остается сокрытым. Очистить свое имя. И начать сначала — со мной и братом. Адриана недоуменно посмотрела на дядю. Ей показалось? Нет. Не могло. — Верилий приедет в Минратос? — Через несколько дней он прибудет в авангарде Саар-То. Пройдется карающим мечом по остаткам смутьянов, разберется с теми, кто засел в Бариндуре, и будет награжден лично Архонтом. Он останется здесь — по крайней мере, на какое-то время — и женится на Имилии. У вас будет несколько лет мирной жизни. Без катаклизмов и войны. Вы оба успеете обрести потерянное. Он — покой духа, ты — достоинство тела и имени. — Прекрасная перспектива. Их прервали. Один из рабов неаккуратно поднял сундук и тот перевернулся, высыпая на ониксовые плиты… «пепел?» Лукан встал, уводя жрицу от галереи дальше в сад. Десятки змей опасливо зашипели при приближении Адрианы. — Подумай, стоит ли жертвовать подобной перспективой ради тех, от кого ничего не осталось? Кого просто нет. Не лучше ли позаботиться о живых? О себе? Оставь населенный призраками дом Ранвия. Верни его семье Гая. Так ты избежишь нежелательного противостояния с прочими его наследниками и сопутствующего этому осуждения. Возвращайся домой, чтобы все видели, что ты вновь под моей защитой. И больше не допускай случайных интрижек. Если Акций Партениан серьезен в своем намерении заполучить тебя, то он добьется этого только через брак. Слова Лукана пробудили воспоминания о мелодии арфы. Адриана вновь слышала ее необъяснимо близко. — Я верю, дядя, что когда кто-то уходит, от него остается нечто фантомное. Словно тень того, что он любил. Как цвет или музыка… — Или стихи… — задумчиво изрек Лукан. Его отстраненный взгляд вызвал в Адриане волнение, но она попыталась улыбнуться. — Почему бы нет? Под конец все мы чья-то рифма, — Адриана усмехнулась и посмотрела на дядю. — Как у Айюса Немого. Они обогнули один из многочисленных фонтанов сада. Маленькие водяные змеи перетекали на разные уровни, резвились, переплетались, заползали в каменные пасти статуй. Вокруг него уже зацветали пурпурные дракункулы. Все зеленело, жило, дышало восторгом от дождливых дней. Жрица не могла не вспоминать, как подростком бегала по этим садам, подобно дяде не боясь змей и не прислушиваясь к каждому шороху. — Я не могу вернуться, — сказала она, больше чтобы убедить себя. — Я тень, я музыка, цвет и стихи. Лукан остановился — и, улыбаясь, обнял племянницу за плечи. Он не казался ей страшным или враждебным. Может, Имилия была права, убеждая доверять ему? Он был в ее жизни прежде Ранвия и кошмаров. Прежде обернувшейся уродством Красоты. Он дал ей шанс жить так, как для их семьи уготовили боги. Нет. За мягкостью жестов и доброй улыбкой сжимались змеиные кольца. — Ты — моя кровь. Что бы ты ни решила, двери этого дома всегда будут открыты для тебя и для бремени знания, возложенного на твои плечи. Я же сделаю все, что в моих силах, чтобы Архонт продолжал считать тебя ценной. Поверь, нет ничего важнее этого.***
В прохладных покоях, освещенных лишь живым пламенем камина, Адриана чувствовала себя свободной и чистой. Грязь чужих слов сползала с ее тела в языки пламени и становилась пеплом, углями. А сама жрица начинала дышать. Обнаженная, ничем не скованная, подошла ближе к огню. В руках она держала лица мертвецов. — Сетий Амладарис. Корифей Тишины. Страх. Первый листок полетел навстречу огню. — Корделия Иллеста. Прорицательница Тайны. Зависть. Прежде чем бумага успела догореть, Адриане почудился вздох. — Гай Ранвий. Архитектор Красоты. Желание и любовь. Она провела пальцем по нарисованным губам прежде, чем отправить этот в камин. Затем последовала кровь. Отдать, чтобы получить. Обмен. Вся суть современного созидания. Только в сказках эльфы создавали города из воздуха, выплясывая на опушках лесов. В реальности всегда приходится чем-то жертвовать. Память, чувства… Адриана