I had an oath — I can not bear, Я поклялся: «Не сдвинусь с места», But it's been holding us safe. И эта клятва спасала нас.
Слова в безмолвном шепоте пытались вырваться из глотки, но получалось только не разборчивое кряхтение. Дышу слишком часто, зрачки расширены. В который раз сую два пальца в рот, мечтая выблевать на автомате выпитые блядские таблетки. Благодаря немалым усилиям одна уже покоилась на дне раковины — это дало мне надежду — осталось ещё две. Не то чтобы я был любителем переводить — немалые, кстати, — деньги в отходы, просто зачем мне пихать в себя то, что мне не помогает, а делает лишь хуже? Нет, они, конечно, устраняют главную проблему, но какой ценой: делают самым натуральным овощем, без желаний, что-либо делать и чувствовать. Я понял это ещё раньше, где-то на третьем приёме, но не хотел расстраивать Ника, он на них всю зарплату тратит, надеясь, что я поправлюсь. Но он не знает, что это не лечится, это просто я.I knew I could, until you dared Я знал, что выдержу, пока ты не решил Just to be true to yourself Быть честным самим с собой.
одни проблемы от тебя Это как пытаться отучить спортивного человека бегать или художника рисовать — это его неотъемлемая часть, её нельзя просто взять и «стереть». А эти таблетки лишь на время отгоняют эту часть, запирают её за хилую, слабую дверь, через которую она за пару дней всё равно прорвется, разломав всё к чертям. На щепках выстроится новая (после принятия «лекарства», разумеется), и так по новой. Это потихоньку сводит с ума, я больше не могу это терпеть. сдаешься, да? Но я не знаю, как сказать об этом Нику. Ещё одна таблетка с приглушённым звуком падает в раковину, а вместе с ней — остатки последнего приёма пищи. Почему не в унитаз? Не могу долго стоять на коленях (ха, двусмысленность, обожаю): живот скручивается таким морским узлом, что оттуда уже ничего не вернётся. Тыльной стороной ладони вытираю оставшуюся слюну с нижней губы и кривлю губы в подобии усмешки, оглядывая свой «завтрак»: небольшое месиво из одного бутерброда с колбасой и сыром. Вспоминаю, как аппетитно он выглядел с утра, как до одури вкусный аромат проникал в нос, вызывая слюну и пробуждая голод, который в последнее время сопровождает меня повсюду. Но этот голод не физический, а моральный (за это тоже стоит сказать спасибо таблеткам) — живот не издает жалобные гортанные звуки, как раньше, это происходит в мозгу: необъятная тяга к пище всегда, везде и в любое время. Это когда ты хочешь, но не можешь есть. Отвратное чувство. Даже когда бегаешь от зомби днями напролет и просто не можешь найти что-нибудь съестное, не такой хреновый расклад, как это. Здесь ты видишь еду, чувствуешь ее — и не можешь взять, как бы тебе не было обидно. Однако сегодня утром было исключение. Безусловно, одной из причин было колкое, но обеспокоенное замечание от Ника: «Может, ты уже подружишься с едой? А то я вчера будто скелета своей прабабки домогался», но по мимо него также был спор с самим собой: «Давай, Эллис, этот бутерброд слишком ахуенен, чтобы его не съесть, дерзай, мужик, ну». Убедить себя, естественно, получилось (ещё бы не получилось — Ник уже был готов самолично запихать несчастный кусок хлеба мне в рот и даже обещал сегодня провести со мной всю ночь — он частенько выходил в ночную смену, поэтому для меня это было весомое обещание), я получал неописуемое удовольствие, пока медленно поглощал пищу, а когда закончил — удовлетворённо выдохнул, но вот последствия, — о которых я, кстати, догадывался, — заставили задуматься, а так ли мне нужна эта еда. Может, голод был бы предпочтительней..? Медленно, аккуратно поднимаю голову и смотрю в зеркало. Нет, не в отражение, а именно в само стекло. Там нет лица и каких-то четких контуров, но я удивляюсь не этому, нет, это уже стало привычно, ха. На секунду впадаю в ступор из-за непривычно открытой головы: подобие тёмных прядей волос не были обычно прижаты любимой кепкой, а неряшливо, в виде каких-то нечетких линий, торчали в разные стороны. Скосив взгляд в бок, на корзину с грязным бельем, замечаю свою давнюю подружку, мирно восседающую на вершине кучи одежды. Тихо хмыкаю и возвращаю взгляд обратно. Блеклое пятно смотрит ответно: надменно, с пустотой, презрением.Oh I bog down so deep, О, я слишком глубоко увяз,
заслужил Последняя таблетка, видимо, не собирается покидать моё бренное тело, так как при очередной попытке из глотки выходит только воздух и слюни. Жаль, чёрт возьми. Но я не хочу так просто сдаваться; может, если засунуть пальцы чуть глубже...I'm praying 'Set me free'! Я молю: «Освободите меня!» I'm just a ghost in a mirror Я просто призрак в зеркале.
