Огонь под пеплом

      Он возвращается, когда ночь седеет как старуха — утренний свет бледными космами свисает на лицо окна. Сэма не было три дня: Фергюсон угнал его на очередное подготовительное задание в какую-то неизвестную английскую глушь — сплошь холмы, вереск и никакого толку. Как эти бриташки не могут понять, что он обучен: и стрелять умеет, и морду бить, и знает почти все виды монстров наперечет.       Сэм вздыхает и осторожно открывает дверь, стараясь не шуметь: рань несусветная — брат наверняка спит. Почему, интересно, Дина не гоняют по живописным английским ландшафтам? Из всех тренировок брата, которые может припомнить Сэм, Дин был только в тире, где выбил сотню мишеней из ста, и на рукопашке, где как будто невзначай выбил пару зубов своему спарринг-партнеру, потому что тот отчего-то вздумал потешаться над его американским, а не британским произношением.       — Кретин, ей-богу, — сказал Дин тогда, разматывая боксерские бинты, заляпанные кровью. — Как думаешь, отстираются?       — Возьми новые, да и все, — предложил Сэм в ответ. — Организация не скупится на экипировку.       — Надеюсь, на стоматологов она тоже не скупится, — усмехнулся Дин, — а то этому придурку пригодится.       Сэм даже не стал читать брату нотацию: этот чувак действительно заслужил.       Дверь отворяется с легким скрипом, что удивительно, ведь Уолтер следит за домом, как кречет. За выбитое стекло, например, и испорченную мебель после Сэмова «магического» представления им вычли из жалования и, кажется, вдвое усилили над ними контроль. Или только над ним?       Сэм не любит вспоминать о том, что произошло, и они не говорят об этом. Но он замечает беспокойство в глазах Дина, стоит ему только нахмурить лоб или коснуться виска рукой: наверное, Дин ждет, что он снова начнет двигать предметы по комнате, как гребаный полтергейст, или загнется от головной боли. Ну что за лажа? Сэм надеется, что этого больше никогда с ним не случится, что это было каким-то гигантским иррациональным сбоем в программе. Но глубоко внутри он знает, что это ложь, но продолжает себе врать. Вероятно, так проще и не так страшно. Сэм боится, что когда-нибудь он превратится в то, на что они охотятся всю жизнь — в урода, само существование которого противоречит природе, и тогда брат, наверняка, без колебания пустит ему пулю промеж глаз. Сэм боится об этом думать, как боится того, что такое решение проблемы будет самым верным, потому что что-то неправильное засело внутри него, словно заноза, которую никак не достать.       Сэм бесшумно переступает порог и замирает. Он ошибся — брат не спит. Дин стоит напротив окна, четко очерчиваясь хрупким утренним светом, и, наверное, поэтому кажется болезненно-тонким. Сэм видит только его напряженную спину и опущенные плечи — Дин упирается ладонями в спинку стула — и чувствует острую потребность прикоснуться к брату, чтобы ощутить твердые мышцы и теплую кожу, а не шершавость картона: уж очень Дин походит на глупые теневые силуэты, которые вырезают на ярмарках.       — Эй, — тихо зовет Сэм, словно опасаясь, что от голоса громче Дин разлетится клочками бумаги. Но ничего такого, конечно, не происходит. Дин вздрагивает и оборачивается: под глазами темные круги — должно быть, не спал.       — Сэм, — говорит он, и Сэм слышит и облегчение, и тревогу сразу, — ты вернулся? Ты же сказал на три дня.       — Так три дня и прошло. — Он стягивает сумку с плеча и бросает на пол. — Видок у тебя… Ты спал вообще? Ты в порядке?       — Я спал, — отвечает Дин и устало потирает переносицу, — даже часов шесть. В общей сложности.       — В общей сложности? — Сэм хмурится. — Что стряслось?       — Ничего, — выдыхает Дин и садится на стул, разворачивая его к себе. — Искал тут кое-что.       — Надеюсь, это стоило того.       Дин молчит и смотрит на него: взгляд странный и какой-то стеклянный. Сэму становится не по себе: страх, скользкий, как змея, ползет по хребту.       — Да что такое, Дин? — Голос неприятно вибрирует. — Ты можешь объяснить внятно?       — Обещаю. — Слово падает из Динова рта, как обол. Сэм вдруг замечает, что Дин неестественно бледен, почти прозрачен. На ум приходит только одно сравнение — мертвец. Черт возьми, какой же Сэм слепец.       — Дин! — Сэм обхватывает лицо брата ладонями и аккуратно наклоняет его голову набок, осматривая шею. — Боже, нет, — выдыхает он: слева шея проколота в нескольких местах.       — Обещаю, — повторяет Дин и закрывает глаза.       — Нет, а ну не спать! — почти приказывает Сэм. — Смотри на меня! Это Алукард сделал?       Дин слабо кивает.       — Это плата… — говорит он, но глаз не открывает. — За информацию. Обмен…       — Что? Какой еще обмен? — Сэм не понимает, ровным счетом, ничего, но точно знает, что замочит этого сраного кровососа, даже если придется разрубить его куски и развезти по разным конца света. Сука!       — Я их найду… и убью, — невнятно произносит Дин. — Всех до одного.       — Да кого?! — рявкает Сэм и бьет брата по щекам. — Не вырубаться!       — Тех, кто сделал это с тобой. — Дин открывает глаза, и взгляд его ясен и холоден. — Я обещаю тебе.       Заноза внутри впивается глубже — Сэм чувствует ее где-то у солнечного сплетения. Острое инородное тело. Клык зверя, что притаился в нем. Сэму кажется, что он слышит рычание, низкой вибрацией проходящееся по телу.       Дин обмякает в его руках, отдав слишком много в результате крайне неравноценного обмена. Слишком много ради него.