восстановит их, если ей удастся задуманное. А если нет, то пусть горят. Так даже легче. Кровь опустилась на пепел. Застыла в пламени не испаряясь и не закипая. Адриана повела рукой. Представила: прах обретает прежнюю структуру. Бумага, знаки, линии, выведенные чужой рукой, не ее. То, что так же горело. То, что у нее отняли. Ключ. Дорога в Тень. К ним. К нему. Три листа воспряли из пепла, закружились в языках пламени и устремились к ней. Легли на плиты прямо перед жрицей. Адриана развернула первый и чуть не закричала от злости и горечи. Набросок. Лицо, не менее любимое, чем минуту назад, перед тем, как она швырнула бумагу в огонь. Уж лучше бы она ничего не чувствовала. — Еще раз. Хотя знаешь, не уверен, стоит ли, — Лерноуд присел рядом и взял с пола эскиз статуи Иллесты. — Мне кажется, что ты слишком усложняешь процесс. У тебя хорошо получается простое, точное, даже детальное восстановление. Почему бы не остановиться на этом? — У меня нет пепла тех свитков, Любопытство. Адриана встала и, накинув халат, подошла к столику. Теплый отвар мяты наполнил кубок. — Но знаешь, у кого он есть? У Лукана! И он явно уже сам догадался, что тебе восстановить свитки будет куда легче, чем даже легиону не погруженных в тему магов. Просто предложи. Адриана поморщилась. — Ну или продолжай строить из себя обиженную невинность, — теперь Лерноуд стоял за ее спиной. Адриана могла чувствовать что-то наподобие дыхания. Оно было колючим, холодным —но больше пугало само его наличие. — Тогда мы пойдем долгой дорогой. Через тернии к звездам. Под терниями тут следует понимать все пробы и ошибки, допущенные твоими предшественниками. А у них было семь крайне светлых голов и ресурсы всех Кругов. И время, которого у Гая, возможно, нет. Он может сгинуть в Городе… Только потому, что ты побоялась попроситься работать с дядей. Ладонь Адрианы прошла сквозь щеку духа. Лерноуд отшатнулся — но скорее ради соблюдения образа, чем от реального удара. — Ты хоть понимаешь, что происходило в том доме? Чего он хотел? К чему пытался меня склонить?! — Если вдруг к признанию того, что всю свою так называемую «власть» ты получила, деля постель с Архитектором, то я склонен согласиться с дядюшкой. Пусть упорствует. Адриана промолчала, отвернулась и отхлебнула мяты из кубка. — Я не хочу тебя обижать, — ледяное «дыхание» Лерноуда обморозило ухо. Дежурная фраза. Ни капли искренности. — Я хочу помочь. Хочу понять. У нас вся ночь впереди. Что не так с Луканом? Почему ты не можешь поиграть с ним в покорность ради общего блага? — Что ты видел, последовав за Имилией после заседания Сената? Дух закусил губу. — Отвечать вопросом на вопрос — дурной тон. Особенно при общении с Духом Любопытства. Я, знаешь ли, ценю ответы — а вопросы предпочитаю задавать сам. Выкрутился. — В таком случае разговор окончен. Адриана вернулась к камину. Конечно, дух был прав. Ей следовало покориться. Пересилить гордость и сотрудничать, но с другой стороны… — Лерноуд, мне любопытно… — жрица с наслаждением заметила, как лазурный взгляд духа концентрируется на ней. — Если свитки так важны, почему бы не сообщить мне об этом в ночь знакомства? Уже известные ей самой конвульсии губ и подбородка исказили лицо Лерноуда. Дух замерцал в неровном теплом свете камина, на мгновение теряя обличие эльфа. Что-то странное и не до конца приятное скользнуло позади этой истончившейся ширмы. — Я пытался защитить тебя, Адриана, — настоящий голос духа был кристаллическим и каким-то далеким. Она определенно поймала нужный настрой. — От чего? — она подошла к ларцу с кольцами. Надев главное из них, с чарами Иром, повторила чуть измененный вопрос. — От кого? Камин за спиной погас, погружая покои в абсолютный мрак. Когда огненная искра, подчиняясь дару, вновь затанцевала на углях, Лерноуда уже не было.***