Из мыслей вырывает щелчок замка входной двери, пальцы останавливаются будучи на половину во рту. Не могу сдержать волны кашля. Ник! — Эллис, ты в ванной?Break through the dark. Прорвись сквозь темноту.
не отвечай, ты, жалкий кусок дерьма Игнорирую, прикрывая ладонью рот. Он не должен об этом знать.Remind me what I'm missing? Напомни, чего же мне не хватает?
Не вмешивайся в это, Ник, прошу. Открой ебанную дверь, Эллис.You know I still listen to you. Знай, я по-прежнему к тебе прислушиваюсь.
Судорожно включаю воду и мою раковину — нет, не мерзко — наспех. Сквозь поток из крана могу различить стуки в дверь. Всё сильней и сильней. Нет, пожалуйста, нет. доигрался, пацан — Ты там в порядке, Эллис? Не тот вопрос. Ответь мне, засранец. Вдох-выдох. Ничего страшного. Вдох-выдох. Всё под контролем. Вдох-о-боже-он-пытается-выломить-дверь-плечом-выдох. Я слишком далеко зашёл. Вдох- сдох- выдох. — Эллис, твою мать, открой!My numbing heart Мое оцепеневшее сердце Shatters into pieces. Разбивается на кусочки.
он убьет тебя, когда зайдет Знаю. его заебали твои проблемы Меня тоже. в шкафчике лежит бритваPlease break through my dark! Прошу, прорвись сквозь мою темноту!
Сука, Эллис, не смей, блядь! Прости, Ник. Пелена в глазах. Рука автоматически тянется к дверке шкафчика. Последний раз смотрю в — стекло — своё отражение. Оно плачет. Так ведь будет лучше, да? а ты проверь Я не уверен. хорош ныть, тряпка сделай это Я… Ник! Почему изо рта не выходят звуки? Почему ты не слышишь, как я кричу твоё имя? Почему ты не…My words are too quiet to be heard. Мои слова слишком тихие, чтоб их услышать.
— ..Я здесь, Эллис, очнись, смотри на меня, прошу, блядь, открой глаза, придурок. Я пришёл. Я слышал всё. Молю, теперь услышь меня, чёрт возьми. — Ты нужен мне! Я… вдох-выдох — Ник, я.. Не бей меня, прошу! Выставляю руки вверх в защитном жесте, прикрывая голову, и жмурюсь. Сидеть на раковине не удобно, но мне сейчас абсолютно всё равно. Чувствую, как меня пробирает мелкая дрожь. Я уже в предвкушении удара…My hands are too weak to lift swords. Мои руки слишком слабы, чтобы поднять меч.
