Неблагодарные дети! Я дал вам силу
Формировать сам рай,
и вы лишь создали яд.
раз вы жаждали земли, земля же и станет
Вашим владением! Во тьму
Я низвергаю вас! В вечной каменной гробнице
Вы останетесь во веки веков.
Погребальные песни 5:8
Храм Диртамена встретил Адриану знакомым изящным переплетением магии и камня. Невесомые стены, воздушные своды, красота, скрытая в деталях. Она невольно вспомнила Мастерские, оставленные словно в другой жизни. То, как нежно Акций обнял ее на прощание, попросив забыть обиды. То, как братья и сестры по Кругу велели вернуться лишь с чистым именем и восстановленной репутацией. Адриана уверила их, что сумеет, а теперь была готова возвратить им нечто куда большее — их наставника, нового бога, новый мир, что точно будет достойнее, совершеннее прихоти безумных и склочных элвен. На ступенях храма застыли, сжимая друг друга в объятиях, два ненавидимых фантома — Бог Знаний и Красота. Видение было не столь четким, как прежние, будто магия города слабела вокруг них. — Значит, выбора нет? — призрачные глаза Llinthe были влажными от слез. Она впивалась ногтями в лопатки мужа, словно боялась, что он ее отпустит. Диртамен покачал головой и поцеловал ее в макушку. Он тоже едва сдерживал слезы. — У нас никогда его не было. Только вероятности тонов, большинство из которых так и осталось тишиной. Потому я не стану удерживать тебя. Что бы ты ни сделала, — evanuris отстранился, держа лицо Llinthe в своих ладонях, смотрел в ее глаза с жаждой и горечью, — я пойму и приму это. В конце концов оно сведет нас вместе. Сквозь смерть, сквозь падение Элвенана, сквозь вечный сон я уже видел тебя в моих объятиях. В новом мире, на руинах чужой империи. — Что мне делать? Хотя бы намекни. Адриана обратилась в слух. Казавшееся неважным — и болезненно знакомым — прощание внезапно стало пророчеством. Ведь мертвый бог совершенно точно говорил о Тевинтере. — Испей чашу до дна, — улыбка Диртамена была преисполнена скорби. — Прости Гилан’найн за то, что будет после… и жди. Мне придется оставить Элвенан на некоторое время, и мне понадобится твоя помощь, чтобы вернуться. Дождись того часа, когда с севера прибудут чуждые нам существа — результат иного развития. Они начнут собираться в простейшие кланы, затем создадут государства, сквозь войны и интриги сплотят их в империю. Не гневайся на них, когда они начнут грабить и жечь наши земли, поклоняться нашим тварям и мнить себя хозяевами Народа. Закали их в битвах, взрасти на их мягкой коже драконью чешую. Шепчи им, внуши им стремление к совершенству. Когда почувствуешь, что отчаянье снедает их, а желания плоти опостылели им начинай действовать. Даже если во снах я буду умолять тебя остановиться — сделай, что должно. Лишь так мы спасемся. Llinthe молча поцеловала мужа. Диртамен ответил голодно, болезненно, зная, что вскоре ее прекрасные губы сгниют от черного яда. — До дна. Чужая империя. Шепот. Отчаяние. Я вернусь к тебе, мое сердце. Фантомы растаяли в опустившихся на город сумерках, и Адриана осела на ступени. Вот о чем говорила мать. Вот, что значил шепот живой ивы и карканье ее воронов. Бог Знаний предвидел все — от основания Империи до похода Звездного Синода в Город Богов. Каких именно богов? Оставалась лишь надежда, что в своем стремлении заманить в ловушку весь Тевинтер Диртамен не учел ее незначительную фигуру. В зале, куда Адриану привел голос, не было света. Тьма обволакивала идеально гладкие стены, рельефный пол и потолок, поглощала, словно голодный змей. Но жрица все равно