Посреди сияющего зала они стояли вдвоем. Гай Ранвий улыбался и держал ее за руки, как в свою последнюю ночь среди живых. Адриана не могла насмотреться на него. Глаза высохли и вновь наполнились слезами, а она все боялась моргнуть и потерять драгоценный образ среди золотого блеска города Богов. Дух не мог пойти за ней сюда, в самый глубокий и желанный из снов. Она не пускала его. Пусть слоняется среди праха и углей Бариндура вместе с той частью ее сути, что давно распята во имя Архитектора. — Где ты? — решилась она задать единственный вопрос. — Я там, где мне положено быть, любовь моя. С нашим богом. Он открыл мне удивительные тайны. Теперь я знаю, как исцелить наш мир. — Я хочу к тебе. Позволь мне переступить Завесу. Позволь служить тебе и Уртемиэлю. Гай успокаивающе обнял ее за плечи, прижал к себе. Странно, но его мантия ощущалась холодным металлом. — Мой прекрасный маяк, еще рано. Ты должна оставаться тем, где ты сейчас. Должна направлять меня своим светом. Мы очень скоро будем вместе. Я обещаю тебе. — Арфы пугают меня, — призналась Адриана. — Они везде. Во снах и наяву. Мне страшно, Гай. — Не бойся. Победи свой страх, и помни меня, — он отстранил ее от себя, серьезно глядя в глаза. — Никогда меня не забывай. — Я бы отдала свою жизнь за тебя. Как я могу тебя забыть? Черная тень мелькнула среди золотого марева — всего на мгновение, но Адриана заметила ее. — Кто еще здесь? — спросила она, но Гай не ответил. Сжал пальцы на её плечах. — Не обращай внимания. У нас осталось не так много времени, а я скучал по тебе. Адриана выскользнула из его хватки. Не вслушиваясь в оклики, пошла туда, где, как казалось, пробежала тень. Золото стало мягким, босые стопы провалились сквозь пол. Она чувствовала, насколько важен этот блик чужого присутствия. Он был важнее любых слов и любых объятий. Тень появилась вновь — у выхода из зала. — Адриана, стой! Коридор не сиял золотом подобно залу. Он был каким угодно, но только не золотым. Адриане почему-то чудился серый гранит колумбариев, но затем он сменялся на розовый мрамор и даже на лириум. Лазурный, вечно любопытный. Тень отражалась в его отполированной поверхности. — Подожди! — крикнула ей Адриана. — Назови себя! Если ты сумела прийти в Золотой Город, скажи, как мне найти сюда физический путь! Дух, я приказываю тебе! Тень остановилась. Было видно, как поднимаются и опускаются ее острые плечи, как дрожит черная вуаль. Чем ближе Адриана подходила к ней, тем явственней был ее шепот. — Слушайте. Чувствуйте. Это я. Это мы. Они сделали это с нами. Наверх. К ним. Туда, где свет. Наверх. Адриана коснулась плеча тени, и та упала ворохом черной ткани. Все тело согнулось от боли и холода. Она просыпалась. За мгновение до того, как сон истаял на ее зрачках, светлый коридор стал воплощенной тьмой.***
То, что еще не так давно было Корделией Иллестой, молчало и практически не реагировало на окружающих его гномов. Оно застыло в центре клетки, боясь пошевелить хоть одним отростком на теле. Поняло механизм. Научилось. В испуганных, не-человеческих и не-звериных глазах существа Лукан видел понимание куда большего, чем условия рефлекса. Корделия молчала со дня установки клетки и монолога Айюса Немого. Оно знало и понимало больше, чем он и Декратий вместе взятые. О том, что лежит в Городе Богов, о планах Амладариса, и об абсолютном контроле, особо притягательном для тех, кто желал власти. Однако вытянуть из все еще строптивых остатков жрицы хотя бы слово казалось невозможным. Пока Адриана, сама того не осознавая, не подала идею. — Оставьте нас, — приказал он, когда мастера закончили настраивать иглы. Те молча повиновались. Зал опустел и погрузился в полутьму. Единственный источник света — эльфийский кристалл — магистр держал в руке над книгой. Карманным томиком стихов. Тварь в клетке была спокойна. — Услышь меня, и все