Every day I see the violence, Каждый день я вижу насилие, Every rough night turns me on Каждая тяжелая ночка меня заводит.
Кулак без тени сострадания проходит по небритому лицу, челюсти, прямо в губу. С характерным звуком ударяется о плоть, забирая себе пару капель крови. Ник проводит языком внутри и угрюмо-досадно шипит, — кажется, шатается зуб. Эллис часто дышит, утирает тыльной стороной ладони нос, пачкая его чужой кровью, и смотрит. Будто только что овладел приемом стирания в порошок взглядом и хочет испытать его на Нике (именно на нем). Он не против.I believe in no better, Верю в то, что лучше быть не может, I just take whatever I want Беру все, что захочу.
Нику он — взгляд — не нравится, совсем: хочет отвернуться, смотреть в пол, на мерзкую Плевальщицу или не менее стрёмного Толстяка, но только не в глаза ему, нет. Это выше сил Ника. Он до чертиков боится признавать очевидное. Пропускает еще один удар. Уже в скулу.Every day I seed the violence, Изо дня в день я сею насилие On and on. Снова и снова.
давай же, соберись, тряпка Ника чуть косит в бок, хочет схватиться за пострадавшее место, отойти в сторону, переждать, но вместо этого встает обратно, ровно, шипит сквозь плотно сжатые зубы, пытается смотреть на Эллиса. Тот молчит, продолжает сжигать в нем дырку похлеще, чем злоебучая зеленая кислота. Ник видит еще один замах; рефлекс говорит: останови, но ебанное сердце кричит — орет: подставь другую щеку. Ник слушает второе. бесхребетная мразь Он не причинит вред тем, кто ему дорог, даже если от этого будет зависеть его жизнь.I never take a step backwards, Я никогда не отступаю, Never leave, just moving on. Не ухожу, лишь двигаюсь вперед.
Удар приходит в еще свежую рану от Жокея: кровь херачит чуть ли не фонтаном. — Тебе, блядь, еще самому не заебалось?! Произносит — наконец-то! — Эллис, брызжет слюной (чертовски злой, его таким еще никто никогда не видел; Ника почти берёт гордость, что он первооткрыватель), делает шаг вперед, левый глаз нервно подрагивает; еще немного, и он пойдет за излюбленной битой. — Смотря.. что, — хрипло, еле слышно; сплевывает кровь изо рта на пол, почти под ноги обоим. Хочет добавить какую-то колкость, которую (он чует разбитой губой) Эллис не оценит однозначно, но отдергивает себя. Как ты, сука, находишь в себе силы на ухмылку, а?! Годы тренировок. — Кончай строить долбаёба! — Рошель и Тренер прекрасно слышат каждую фразу и другие посторонние звуки, но не вмешиваются — Эллис запретил. это между ними — А что, не нравится, что у меня это получается лучше, чем у тебя? Он своеобразно, никому непонятно, обидно, говорит о своей симпатии. Ник снова давит усмешку через боль, прижимая к открывшейся на лице ране руку, и подавляет ещё один приступ рвоты, — самоуважение он терять не намерен, пока ещё. Эллис почти удивляется, но брови остаются на месте, как и поджатые губы. Уже не смотрит — прожигает. По-настоящему. ты бесишь, сука Заносит вновь кулак (для Ника будто всё в замедленной съёмке), мужчина отворачивается, смиренно подставляет ещё целый глаз (последнее, что ещё не пострадало ни от Зараженных, ни от Эллиса). Он не хочет прикладывать холодные консервы к лицу и пить обезболивающее, не хочет давать сдачи, как сделал бы это раньше (совсем нет), напротив: хочет — был бы счастлив — извиниться. Извиниться за слабость, за дебильные мысли, за себя. Он просто думал, так будет лучше. Без него. Не угадал. Жмурится, готовясь к очередной, — заслуженной — боли; стойко, по-никовски. Ты придурок. Знал? Он слишком суровый для разговоров. Догадывался. Ник замирает, когда огрубевшие пальцы с оттенком нежности проходят по его щеке, опускаются вниз, еле касаясь; доходят до шеи и останавливаются на середине. — Не смей так больше делать. Слышишь? — чуть надавливает на горло, обхватывая всей ладонью, продолжает слегка сжимать пару секунд. — Мудак ты жертвенный. Ник не успевает среагировать на момент, когда Эллис убирает руку и накидывается на него, заключая в объятия. Держит крепко, впивается ногтями в злоебучий пиджак, вжимает в себя насколько может. Дышит в шею и глубоко вдыхает, закрывая глаза. Стук чужого сердца Ник слышит лучше, чем своего. В глазах не шок, не отвращение (к самому себе) — понимание.Whatever it takes, Чего бы это ни стоило,
В комнате раздается тихое, слышимое только одному человеку «прости», и тяжелые перебинтованные руки отвечают взаимностью: прижимают к себе, цепляясь за бока, как за последний ебанный спасительный круг в огромном бездушном океане (смерти? Зомбаков? Жизни ли?). Он редко показывает настоящего себя.I'm fighting for Я борюсь за This miserable place, Это жалкое место,
Ник позволяет себе положить голову на подставленное плечо, зарыться носом в слипшиеся каштановые волосы и прикрыть уставшие глаза, не боясь очередной неведомой херни, которая может произойти в любую секунду. «Просто.. Просто не твори всякую хрень, наплевав на всё, ладно?» Эллис слышит свой голос сквозь толщу воды, и, чёрт возьми, улыбается, когда доносится ответ: «Только после тебя» Он никогда не отпустит то, что любит, — с этим, пожалуй, Эллис готов согласиться и принять на всю жизнь.That I've named my home. Которое назвал своим домом.