могла видеть. Каждая черточка, ступень, кусок фрески, влажный блик был ей известен. Взглянув на проступающие из черноты лица, она вспомнила — то был ее сон. Ее совершенная Тьма, бывшая воплощением Света, шла отсюда. Посреди нее, сгорбившись спиной к Адриане, сидел человек. Он нашептывал холодящие душу стихи, водя тощими руками по застывшим в камне строкам. «Устали мы. Других настал черед Искать ключи от золотых ворот. И по следам пройдя неверный путь, Разбить, создать и вновь в ничто вернуть». На последних словах он резко вскинул голову, всматриваясь, прислушиваясь к темноте вокруг себя. — Адриана, — восторженно позвал он. Что-то в голосе продолжало казаться ей знакомым. — Монна Альвиния, как я рад, что вы нашли время. И как же хорошо, что эти поганые птицы не нашли вас раньше. Они… постоянно за мной подслушивают. Боятся, что узнаю, скажу, подумаю больше, чем позволено, прописано, сказано познать. Это так несправедливо. Адриана присела на ледяной пол рядом с фамильярным рифмоплетом. За изношенными одеждами и отросшими грязными волосами, в глазах немощного сумасшедшего она увидела Грация Альса. Но от того, кто посещал ее сны, кто помогал ввергнуть Минратос в вынужденный хаос, не осталось почти ничего. Юный верховный жрец Зазикель сильно отощал, утратил всякий цвет и ослеп. От него пахло железом, мочой и гнилью. Рот был перепачкан кровью. И он улыбался ей, обнажая пожелтевшие зубы. — Чудесная, совершенная Адриана. Все так же бежишь за тенью, как змей за собственным хвостом. — Мой лорд Безумец… — Адриана осторожно откинула с его лица сальную прядь. Он даже не дернулся. — Граций, что же с тобой стало? Альс вновь склонился над выбитом в полу текстом стихотворения. Он окружал детальное изображение темного города в небесах, пронзенного тонким золотым лучом, и десятка рук, простертых к нему. Некоторые из них — четыре… нет, шесть — держали на ладонях сомнамбориумы. — Прошлое. Будущее. Конец. Лес показал нам все, — апатично прошептал Альс. — У них был отец. Он породил их, чувствуя. Желание, Вдохновение, Гордость, Гнев, Справедливость, Любопытство, Истина... Ни на что не способные дети — они его разочаровали. Тогда он пожелал уничтожить их, начать мир заново, но ведомые Гневом, они пришли к нему первыми. Вторглись в его дом, темные и злые на него за нелюбовь. Они били его, рвали его на куски, но не смогли заставить его исчезнуть. Он стал Ничем — голодной Бездной. А дети пожелали быть такими, как прежде был он. Творить. Они забрали сердца, кровь, Камень, задали свои тона… Но стали плохими творцами. Уродливые тела, уродливые души. Им не хватало искры отца, его инструмента, чтобы Петь. Они искали… Долго, очень долго. — А потом пришла скверна… Вдруг Альс звонко рассмеялся и вскочил на ноги. — Пришла? Они переломали ей ноги — как она могла прийти?! Они сами притащили ее оттуда, где оставили. Черноту, гниль, костную пыль. Знаешь сказку — знаешь быль. Адриана схватила его за плечи и встряхнула, словно легкий мешок. — Соберись с мыслями, Граций! Как долго ты уже здесь?! Где твой Ближний Круг? Водянистые, почти белые глаза незряче уставились на нечто за ее плечом. — Красота первой поняла, что инструмент был в крови. Что их создатель не отдал его, а забрал с собой в Ничто. Красота захотела завладеть инструментом, но он завладел ей. Как безутешна была Справедливость. Они вынудили ее усыпить двух выживших. Своих маленьких девочек. Присвоили себе их труды. Они хотели отравить свой народ, чтобы тот стал покорным. Когда Справедливость