замки падут, — тихо прочел Лукан. Существо в камере зашевелилось, не обращая внимания на боль. Припало к прутьям и вытянуло свой длинный гнилой язык, словно пробуя слова на вкус. Магистр продолжил. — Лишь научи, как, не сжимая кнут, оковами как рук не запирая, добиться мне контроля над судьбой. Молчание в качестве ответа. Тварь так и застыла. Водянистые, выпуклые глаза вцепились в силуэт книги. Язык свисал вниз. Из проколов на теле текла мерзкая темная жидкость и иглы впивались все глубже, но оно продолжало скрести когтями по прутьям и тяжело дышать. Магистр захлопнул книгу и отвернулся к столу. Бесполезно. А ведь теория была хороша. Можно взять стихи из той же, столь любимой Иллестой поэмы, и попытаться наладить контакт через них. Жаль, что в этом гниющем трупе ничего не осталось от Прорицательницы Тайны. Славная, жестокая ирония. Если Корделия Иллеста действительно стала богиней, то лучше уж доля смертного. Могущество Древних текло по ее венам. Отвратительная, зловонная кровь почти наверняка была источником невообразимой мощи. Тварь имела абсолютный контроль и власть над умами, но не осознавала ни свои прежние амбиции, ни даже самое себя. Наказание, достойное гордеца Сетия Амладариса и смазливого ублюдка Ранвия. Впрочем, Лукан все еще чувствовал себя обделенным. За спиной магистра и прутьями клетки началось шевеление. Существо отпрянуло к центру, село и начало раскачиваться. Шепот он расслышал не сразу. Но он нарастал и становился громче, тревожнее. — В контроле я-мы не ведаем покой. И в цепи я-мы закованы, играя. Пустая… пустая… Тварь запнулась на одном слове. Застряла в нем, повторяя снова и снова. Лукан схватил книгу, ища оставленную страницу. — …пустая… Нашел. — Комната. И в ней блуждают сны. И линии, как небеса… — Красны! Над жизнью власть. Над смертью. Гранью их. — Слова жрицы не соответствовали оригинальному тексту. Он мог следить лишь построчно и вслушиваться в ритм. — Все в Городе. Мы в Городе. Не миф. Все в Городе. В крови. Во снах. Во тьме… И вновь сбой. Существо схватилось за голову и закричало. Голос показался прежним. Словно Корделия Иллеста была заперта под изуродованной плотью. — Пускай играет, только бы не мне! Не мне! Не мне! Не мне-нам! Он подошел ближе. — Корделия, — позвал тихо. — Монна Прорицательница. Существо вновь было безмолвно и неподвижно. Оно сидело, поджав под себя ноги, закрывая ладонями ушные отверстия. Лукан посмотрел в книгу, на оставшиеся строки партии. — И в руки взял он инструмент незримый. И заиграл всего одной струной, ту музыку, что каждому любима… Сердце пропустило удар. «Амладарис, Ранвий, Иллеста, Фара… Наивные же дураки! Никто не собирался отдавать им божественную власть. Конечно, нет, Древние не глупы. Алчные верховные жрецы вторглись в их обитель за силой и стали инструментами контроля. Сейчас один из них во власти Архонта». — Выходит, что Игру ведут тобой.***
Пелена сна неслышно колыхнулась, когда он прошел. На мгновение, совсем уж ничтожно смертное, но Лерноуд почувствовал ее сопротивление. Странное ощущение, слишком физическое — но духу оно доставило радость. Завеса сопротивлялась ему. Она его… почувствовала. Словно Любопытство принадлежал миру недремлющему и вечно беспокойному в своем бдении. Это ощущение не исчезало. Его поводок, его цепь неумолимо слабела и звенья со стуком падали на пол. На меланхоличные, обугленные плиты и затейливые рисунки на них. Лерноуд недовольно фыркнул. Уже порядком надоевшие руины вырастали из изменчивой материи. Покрытые паутиной трещин стены, пересохшие фонтаны, прах, угли, руны, Клыки теперь уже не столь важного бога. Было-было. Жрецы, с трудом сохраняющие вооруженный нейтралитет ради великой цели. Было. Напряженная как струна арфы Прорицательница и остроухий раб у ее ног. Было. Мальчишка, ставший новым Безумцем Хаоса, подозрительно