Stray Fics

В этом мире у каждого человека есть свой соулмейт. Кто-то в это верит сразу же, как только мать или отец начинают передавать ребёнку свои знания о жизни, а кто-то не верит до тех пор, пока изо рта не начинают сыпаться гроздями лепестки цветов. На лице, конечно же, недоумение и искренний ужас, но неверие тут же сменяется уверованием и приходится вспоминать всё, в чём так пытались убедить в детстве. Да, это ещё одна особенность этого мира – ханахаки. Мир, что так ненавидит Чонин. Мир, где он один, даже несмотря на то, что знает о существовании своего соулмейта, точно знает этого человека, но не может ничего сделать, потому что как только пытается сказать этому парню о своих чувствах, то горло сразу же забивается приятного оттенка лепестками вперемешку со слюной. Улыбающийся Чан только одним своим видом буквально требует, чтобы ему постоянно кто-то говорил, что его любят, что есть соулмейт и он может дарить свою улыбку целенаправленно, а не наугад, пытаясь понять кто есть кто из своего окружения. О Чонине он, конечно же, никогда не думал, как о своей истинной половинке, просто потому что к нему душа лежит как к младшему брату, когда заботиться о нём так же естественно, как и дышать. А Ян всегда задумывался, глядя на Бана и сглатывая подступающие цветы к горлу, сколько же им дано времени на то, чтобы сойтись со своим соулмейтом, ужиться с ним и полностью разделить свою жизнь. Точного ответа нет ни у кого, потому что каждой паре дан свой срок и никогда не угадаешь, в какой момент один стебелёк с пучком бутонов превратится в деревце, заполняющее лёгкие, не позволяя воздуху циркулировать, а потом ещё и кожу разрывать. Только Чонину кажется, что его время на исходе. Изначально он думал, что приступы усиливаются именно тогда, когда он проводит время со старшим, пытаясь донести до него, что он не просто его братишка, как Чан его всегда называет, а соулмейт. Однако потом, когда он решил, что стоит какое-то время избегать Бана ради того, чтобы кашель прошёл, Ян увидел совершенно обратное действие – дошло до рвоты, и даже рядом находящемуся Сынмину пришлось звонить в скорую помощь, лишь бы это остановилось, но разве от любви есть лекарство? Каждый новый день – какая-то пытка, и непонятно, можно ли это как-то пережить, есть ли возможность проснуться завтра или всё-таки есть шанс уснуть навеки, захлебнувшись во внезапном притоке довольно крупных бутонов. - Чани-хён, а тебе когда-нибудь дарили цветы? - Нет, Иени, никогда. - А если бы подарили, то какие бы это были? - Я же не знаю, зависит от человека. - Ну а какие бы ты хотел? - Я? Хм, возможно, эустомы? Именно тогда Чонин узнал название того, что так яростно его убивает. Белые с фиолетовой каёмкой лепестки, иногда замещающиеся полноценными бутонами. Радует только то, что у этого вида роз нет шипов. Парень смеётся, когда вычитывает этот факт в интернете – хоть что-то не будет приносить дополнительную боль, и на этом спасибо, Бан Чан. Сегодня три года со дня их знакомства. Три года с того дня, когда Чан признал Яна своим младшеньким братиком, потрепав за щёчку и умиляясь тогда ещё стоящим брекетам. Три года, как Чонин сразу же всё понял. Три года, как впервые вечером после их встречи он сжал в ладони первый бело-фиолетовый лист. Идти никуда не хочется, да и возможности нет, потому что парнишка лежит в своей комнате на пушистом ковре, раскинувшись звёздочкой и зарываясь пальцами в мягкий ворс. Утро сменяется днём, а день – вечером. Телефон звонить не перестаёт. По различным мелодиям на вызове он понимает, кто ему звонит: то Сынмин, то Чан. Брать трубку он, конечно же, не собирается. Да и не то чтобы он так прямо мог двигаться. По телу будто бы раскалённый металл разлит, перед глазами темнеет мгновенно при любой попытке разлепить веки. А если снова сомкнуть ресницы, то можно увидеть Чана – хоть где-то! –, который улыбается и вновь треплет за щёку, которая уже раскраснелась от слишком часто повторяющихся действий. Чонин совершенно не чувствует, как по его дыхательным путям тянутся тонкие стебли, а листики уже даже не раздражают слизистую. Бутоны скапливаются где-то ближе к горлу, затрудняя поступление кислорода, из-за чего возникают слишком приятные галлюцинации, способные за несколько часов до смерти заменить целую жизнь. Это ли не повод порадоваться напоследок? А вот и ещё одна галлюцинация: Бан Чан грациозно проходит в мрачную из-за отсутствия дополнительного освещения комнату, оглядывается и на ощупь ищет выключатель. Яркий свет режет глаза, даже если они закрыты, но это ведь всего лишь видение, так что можно и потерпеть. От увиденного у Чана дух перехватывает, и он заставляет младшего подняться, согнуться пополам и сплюнуть хотя бы часть забившихся бутонов. Возможно для Яна это только галлюцинация, но для Бана – больная реальность. Поначалу он даже не обращает внимания на сами цветы, просто добивается, чтобы Чонин смог вдохнуть воздух. Он что-то кричит, чтобы привести «братишку» в чувство, но тот лишь улыбается какой-то безумной улыбкой и пытается протянуть руку к бледному лицу старшего. Только тогда Чан берёт в руку помятый, но самый целый бутон – эустома, белая с фиолетовыми краями, такая нежная и аккуратная, прямо как он любит. Осознание приходит, кажется, слишком поздно, но Бан всё же утыкается в протянутую с трудом ладонь, подставляясь под прикосновения. - Как тебе удалось, - шепчет он, даже не надеясь, что Ян услышит его. – Как тебе удалось дождаться меня? Он укладывает продолжающего улыбаться Чонина обратно на ковёр, берёт его ладонь в свою, сжимая длинные пальцы своими, и вытягивается рядом сам. И теперь они оба лежат раскалённые, закрыв глаза и глядя в темноту, видя только друг друга, никого больше.