возразила… — Альс прижал ладони к груди и глухо завыл. От неожиданности Адриана отпустила его, и безумец упал на колени, не сводя глаз с чего-то за ее спиной. — Она была доброй, Адриана. Такой доброй и справедливой. И красивой. Я бы смотрел на нее всю жизнь. Никогда не влюблялся так. А вдруг… никогда и не влюблюсь? Тогда хорошо, что я больше не вижу, верно? — Да, Граций, — подыграла ему Адриана — больше из жалости, чем из расчета. Но ей все еще нужна была его помощь. — Но как же твой мастер? Как же остальные жрецы? Разве ты не желаешь их возвращения? Альс лихорадочно закачал головой, вцепился в наручи Адрианы отросшими ногтями. — Мы не сможем вернуть их. Они их забрали. — Они? — Эльфы! — крикнул он и тут же закашлялся кровью. — Я говорю об этих эльфах. Смеются за зеркалами. Эльфы Зеркал. Мастера приняли их за богов. Но они не наши боги. Не Зазикель. Не Уртемиэль. У них другие имена. Как много значит имя! Я видел. Наши мастера просили их о могуществе. И те почти дали. Им просто не надо было пить. Незрячий взгляд Альса неожиданно четко сфокусировался на ней. Адриана отступила от безумца на шаг, прислушиваясь к голосам Лерноуда и Гая внутри себя. Оба молчали. Давящая, неестественная тишина. — Пить? Граций, о чем ты говоришь? — Не проси их ни о чем, Адриана! Все равно не дадут! Не сопротивляйся их воле и не желай свободы! Не желай спасти прекрасного Архитектора! Не желай вообще ничего и получишь… бессмертие. Такие вот правила игры, — он вновь рассмеялся, слизывая с губ кровь. — Вне Арлатана они слабы. Могут говорить лишь через сны. И только с избранными. Им просто нужны чистые тела. Нужен маяк, который не предусмотрел Гордость. Я видел… Видел, как он горит в тебе! Альс рванулся к ней, повалив на покрытый письменами и рисунками пол. Придавил своим обманчиво тщедушным телом, выбивая посох, блокируя коленями руки. Разорвал одежду, царапая ребра, живот, грудь. Пытался вгрызться в ее плоть, будто надеясь вытащить горевшее внутри пламя. Не в силах применить магию, Адриана ударила его головой, спихнула с себя, подскочила на ноги и тут же пожалела. Мир вокруг закружился, фрески пришли в движение. Нет, не фрески — зеркала.***
Магические отпечатки Грация Альса остались на каждой улице и в каждом крупном здании Арлатана. Его Ближний Круг посещал один храм-дворец evanuris за другим, не прекращая искать достаточно явную брешь в Завесе. Сам верховный жрец раздражался и, казалось, все больше сходил с ума. Он то и дело прислушивался к чему-то, что отпечатки не могли передать. Всматривался в заиндевевшие элувианы, срывался на подчиненных, когда они окликали его. Постоянно менял направление поисков и нашептывал стихи. Лукан невольно вспоминал Корделию Иллесту — безумную, потерянную, запертую в искаженном теле. Улицы не прекращали складываться в лабиринт. Причиной этому были как направленные разрушения — так элвен пытались остановить легионы архонта Таласиана — так и архитектурные «изыски» зодчих. Прямые галереи заканчивались обрывами в пустоту, целые площади висели в воздухе, игнорируя гравитацию, полуразрушенные статуи скрывали проходы от невнимательных глаз. В ответ на все попытки выяснить, почему город еще не провалился в Тень целиком, оставив на своем месте колоссальный разлом, Урция только отмалчивалась. Время в Арлатане не поддавалось нормальным расчетам. Отряд дошел до города приблизительно за день, и с тех пор скитался по нему, должно быть, уже не первую неделю. Оставалось считать шаги от одной встречи с отпечатком до другой. Лукан уже не