склонившийся над картами местности. Было. Ночь вновь вернула Лерноуда в финальный акт пьесы. Грустной, но избитой за последние недели до совершенного неприличия. Снами управляла его Строительница, а ей снилось только одно. Расположившись на вершине уже давно ничего не поддерживающей колонны, Лерноуд без особого интереса взирал на главные действующие лица. Гая Ранвия в скверном сиянии лжи и предательства — и Адриану, в каждом новом сне облаченную в новый наряд. Сегодня на ней было плотное закрытое платье цвета тоски и разбитого сердца. Красивая, глупая, предсказуемая в своей небольшой роли. Закрепить чары маяка, сорваться с места, чтобы… Дух вопросительно изогнул бровь, когда в назначенный момент Альвиния не кинулась к Архитектору. Развернулась и спокойно пошла к Грацию Альсу. Непредсказуемый улыбнулся — то ли ей, то ли чему-то, изображенному на старых картах. Этого раньше не было. — Моя монна, — Граций отвлекся от стола и согнулся в несколько болезненном поклоне. Словно ему кто-то переломил хребет. — Как поживает наше маленькое отвлечение? Надеюсь, жертв немного. — По последним сведениям, счет пострадавшим идет на сотни. Тем ни менее, пожар в столице стихает слишком медленно, — обычно нервная жрица ответила спокойно, поправила вуаль и встала по другую сторону стола. — Передовые части легиона Саар-То прибудут в Минратос к концу этой недели. Магистерий счел насильственные меры уместными для… профилактики будущих беспорядков. Из своего укрытия на вершине колонны Лерноуд не мог разглядеть эмоций на лице Альса. Но объемный воротник, оттенком напоминавший истерию, топорщился вверх. — Хотел бы я найти слова, моя монна… — Скажите, что вы закончили здесь, — настойчиво попросила Адриана. — Скажите, чтобы мы могли убрать людей с улиц и не допустить большего кровопролития. Вы ведь должны понимать, что начнется, когда подкрепления пересекут городскую черту. Резня. Истребление несогласных. Меня учили, что прежде чем стать основой мира, насилие всегда порождает большее насилие. Завеса слаба. Она не выдержит еще одной волны. Тень рухнет на нас, а мы окажемся не готовы. Настанет… Она осеклась. — Хаос, — довольный оскал Грация Альса блеснул в грозовых сумерках. Безумец Хаоса вновь склонился над картами. Принялся водить по ним пальцем, словно прокладывая маршрут. Вот только с высоты Лерноуд не различал ориентиров. — Хаос, совершенная свобода от устаревших законов бытия, был целью моего мастера. Я думаю… Нет, я верю, что он достиг желанного престола. Что это его мир сейчас стремиться завладеть нашей клеткой. Он, если вам будет угодно, архитектор новой действительности. Адриана только покачала головой. Дух Любопытства заметил, как ее локоны отливают разочарованием. Этот цвет был особенно к лицу его жрице. — Нестабильность Завесы есть результат ритуала и массовых беспорядков. За последние недели в Минратосе пролилось много крови. Я уже не говорю об аппетитах некоторых магов, немедленно покусившихся на слишком сложные плетения. Хаосом на улицах управляете в равной степени вы и Архонт. Но никак не Фервил Караниан, да упокоят Древние то, что от него осталось. Она накрыла ладонь Безумца своей в успокаивающем жесте. Тот гневно дернул рукой. — Вы утратили веру, Альвиния? — по тону Лерноуд понял, что вопрос был скорее риторическим. — После всего, что видели здесь? Наши мастера вознеслись! — И остались по ту сторону небес, — голос Адрианы был все таким же ровным. Но скорбь заструилась блеклыми красками по ее вуали. — Почти все. Останки Корделии Иллесты нашли пять дней назад. Кругу Строителей поступил заказ на памятники. Как бы я ни желала обратного, но все кончено. Магистр Альс, миссер Безумец, я прошу вас остановить беспорядки и вернуться в столицу. Мы сохраним эту тайну до своих последних дней — и сможем без тени вины предстать перед нашими владыками