Огонь под пеплом

      — Подъём! — Дин чувствует мягкое, но настойчивое прикосновение к плечу. Сэм.       — Ещёп’тьминут’ек…       — Вставай, придурок! — Тон у брата слегка разочарованный. — Забыл, что ли, всё?       Дин смутно припоминает, что вчера Сэм говорил что-то о том, что им не мешало бы прикупить шмоток и посмотреть Лондон, но Фергюссон будто с катушек слетел и умотал Дина так, что, придя домой, он завалился на кровать и, не слушая брата, так и уснул под его монолог.       Он слышит, как Сэм, неразборчиво ругнувшись, уходит, а через пять минут в нос бьёт аромат свежего кофе. Заварил, засранец. Подмазывается.       Дин открывает глаза и садится на постели.       — В душ и поехали,— жёстко рубит Сэм и упрямо вскидывает подбородок. — А то в пробки попадём.       Дин одним глотком осушает крохотную чашку эспрессо, идёт в душ, наскоро смывает с себя пот и грязь. Жизнь начинает казаться неплохой, даже не стервозной тёткой.       Они выходят в промозглую серую хмарь и торопливо залезают в Импалу.       — Обещали солнце. — Сэм мямлит, словно оправдываясь за непредсказуемую лондонскую погоду.       — Я привык. — Дин хлопает брата по плечу и улыбается. — Куда едем, умник?       — Камден-Таун, — и, глядя на недоуменное лицо брата, усмехается. — Тебе понравится, обещаю.       — Тогда давай, гугл-карта, куда рулить?       Спустя полчаса отборного американского мата, двух перепалок и попытки Дина к чертям собачьим развернуть Детку и поехать обратно, досыпать, они добираются до…       — Блять, — только и может сказать Дин. — Блять. Платная стоянка, чувак, только так.       Дин, остановившийся посреди дороги, близок к панике. Его взгляд хаотично мечется от одной огромной витрины к другой, от непонятного пола существа, которое сидя возле стенда с панковской одеждой, раскрашивает всем желающим волосы из баллончиков кислотной краской, и…       — Дин! — голос брата возвращает его в реальность. — Нам сигналят. Парковка: налево и вперёд.       Когда, наконец, они ставят детку на разлинованное место и, отдав пофигистично глядящему телек сторожу пять фунтов, добираются до тех витрин, на которые залип Дин, Сэм говорит:       — Самый большой блошиный рынок в городе, — он улыбается, не скрывая ехидства, — я знал, ты оценишь.       — Сучка.       Сэм ржёт и пытается растворится в толпе, оставив Дина наедине со всем этим хаосом. Дин подрывается и догоняет брата.       — Не теряйся! — кричит ему Сэм, но Дин всё равно с трудом различает его голос среди гомона толпы. Дин, расталкивая людей плечами, бесцеремонно хватает Сэма за руку, сжимает его ладонь.       — Это как заселение в общагу. — Сэм улыбается так беззаботно, что Дин даже не огрызается на упоминание Стэнфорда. Только заноза где-то глубоко внутри вновь дает о себе знать лёгким покалыванием в груди. Словно застарелый шрам.       Они протискиваются вдоль бесконечных рядов с разномастными товарами, заходят в несколько лавок и откровенно стебут друг друга, примеряя фриковские клёпанные куртки с шипами и кучу браслетов. Несколько раз их принимают за пару и, в надежде что-то продать, предлагают семейную скидку, и в другой раз Дин бы начистил незадачливым продавцам рожи, но сегодня они с братом лишь смотрят друг на друга и хохочут, до слёз и колик в животах.       Когда они выходят из очередного магазинчика, их внезапно ослепляет нестерпимо яркое и тёплое солнце. Пока они ищут, где купить солнечные очки, Динов нос подозрительно краснеет, и он остервенело чешет его. Приходится взять еще и крем от солнечных ожогов.       