боялся признаться, что потерял контроль над ситуацией и над самим собой, когда увидел Адриану на руинах храма Митал. Подобно Безумцу, она всматривалась в несуществующие картины прошлого, плакала от боли и цеплялась за плечи смутно знакомого магистру эльфа. Каково же было его удивление, когда Данарий и Ненеалей сообщили, что тоже видят ее, а Урция велела держать дистанцию. Из Адрианы рвался магический свет. Кожа на ее ладонях и шее была сильно опалена, но она стояла на ногах и даже могла ходить. В какой-то момент она взвизгнула и побежала вверх по разбитым ступеням. Они не могли последовать за ней. Зато сумели как следует рассмотреть ее спутника. Он был высок, тощ, облачен в темно-синие, характерные для слуг Круга Ищущих рубашку и штаны. Собирал свои длинные золотые волосы лентой, как это любил делать Гай Ранвий. Просвечивающая плоть на какую-то часть точно состояла из лириума. В голубых глазах, неотрывно глядящих вслед Адриане, читалась тревога. Должно быть, дух ходил за ней уже довольно давно. — Ничего не понимаю, — прошептал Ненеалей. — Как монна Адриана могла добраться сюда раньше нас? — Что именно вызывает у вас недоумение? — Данарий фыркнул и первым подошел к незамечавшему их духу. — Адриана сумела установить контакт с одним из населяющих лес и руины созданий Тени. Он и провел ее коротким путем. Разумеется, с оговорками. Но сейчас у нас есть уникальная возможность узнать все детали их сделки. Белые искры болевого импульса пробежали по его ладоням, и Данарий схватил духа за запястье, намереваясь так обратить его внимание на себя. Грубый, рискованный шаг, в который Лукан не стал вмешиваться. Если у мальчишки получится, это будет хоть какой-то свидетель в городе фантомов. Если нет, то по возвращении в столицу это можно будет обыграть против его семьи. Заклинание сработало неожиданно точно. Дух на мгновение скривился, глубоко «вдохнул» сырой воздух храма и посмотрел на Лукана в упор. Пальцы Данария сильнее сжали запястье, но сам он выглядел обескураженным и даже напуганным. Еще один глубокий вдох, резкий выдох. Словно дух мог дышать по-настоящему. Голубые глаза, не моргая, глядели на Лукана. — Не пытайтесь ее звать — у вас ничего не выйдет. Вы в ином временном отрезке относительно нее. Там, когда она, вы еще не родились, — дух сочувственно улыбнулся. Коснулся пальцами собственной щеки. — Любопытно. Вам надо быть там, куда она придет после. Она ищет Альса и Истину. Ступайте за Дирой. Я был рад лично познакомиться с вами, магистр Альвиний. Спасибо за опыт. Он резко выдернул руку из хватки Данария, развернулся на каблуках и вышел сквозь тяжелую дверь храма. Цертин осел на пол, выпуская еще один импульс в пробившийся сквозь плиты, примятый сапогом цветок. Стоило первым белым искрам коснуться сломанного стебля, как тот восстановил разорванные волокна. Бледный бутон заалел и распустился. — Обратный эффект, — задумчиво констатировал Данарий. — Любое плетение, замкнутое в Арлатане, возымеет эффект, обратный своему назначению. Действительно любопытно. Лукан повернулся к Урции. — Ты знала этого духа? Элвен вжалась в разбитую статую драконицы и не сразу ответила на его вопрос. — Он, как и прочие духи Любопытства, был другом Владыки Диртамена и его жены. Я часто видела его в стенах храма и залах Vir'Dirthara. Он не скроется от меня под личиной раба. Не после того, что натворил. — Как он нашел Адриану? — Не знаю, но в Кварин они прибыли вместе. Лукан, — Урция подняла на него взгляд и прошептала: — этот дух опаснее прочих. Я знаю