Огонь под пеплом

      Первое, что он видит, когда рождается, — нестерпимый яркий свет. Первое, что он чувствует, — жар, прожигающий хрупкое тельце, в котором его заперли, насквозь. Первое, что он слышит, — имя, которое становится и его тоже.       — Сэмми.       Не плохо, но он бы предпочел, чтобы его называли Сэм. Он поработает над этим. В конце концов, у него куча времени.       — Не бойся. Я здесь.       Он ухмыляется: крохотное тельце почти не слушается — выходит глупая младенческая улыбка. Забавно. Волк залез в овечку. Волку так идет эта шкура.       — Сэмми.       Ему нравится голос, который произносит это. Ему нравится, как пахнет Тот, кто говорит: ванильное мыло, молоко и гарь. Последнее доставляет особое удовольствие. Он спалит всё, как только наступит нужный час. Как только шкура сможет выдержать его.       Сейчас тельце мало и слабо — если он шевельнет хотя бы пальцем, то разлетится на куски. Миленькое одеяльце с кроликами окрасится в алый — пламя и кровь. Забавно, но преждевременно. Поэтому он подождет и вырастет вместе со шкурой, и перерастет ее — захватит всё: каждый дюйм кожи будет его, каждая клетка, каждый нейрон будут подчиняться ему. Это не блицкриг — это осада. Тотальная блокада. Это война.       Война, в которой падут все, кроме него. Вечность не остановить.       Он — вечность.