Фотокарточки

Знаете, что я больше всего всегда любил в Билле? Его шею. Звучит, наверное, немного странно, но, что уж тут поделать. Думаю, вы заметили, что тривиального в этой истории мало. Так вот, его шея: длинная, с нежной кожей, которая натягивается на его кадыке, когда он откидывает голову назад. Когда я был занят чем-то, он вился рядом. Я, не глядя, гладил его пальцами по шее сзади, а он прикрывал глаза и чуть ли не урчал от удовольствия. Это стало нередким время препровождением для нас. Не знаю, почему, но, как только мелкий почуял, что я сменил гнев на милость, он тут же стал крутиться вокруг меня практически все время, которое я был дома. А я, знаете, не был против. То ли дело было в тех событиях, которые я описал в прошлой карточке, то ли в том, что я завел себе интрижку с одной работницей администрации района, в которой часто бывал на комиссии по делам несовершеннолетних. Меня тогда особо не волновало, знаете, почему я перестал хотеть своего младшего брата: прошло и слава Богу. – Билл, иди садись, – крикнул я из кухни, ставя на стол острую свинину с рисом. Да, я даже готовить снова начал, мне кажется, после смерти Лили это был первый полноценный ужин, который я сделал. –Вааау, это что тут, – Билл залезает на стул, подкладывая ноги себе под попу и облизывает губы, потирая руки, – выглядит супер аппетитно-о-о, –нараспев произнес брат и засмеялся, видимо, от того, как это прозвучало, потому что вышло, и правда, забавно. – Это свинина в китайском стиле, – поставив нам тарелки, я сел за стол и внимательно проследил за его реакцией, но не нашел в ней даже признака на то, что мелкому что-то не нравится. Он тут же стал расхваливать мою стряпню, но, знаете, красноречивее всего за него говорило то, как он за обе щеки уплетал свой ужин. Даже трещать на какое-то время перестал, представляете? Это был абсолютно обычный вечер, я бы даже сказал, хороший. Билл тихо сидел рядом, я почесывал его макушку, не отрывая взгляда от ноутбука, за которым работал, а, стоило мне убрать руку, тут же слышал такое тихое, но требовательное «ммм» и чувствовал, как он бодает мое бедро, и так продолжалось до тех пор, пока я снова не начинал чесать ему голову. Правда потом, видимо, Биллу стало мало моего внимания. Он стал что-то там бормотать, рассказывая мне про своих одноклассниц и одноклассников, про то, как они все озабочены отношениями друг с другом, какие у них там склоки, ужасы и ссоры из-за того, кто кого увел. Я слушал это вполуха до тех пор, пока вдруг не услышал знакомый мотив, который заиграл из его телефона. – Это что, Placebo? – удивленно вскидываю брови и перевожу взгляд на брата. Он лежит рядом со мной на кровати, прикрыв глаза и чуть постукивая пальцами по своему животу, только несколько раз кивая головой в ответ на мой вопрос, а после шевеля губами в ритм словам, которые пел Молко из динамика его телефона. Я закрываю ноутбук, откладывая его в сторону и, упираясь затылком в спинку кровати, следую его примеру, прикрывая глаза, а потом чувствуя, как что-то тяжелое ложится мне на колени. Мне даже не нужно открывать глаз, я итак знаю, что это мелкий положил на них свою голову. Нахожу пальцами его затылок и чуть надавливаю, запутываясь в его волосах, вслушиваясь в мотив одной из самых любимых песен. –Вот как должно быть, Том, – тихо произносит он на проигрыше, а потом мы, кажется, одновременно открываем глаза, глядя друг на друга, – а не все вот это вот, – он чуть махнул рукой куда-то в сторону, а потом втянул воздух носом, серьезно глядя на меня, –вот какой должна быть любовь. – Билл, – я чуть качаю головой, глядя на него. Мол, нет, малыш, она не должна быть такой: душераздирающей, мучительной, болезненной. Нет, Билл, любовь не должна быть чем-то, что приносит тебе страдания. Любовь не должна разрушать тебя изнутри. Это все не правда, мой глупый братец. Я хотел сказать это ему. Хотел сказать, что, знаешь, мечтать о любви как в