наверняка, что это он подтолкнул Llinthe к краю. И кому известно, что он задумывает теперь? — Может, ты знаешь, куда нам следует идти дальше? — огрызнулся Ненеалей. — Мои люди устали, а настоящего Грация Альса по-прежнему нигде нет! — Дух сказал, что Адриана ищет не только Альса, но и Истину. Значит, наш путь лежит в храм Диртамена, — Лукан пристально посмотрел на Урцию. Ужас и принятие отразились на ее лице. Элвен все еще скрывала от них важные факты. — Веди… и рассказывай. Дорога до храма Диртамена казалась невыразимо длинной и рекордной по количеству аномалий во всем городе. Мертвый до недавнего момента Арлатан внезапно наполнился фантомными голосами, звуками давно ставших историей пиров и сражений, отпечатками жителей и имперских солдат, оборвавших их вечное бытие. Над их головами неизменно кружили вороны, а в пустых-полных галереях завывали то ли волки, то ли одичавшие псы. — Пожалуйте, заряжу-ка я свой арбалет, магистр Альвиний, — хмыкнул Нокс. — Думаю, хуже не будет. Да и вам безопаснее. Лукан кивнул. Проклятый эльфийский лес становился опаснее с каждым шагом. Урция больше не замолкла ни на минуту. От нее Лукан узнал о духе Любопытства, конфликте evanuris за скверну, причинах гибели Митал, об исходе рабов и падении Завесы. Все тайны, так старательно непонимаемые Кругом Ищущих, легли перед ним простой и понятной картиной войны за главный ресурс погибающего государства — рабов — в которой генералы не побоялись применить секретное оружие. Но не раньше, чем избавились от ученых, знавших, как его использовать. Один из генералов решил воспользоваться народными суевериями и одержать легкую победу, не допустив распространения болезни. Побежденные (не в последнюю очередь из-за раздробленности) генералы были посажены в лучшую возможную тюрьму. А потом Сетий отворил ее ворота. — Все сложнее, чем может показаться, — не уставала повторять Урция. Лукан кивал, но делал свои выводы. Когда перед ними возникла громада храма, он оборвал поток речей элвен и первым, следуя за очередным отпечатком Грация Альса, вошел внутрь. Темнота и тишина облепили его со всех сторон. Помня об открытии Данария, Лукан сплел вокруг себя тени и вмиг озарил пространство слепящим светом. Представшая его глазам бойня вынудила немедленно обнажить меч. Перрепатэ, подчиняясь безмолвному приказу Ненеалея, последовали за ним по липким от крови ступеням. У подножья лестницы знакомо блеснул магический кристалл — кристалл посоха Адрианы. В гладкие черные стены были встроены ныне не активные eluvian. Бугрящийся острыми выступами пол покрывали обрывки одежды, куски плоти и раздробленные, обглоданные кости. Следы от вышедших из-под контроля плетений оплавили колонны, уходящие в пустоту, откуда тускло мерцали искусственные созвездия. — Что за зверь здесь побывал? — простонал Данарий, зажимая нос и рот рукавом куртки. — Ну и запах! — Скорее всего, эльфы, Цертин. Они были мастерами таких широких жестов, — Ненеалей оглядывал комнату без особого отвращения. — Это место было другим. Спокойным. Только человек смог бы осквернить его! — возразила Урция. — Мои извинения, монна Альвиния, — тон Ненеалея сквозил сарказмом. — Ваши сослуживцы действительно здесь ни при чем. Кровь свежая, а на этом лоскуте… Цертин, взгляните. Это же символ Зазикеля, не так ли? — Верно. Что же, хоть отчасти, но мы преуспели в поисках. Прикажите перрепатэ обыскать это кровавое месиво на предмет регалий Безумца Хаоса. И найдите, наконец, мою невесту! — Только после того, как вы объясните, какого демона