— Ты что несешь, Эл?! Он хватает меня за руку, пытается убрать ее, раздвинуть, чтобы увидеть лицо. лучше не надо Но я мертвой хваткой прижимаю их к себе. Не смотри, пожалуйста! Почему я так уверен в ударе? — Эллис. Почему его голос такой мягкий? — Взгляни на меня. Не смею ослушаться. Разворачиваю голову в его сторону и разлепляю веки, смотрю сквозь щель между рук, в надежде увидеть того.. чье имя кричу по ночам, когда его нет. Но на месте лица снова неразборчивое пятно, от которого хочется выть.My bones will not stand any more steps. Мои кости не выдержат больше ни шага.
Почему я спокойно не выпил те блядские таблетки?! Я мог хотя бы видеть его, пускай бы и не чувствовал к нему ровно ничего, но хотя бы… Черт! Закусываю губы до крови — на боль до смеха похуй, — готов вот-вот разреветься из-за обиды, из-за тупости, из-за себя. В последний раз всматриваюсь в ебучие кляксы и блики и замечаю до этого непримечательные точки. Кажется, они в районе…My eyes are still trying to find any sense Мои глаза всё ещё пытаются хоть что-то разглядеть.
С чем можно сравнить серые зрачки? — ..два камня на дне моря. — Что? Я всё вспомнил. Опускаю руки вниз. Дышу слабо, редко. Дрожи больше нет. Ноги подкашиваются. Хочу сделать шаг, но падаю вперед. Ник успевает подхватить. Всегда успевал. — Боже, прости. Я думал, ты… убьешь меня, переступив порог ванной — Тс, успокойся. Дыши глубже. Всё позади, — обнимает слишком крепко для галлюцинации. — Блядь, Эл, не пугай меня так больше. Пожалуйста, будь так добр. «Я напоминаю тебе раненного щенка, за которым нужен постоянный надзор, да?» «Скорее говнюка, который никак не может принять и запомнить то, что его любят.» «Если бы ты знал, что это не я, а…» — Ты мог раньше сказать мне про таблетки. — Что? Откуда ты.. — Я еще не такой старый, чтобы не слышать, что ты тут делал или не видеть, как тебя от них штырит, — его изможденную улыбку ощущаю кожей; стыд накрывает с головой. — Почему ты молчал? Не хочу отвечать. Просто не хочу.Oh I bog down so deep, О, я слишком глубоко увяз,
— Эл. — Нет. Вынуждает меня встать, поднимает мою голову за подбородок на уровень своего лица, заглядывает в глаза. — Нет.. — повторяю шепотом, будто в алкогольном опьянении наблюдая за его серьезностью. — Я не могу.. — выдыхаю в самые губы, которые неспешно приближаются к моим. А дальше — небытие. Ник всегда целовался отменно, так, что будто на седьмом небе, и всегда угадывал, какой поцелуй подходит именно в данный момент. И сейчас он не прогадал. Медленный, словно во сне, долгий, только прикосновение губ и больше ничего: почти что нежный — такие у Ника редкость. По моей правой щеке скатывается одинокая соленая слеза, и я слабо прижимаю к себе в ответ дорогое мне тело. Еле улавливаю, как оно немного наклоняется вниз и быстро выпрямляется обратно. — Я думал.. так будет лучше. Также тихо произношу, когда воздуха в легких не остается, и мы отстраняемся на пару дюймов друг от друга, часто дыша. Вдруг на мою макушку что-то ложится: легкое, но с объемом. — Просто оставайся всегда тем простаком из Саванны, который бесил меня только своим присутствием, — я почти надул губы и отпихнул его, но он крепче придвинул меня к себе, ожидая подобного, — и которого я полюбил всем своим черствым сердцем. Поправляю кепку за козырек. И снова улыбка. Моя. Уже искренняя. Или нет? «Не могу обещать.»I'm praying 'Set me free'! Я молю: «Освободите меня!» I'm just a ghost in a mirror. Я просто призрак в зеркале.