Сэм расплачивается в лавке, похожей на гремучую смесь аптеки и дома ведьмы.       — Чувак, ты уверен, что это поможет? — Дин изучает баночку с жирной белой субстанцией внутри.       — Думаешь, почернеет и отвалится? — беззлобно огрызается Сэм. — Лучше всё равно ничего не найти.       И вдруг он вырывает у Дина баночку и зайцем улепётывает от брата. Дин, толкаясь и матерясь, следует за ним. Он настигает Сэма и заламывает ему руку, пытаясь вырвать крем из длинных братовых пальцев. Толпа обтекает их, словно вода стоячий камень, расходится в стороны, но людям, идущим мимо, всё равно на братьев. Сэм снова смеётся, открывает банку и втирает крем в Динов нос. Пахнет ментолом — крем приятно холодит кожу, жжение утихает, и Дин вдруг вспоминает, что не ел ничего с самого утра.       — Пошли в восточную часть. — Динорадар у Сэма настроен отлично. — Поедим.       Пока они добираются до палаток с едой, им предлагают купить китайский фарфор, контрабандные волшебные грибы и снять девочку на ночь.       Дин понимает, что они почти на месте, улавливая фантасмагорию ароматов, усиливающуюся с каждым шагом. Запахи бьют по рецепторам: пряные и острые восточные ароматы мешаются с запахом колбасок и бигуса, пахнет свежей рыбой, кайенским перцем и еще чёрт знает чем.       Они с Сэмом покупают азиатские лепёшки с мясом и овощами, выбираются к какой-то лестнице и едят, сидя прямо на нагретых солнцем ступенях.       Сэм задумчиво вертит в руках банку колы и рассеяно смотрит куда-то вдаль, на бесконечные ряды палаток.       — Хороший день.       — Да, — соглашается Дин. — Неплохо.       — Ага. Толь… — Сэм не договаривает и резко замолкает.       Дин настороженно смотрит на брата:       — Не думай, что я не услышал. Договаривай.       — Голова болит, — жалуется Сэм. — Солнце…       — Солнце? — переспрашивает Дин, но Сэм перебивает его. Слова отрывисты и злы.       — Не так что я-выкину-шкаф-в-окно, — и повторяет с нажимом: — Солнце.       — Я понял, понял, приятель! — Дин примиряюще поднимает руки вверх. Он не хочет портить волшебство этого дня банальной ссорой. — Пойдём, купим тебе дамскую шляпку, Саманта.       — При… — Сэм вдруг замолкает и прижимает руку к лицу. Сквозь пальцы сочится кровь, лицо у брата белое, как мел. Сэм испуганно смотрит на Дина, сквозь Дина и заваливается на брата.       Тишина. Тишина оглушает, звенит в ушах. Время застывает. Дин застывает.       — Сэмми…— беспомощно шепчет он, удерживая брата за плечи.       — Громче.       Дин смотрит на брата. Тот медленно, невыносимо медленно открывает глаза, и они черны. В них клубится тьма.       — Скажи это громче.       И Дин подчиняется:       — Сэмми!       — Меня зовут Сэм. — Сэм не сопротивляется, позволяя Дину стискивать его плечи. — Ты назвал меня так.       — Отпусти его, мразь! — Дин чуть ли не кричит, сжимая брата сильнее — на плечах останутся синяки.       — Как можно? Такое не отпускают, ты же знаешь. Я вижу, ты знаешь. — Сэм жутко улыбается: больше похоже на оскал. — Ты пах гарью и смертью. Ты знаешь.       Сэм вдруг запрокидывает голову и обмякает, воском оплывая у брата на руках.       В мир возвращаются звуки. Дин слышит их остро: какафонию из людского гомона, боя часов, шелеста листьев. Дин оглушён и раздавлен, голова Сэма на его коленях и со стороны кажется, что брат просто спит. Если бы не перепачканное кровью лицо. Толпа так же безразлично огибает их, расходится и соединяется вновь в единый поток.       И Дину только и остаётся, что беспомощно смотреть во вновь затянувшееся тучами низкое небо Лондона.