Огонь под пеплом

      — Видишь? Видишь? Ты видишь это?       Клинок Андерсена вонзается Дину в грудь, пробивая ребра и лёгкое, выходит окровавленным лезвием из спины.       — Видишь?..       — Это священные тексты! — Андерсен хохочет, сумасшедший фанатик, и смотрит на Сэма. — Ты не пройдёшь, чудовище! А…       Выстрел оглушает. Дин опускает вальтер — ствол дымится.       — Заткнись, сука.       Андерсен лежит неподвижно — и это главное оружие Искариотов, их, блять, козырь? Позади стонет Виктория, насквозь проткнутая освящёнными ножами, Дин поворачивается к брату, как вдруг...       — Видишь, мальчик, что ты сделал? А если бы ты позволил…       Андерсен встаёт, медленно поднимается и хохочет-хохочет-хохочет. Пуля выкручивается из его лба, словно винт, и Сэм отчётливо слышит тихий металлический стук, с которым она падает на мрамор.       — Чудовище! — Андерсен изгибается дугой и скрещивает клинки крестом. — Мы — искариоты! Повернись и сразись со мной! — Он несется на них, и Дин…       — Мальчик, ты потерял всё.       Дин страшно хрипит и, закатив глаза, оседает — тело ударяется об пол с мерзким неживым звуком.       — Дин! — Сэм кидается к нему, обнимает, удерживает, но брат в его руках — тряпичная кукла.       — Д... Дин! Ди-ин! — Вой — не крик. Сэм притягивает Дина ближе и укачивает, как ребенка. Голос теряет силу, становясь стоном. — Дин...       Смысла нет — смысл потерялся, рассеялся дымом с последним вздохом брата. Ничего нет.       — Ты чувствуешь это?       — Да, — шепчет Сэм в пустоту: кожу вспарывают, вскрывают миллионы острых, как бритва, осколков, которые когда-то были его жизнью.       — Ты потерял всё, кроме меня. Я заберу твою боль. Я убью твоих врагов. Я не брошу тебя. Я вечен. Я – вечность. Позволь мне стать тобой, мальчик.       — Да! — кричит он в пустоту, кричит ухмыляющемуся Андерсену, держащему клинки наготове. — Да!       Не за что больше бороться.       Осколки. Вся его жизнь — сплошные осколки, острыми гранями впивающиеся в его тело.       Пустота — это легко.       — Наконец-то.       Стекла в особняке, в который они пришли их маленькой группой: он, Дин и Виктория, — чтобы зачистить от упырей, разлетаются вдребезги и осыпаются с нестерпимым звоном. Сэм встает и с интересом глядит на Андерсена черными провалами глаз.       — Посмотри, во что ты превратил его.       — Отродье! — орет Андерсен и запускает в него все свои клинки. Они превращаются в осколки по щелчку Сэмовых пальцев.       — Гори, — спокойно и холодно говорит Сэм, и Палач получает Праведный огонь, которого так желал.       Виктория с ужасом смотрит на Сэма и боится шевельнуться. Он оборачивается и приподнимает уголок губ — клинки рассыпаются, освобождая ее тело.       — Сэм?       Ухмылка становится шире, окончательно искажая черты. Сэм отрицательно качает головой и безразлично перешагивает через тело Дина, двигаясь к выходу и оставляя после себя обугленные следы.       Виктория остается, пригвожденная к полу, как мотылек, осколками чужого гнева, чужой боли, которая вырождается в нечто страшное — в абсолютное разрушение.