песне, которую написали о героиновой наркоманке, покончившей с собой – кажется, не лучшая идея. Но, почему-то, глядя ему в глаза, я не смог произнести ни слова. Почему-то под его пристальным взглядом мне казалось, что я ничего в этом не смыслю, что он сейчас знает об этом намного больше меня. –Mysweetprince, – тихо на грани слышимости произносит он, кажется, одними губами, а потом чуть громче добавляет синхронно с Молко, –youaretheone. От этих слов я чувствую, как все мое тело будто сковывают цепи, мне становится тяжело даже вдохнуть. А еще я не могу отвести взгляд от его лица: от опущенных ресниц и пухлых губ, которые беззвучно шепчут слова этой чертовой песни, от чуть раздувающегося, когда он вдыхает, маленького носика, от этой гребанной родинки под его губой. Я даже не отслеживал этих мыслей, я просто любовался им, вот и все. Мне кажется, эта песня кончилась за секунду. Потому что, когда она доиграла, повисла какая-то гробовая тишина. А я все также не мог вдохнуть. Он что-то прошептал о том, что хочет послушать ее еще раз. И, когда она снова зазвучала, Билл вдруг перевел на меня взгляд. Не знаю, о чем он думал в тот момент. Не знаю, было ли что-то понятно по моему лицу, но я точно помню, как он приподнялся и подполз ко мне, опираясь рукой на матрас рядом с моим телом. Я все еще не мог дышать и не мог ему ничего сказать, хотя, может быть, это как раз был тот момент, когда я должен был вести себя, как старший брат. Когда я должен был развеять его эту подростковую чернушную романтику о том, как это здорово: любить на грани, любить не по правилам. Я до сих пор иногда думаю, что наши отношения были для него своего рода протестом, он ведь всегда протестовал, взять хотя бы его внешний вид. Но я отвлекся, это очень сложный момент, который изменил всю нашу жизни, понимаете? Это бл*ть не так-то просто рассказывать, окей?! Просто… Просто дайте мне перевести дух и дойти в играющей сейчас у меня музыке до тех самых строчек. Дайте мне пару секунд: вдох-выдох. Я почувствовал его дыхание на своих губах на словах «Neverthoughtyou'dgobreakthechain». Символично, верно? Я никогда бы не подумал, что он сможет сломать эти цепи. Я не знаю, о чем пели Placebo, явно не об этом. Но, чувствуя его дыхание на моих губах, эти строчки не могли иметь никакого другого смысла. Я помню, как, не отрывая взгляда от его глаз, провел большим пальцем по его скуле, мысленно спрашивая: «Ты уверен?». И, стоило мне подумать об этом, я почувствовал, как он сжимает тонкими пальцами мой локоть, чуть приоткрывая губы и шумно выдыхая воздух мне на губы. И это стало последней каплей. Вы когда-нибудь пили обычную, питьевую воду после того, как бежали марафон? Или, может быть, вы заходили в теплое помещение после того, как шли по морозу в минус 30 около часа? Или, быть может, бывало у вас такое: голодный до ужаса и вот тебе приносят тарелку с тепленькими спагетти со сливочным соусом и грибами? Ничто из этого не сравнится с тем, что я ощутил, когда подался вперед и смял его губы своими, вжимаясь в них. Я даже не могу сказать, что я его поцеловал: я просто хотел почувствовать его губы. Почувствовать, как он судорожно выдохнет в мой рот, хватаясь пальцами еще сильнее за мою руку, я хотел почувствовать, как быстро заколотится его сердце от этого простого прикосновения. Билл– моя жажда. Время замерло и с этого момента начался новый отсчет. Мы перешли Рубикон, Билл. Вот так глупо и нелепо, под песню Брайана Молко о его зависимой от героина подружке, мы сделали то, что обратной силы не имеет. В этот самый момент, когда я почувствовал себя самым счастливым человеком на Земле, мы с тобой, мой маленький братец, сами того не зная, открыли для себялюбовь на грани, о которой тытак мечтал. Проблема в том, малыш, что наши фантазии редко совпадают с реальностью. Но нам только предстояло это узнать. А в тот вечер я просто целовал своего младшего брата и был самым счастливым человеком на Земле.