тут раскомандовались? Это мои люди, моя экспедиция, и ищем мы мою троюродную сестру. Если кто и имеет право отдавать мне приказы, так это мессер Лукан, но никак не вы. — Он ушел дальше, а вы даже не заметили. Хорошая же из вас ищейка… Лукана мало волновал их спор. Только возможность того, что учинивший это со жрецами мог навредить Безумцу Хаоса и Адриане. — Скрытых механизмов нет, но можно попытаться разбить несколько панелей, — шепотом предложил Нокс. — За одной точно должен быть проход. Лукан отмахнулся от слуги, как от назойливой мухи. — Урция, где служители храма проводили особенно сложные ритуалы? — спросил он, мысленно отмечая, что покинуть зал можно было только через зеркала. — И как туда попасть? — В храме есть два особо ценимых Владыкой святилища. Но мы перекрыли все пути туда еще восемьсот лет назад. Eluvian должны спать и поныне, — Урция подошла к одному из зеркал и провела рукой по полотну. В ответ оно зажглось рассеянным белесым светом. — Ничего не понимаю. Кто мог бы пробудить их? — Граций Альс. Звездный Синод доверил ему и Адриане замести следы. Он знал все, что знали предатели, — Лукан отстранил элвен, пытаясь рассмотреть образы в глубине зеркала. Данарий и Ненеалей оставили свои пререкания, встав за его спиной. Свет угасал. Постепенно проявились темные очертания. Такие же зеркальные стены, образующие коридор, сталактиты, тянущиеся с потолка к жертвеннику. Некто восседал на алтарной плите, с кинжалом в руках, занесенным над беспомощной жертвой. Хрупкое тело билось в бесплодных попытках освободиться. Удар — и кинжал вонзился в грудную клетку, высвобождая столп нестерпимо яркого пламени. Лукан тут же вспомнил. Elghar'ghilan. Маяк Гая Ранвия. — Адриана! Прежде чем пламя успело ударить в зеркало и закрыть проход, Лукан, Данарий и Нокс рванулись вперед и оказались по ту сторону. Граций Альс изумленно повернул голову в их сторону и даже открыл рот, собираясь что-то сказать, но не успел. Тонкий арбалетный болт вошел ему в шею по самое оперение. Брызнула кровь. Альс захрипел и повалился прочь с алтаря. Повисшую на мгновение тишину разорвал плеск воды под быстрыми шагами Данария. Не обращая внимание на едва ослабший поток огня, он на ходу снял свой плащ, подложил его под голову Адрианы и склонился на ней, закрывая обзор. — Что вы делаете?! — закричал Лукан, подбегая к алтарю. Сейчас каждое действие этого порывистого юнца могло погубить Адриану. Данарий не ответил ему. — Адриана, я знаю, что ты слышишь меня. Сейчас тебе будет очень больно, — мальчишка говорил слишком уверенно, словно точно знал, что должен делать. Лукан бы оттолкнул его, если бы Данарий не сжимал рукоять кинжала, вонзенного в грудь племянницы. — Я заберу эту боль, как только опасность минует. Ты заснешь. Только не сопротивляйся. Прекрати попытки сама залечить рану. Лукан понимал, что пламя, объявшее уже весь зал было единственным, что поддерживало в Адриане жизнь. Оно же разрушало то, что осталось от Завесы над Арлатаном. В зеркалах мелькали знакомые, но искаженные черты. Среди них Лукан без труда разглядел полные холодной решимости глаза Сетия. Друг вновь обыграл его. Один удар, один дюйм кинжала глубже в сердце мог бы решить эту проблему… Данарий потянул оружие вверх, свободной рукой сплетая разлагающие чары. В другом месте, в другое время они бы только ухудшили ситуацию. Но здесь и сейчас они сращивали поврежденные ткани, возвращали потерянный объем крови. Спасали, пока языки пламени вновь не скрылись в теле Адрианы. Ее сердце остановилось.