Огонь под пеплом

      Сэм спускается в Подземелье. Здесь промозгло и сыро — Сэм слышит воду, капающую где-то впереди, хотя на планах, которые он изучил в свободное время, никаких подземных рек или водоемов не было. Наверное, конденсат. Сэм надеется, что это конденсат: от здешних обитателей можно ожидать чего угодно — мачете, которое он взял, скорее, по привычке, неприятно холодит спину. После выходок Алукарда Сэм как-то разуверился в действенности старых добрых клинков.       Коридоры не освещены. Ему приходится вести рукой по стене, чтобы не потеряться — Уолтер сказал третья дверь после второго поворота. Сэм считает, останавливается: да, это здесь — и осторожно стучит. Звук эхом отражается от каменных стен, мокрых и скользких на ощупь. Сэм настораживается: охотничьи инстинкты берут свое — надо валить отсюда. Только неоновой таблички с надписью «Опасно!» не хватает.       — Заходи, Сэм. — Голос мягок, но у Сэма все равно по спине бегут мурашки — да что с ним такое?       — Как ты узнала, что это я? — с легкой улыбкой спрашивает он, проходит, но не до конца закрывает за собой дверь: всегда готовь пути к отступлению.       — Твое сердце, — говорит Виктория и пожимает плечами, — оно стучит.       — Все сердца бьются одинаково, мне кажется.       — А вот и нет. — Виктория рассеянно водит ложкой в тарелке. — Это сложно объяснить. Поужинаешь со мной?       — У нас разная диета, ты же знаешь. — Сэм приближается и отодвигает стул. — Можно?       — Конечно, я же не кусаюсь, — усмехается Виктория: она уверена, Сэм оценит иронию. Сэм — умный парень. Он ей даже нравится, жаль, что они не встретились раньше. — Яблоко будешь? Стащила на кухне, не знаю, зачем мне оно… — Она выкладывает на стол красное яблоко с чуть помятым боком. — Больше мне нечего предложить. Непутевая из меня хозяйка.       — Спасибо, — Сэм слабо приподнимает уголки губ, — я не голоден.       Виктория молчит. Неяркий свет комнаты искажает ее черты — Сэм запомнил ее совсем не такой, хоть и встречался с ней только пару раз на заданиях. Больше всего его впечатлило, как эта тонкая щуплая девчонка таскала на себе здоровущую винтовку, которую он сам с трудом поднял бы. Потом его просветили, конечно, добрые языки, и все встало на свои места.       Сэм наблюдает, как Виктория медленно подносит бокал к губам и делает крохотный глоток, будто боится сорваться. Сэмов кадык дергается, когда он сглатывает горькую слюну: от воспоминания о «крови демона», такой же густой и красной, как у Виктории в бокале, саднит пересохшее горло. Нет, это в прошлом. Все кончено.       — Это как жажда, правда? — говорит Виктория и смотрит на него, чуть склонив голову.       — Что?       — Твоя зависимость сродни жажде.       — Я не понимаю, о чем ты говоришь.       — Не притворяйся, Сэм. — Виктория встает, выливает содержимое бокала и тарелки в раковину и долго держит руки под ледяной водой, утаскивающей красный солено-металлический запах, повисший в комнате, в сток. — Твоя кровь не чиста. Я чувствую… примесь. Как в Штатах называют это?       Сэм не хочет говорить, но противиться почему-то тоже не может. Гребаные вампирские фокусы.       — «Кровь демона».       — Как поэтично, — усмехается Виктория, и Сэм наконец-то замечает ее клыки. — В Англии это зовется «грязь».       Сэм думает, что такое название значительно лучше подходит той сраной наркоте.       — Как это случилось? — брякает он первое, что пришло в голову, лишь бы сменить тему, и непонятно зачем прикасается к шее.       — Это? — Виктория широко улыбается, показывая клыки, и улыбка больше похожа на оскал. Сэм кивает. — Хозя… Алукарду пришлось стрелять через меня. Ты видел Касулл? От меня мало что осталось. А умирать так страшно.       — Понимаю.       — Нет.       Короткое слово, хлесткое, как пощечина — и у Сэма ощущение, что он ее и получил. Ни черта он не понимает. Ни черта.       — Почему ты не ешь? Не пьешь. Или как это назвать…       — Фрукты мне нравятся больше. — Виктория впивается зубами в яблоко — когда она успела забрать его со стола? — и сок брызгает в стороны. — Зачем пришел-то?       — Фергюсон считает, что из меня может получиться снайпер. — Сэм чуть виновато пожимает плечами, мол, извини, я тут не причем.       Виктория смеется: тихий звенящий смех. Такой ее Сэм и запомнил — маленькой девочкой с большой пушкой, будто из глупых японских мультиков, которые любит смотреть его неугомонный братец, у которого детство играет в заднице.       — А я типа учитель, что ли?       — Фергюсон сказал, что ты покажешь мне свою винтовку. Ну и…       — Показать-то, я покажу. — Виктория откусывает еще яблока и говорит с набитым ртом. — Сэм, ты, конечно, извини, но тебя снесет отдачей.       — Эй! Я умею стрелять.       — И снайпер из тебя, как из меня человек, то есть никакой.       Сэм встречается взглядом с Викторией: грусть и страх — третьего не дано.       — Но приказы не обсуждаются, да? — наконец, говорит она.       — Да, — эхом отзывает Сэм и встает.       — Нифига, какой ты высокий. — Виктория смотрит на него снизу вверх: она едва достает ему до груди. Сэм еле сдерживается, чтобы не погладить ее по голове, как ребенка — ребенка с очень острыми зубами. — Ладно, пошли, покажу тебе «Харконнен» и все такое. Надеюсь, ты не хочешь спать?       Сэм усмехается и отрицательно качает головой.       — Отлично, ведь ночь так прекрасна.