в посмертии. Граций Альс остановил ее, подняв руку. Усмехнулся — безумно и ядовито. Вперил взгляд в карты. — Я отдам распоряжения. В Минратосе установится мир, как того желают Архонт и его Змей, ваш дядюшка. Желанием Кругов будет затишье, передышка на зализывание ран. Я пойду за своим желанием — истиной. И только вы сделаете вид, что ничего не хотите. — Я бы пожертвовала всей красотой мира, чтобы вернуть то несовершенство, которым был мой лорд Архитектор, — росчерк искренности поверх скорби неприятно отозвался в самом Лерноуде. — Но это невозможно. — В таком случае прощайте, Адриана. Позвольте мне проводить вас, — Граций подал Альвинии руку. Они пошли к ритуальному кругу. Мимо застывших жрецов и кричащих рабов, мимо обугленных стен и Клыков Думата. Лерноуд следовал за ними по пятам, когда сон изменился еще раз. Затишье перед бурей окрасилось в тревогу. Тень дрогнула, теряя образ проклятого города, прорастая чьими-то чужими воспоминаниями. Солнцем далеко под ногами. Рунами на стенах. Кровью, чешуей. Еще кровью. Прутьями клеток. Завеса теперь уже знакомо для него не пропускала кого-то в сон. И пока выдерживала. Можно было вздохнуть и… Дух услышал нечто странное во вновь воцарившейся тишине. Слабый голос. Знакомый — и чужой. Он был цвета жажды и голода, но маскировал его любовью. Лерноуд прислушался, но глаза отреагировали быстрее слуха. Его жрица горела. Пылала так же ярко, как в ночь их первой встречи. Маяк, не должный быть зажженным ни для кого, кроме Любопытства, был активен. Смертные словно не замечали этого. — Архонт и Змей ничего здесь не найдут, — уверил Безумец Хаоса. — Только руины и останки рабов. Ничто не будет указывать на наше присутствие и подробности проведенного ритуала. Дальше все только в ваших руках. Он отпустил Адриану, когда они подошли к склонившемуся для объятий Гаю Ранвию. — Куда вы отправитесь? Альс помедлил с ответом. Взглянул сначала на Архитектора Красоты, затем обернулся к своему учителю. — Мое желание ведет в город, что был любим. Если однажды вера и верность победят сомнения и трусость в вашей душе — ищите меня там. Адриана промолчала. Она упала у ног Гая Ранвия и покорно вернула сон к прописанному сценарию. И снова были лживые слезы. И снова был ритуал. И вновь Клыки Думата рухнули вниз, погребая под собой ритуальный круг. Вновь Адриана Альвиния вернулась в Минратос под первые раскаты грома и проснулась в душных покоях. Лерноуд сидел в ногах и сверлил ее взглядом. Натура Любопытства требовала признаний. — Почему ты не сказала мне? — Что ты делал в моем сне? — Я жду ответ, — раздраженно прошипел дух. — Я тоже. — Я был там, потому что с некоторых пор у меня нет выбора. Я вынужден наблюдать твои сны. Адриана явно удивилась признанию. Это придало Лерноуду немного уверенности в себе. — Почему? — Нет уж, милая, твоя очередь. Дух растянулся на постели подобно довольной кошке, с приятным трепетом ощущая, как прогрелись простыни от тепла женского тела. Он чувствовал тепло. — Я тебе не доверяю, — честно сказала жрица. — Не пойми меня неправильно, я чувствую твою связь с Гаем — но все остальное более чем смущает. Сам посуди: ты являешься в ночь пожара и смерти одной из пропавших магистров. Предлагаешь сделку. Тебя вижу только я одна. Ты способен касаться физических объектов, но коснуться тебя… Адриана потянулась к Лерноуду и попыталась легонько толкнуть его в плечо. Пальцы прошли сквозь казавшуюся плотной материю. Дух Любопытства ощутил боль, но промолчал. — …невозможно. Ты язвительная, полезная, потенциально опасная загадка, Лерноуд. И я хочу объяснений. От кого ты пытался меня защитить? Как ты это делаешь? Живешь между Тенью и реальным миром? Остаешься незамеченным Архонтом? Как ты можешь лежать здесь и играть с помпонами на подушках, не проваливаясь сквозь кровать? — А ты как думаешь, маяк?