Troublemaker

Чимин возвращается в общежитие поздно вечером и сразу же падает лицом в подушку. Его сосед и очень хороший друг Тэхён провожает его взглядом и ничуть не удивляется: у них обоих был трудный день, а Чимин ещё и освободился позже всех, потому что вызвался помочь с уборкой. — Как оно? — Всё херня, чувак, — голос звучит плаксиво и глухо из-за того, что парень зарылся головой в постель. — Я так и знал. Дал бы пятюню, если б мог пошевелиться. Но мне вот очень лень вставать. — Тэ, вот скажи, — Чимин поворачивается к нему, но не полностью, только, чтобы его было лучше слышно, — если бы тебе предложили работу, которую ты не умеешь делать, но нуждаешься в деньгах, ты бы согласился? — Эээ… Ну, самолёт я бы не повёл. А что у тебя там? — Быть репетитором по игре на форте. — Чувак, тебе предложили обучать игре? Соглашайся, ты же умеешь! — Я умею играть, а не преподавать. Это разные вещи. — Просто посмотри пару уроков на ютьюбе и делай, как эти ребята. Не просри возможность только из-за страха облажаться. Чимин вздыхает, не зная, чем возразить, поэтому просто отвечает: — Ты разговариваешь не как омега, чувак, ты в курсе? — Чувак, ты сам не разговариваешь как омега, так что заткнись. И сходи на ютьюб. Больше друг с ним не общается, засыпает, зарывшись в одеяло с головой, и Чимину ничего не остаётся, кроме того, чтобы переодеться в пижаму и сделать то же самое. В чём Тэхён прав, так в том, что он трусит, боится ответственности. Он бы хотел выполнять свою работу хорошо и не получать обидных пинков (это его всегда очень ранит), а для такого нужно быть подготовленным. Чимин не подготовлен к репетиторству, он вообще певец, но пустые карманы оттягивает лишь пара завалявшихся комочков бумаги, которые когда-то были автобусными билетами, да леденец от кашля. И Чимин боится, что получит звонок от того мальчишки (или его родителей), но и немного надеется на это. * За то время, что Юнги добирается домой на автобусе, он успевает смириться и обдумать многое. На лекцию к Намджуну он чудом успел, спасибо тонкостям организации, когда оборудование настраивают прямо перед использованием. Юнги хоть совесть не гложет теперь: сделал всё, как и обещал. Он не был уверен, для кого в большей степени Джун это устроил: для себя или для того, чтобы пробудить в нём интерес к чему-нибудь? Мин был не против, всё равно решать только ему, он в любом случае сам творец своей судьбы. Он до блевоты ненавидит быть таким, как брат. Любимый старший сын всегда получает то, что хочет, даже если притворяется совсем хреново. Юнги такая тактика не устраивает. Бесит, что это работает, бесит, что их сравнивают, бесит, что и бизнес и надежды родители возлагают на Дэхвана. Как можно быть таким талантливым говнюком?! Юнги бы хоть толику этого таланта. Он ненавидит, как живёт его брат. Чувствует, как понемногу, по капле в день, коих было множество, превращается в монстра из глупой но сильной тяги сопротивляться. Его мечта пропадает, отравляется и гниёт под тяжестью зависти к чужой, более зелёной траве. Юнги знает, что не гений. Чем больше он обращает внимание на других, сравнивает себя с ними, тем сильнее в этом убеждается. Мин возвращается домой и мешкает на пороге, разувшись. Ноги сами ведут в светлый коридор, направо от прихожей, где стоит его первая любовь. Не осязая пространства, словно немея, Юнги подходит к своему старенькому деревянному форте и проводит пальцами по коврику на крышке. Раньше эта штука была не нужна: Юнги бы задолбался каждый день накидывать его, тем более, что он даже саму крышку не закрывал, чтобы перед игрой меньше времени тратить на ненужные ритуалы. На коврике всё и заканчивается. Юнги вдруг просыпается от транса и убирает руку. Чего это он? Действительно. Пора валить, пока не обжёгся. * Тэхён замечательный друг. И человек тоже замечательный, все так по началу думают, но потом, бывает, и передумывают обратно. Он открытый, всегда легко выдает себя с потрохами, что ни спроси расскажет. Такому легко довериться в ответ. Весь я-тебе-а-ты-мне, смотри, я живое открываю, ты можешь меня пнуть, так что ты и довериться можешь тоже. Не Тэхён так думает, другие. Он им не обещает-то даже ничего. Сами придумывают, сами же и разочаровываются. Легко отдавать то, чему не придаешь ценности. Мысли, факты и желания — пустой звук. Ким не боится осуждения, ему как два пальца обоссать рассказать о своих кинках, за которые кто-то может и врезать от большой нетерпимости. Да и похуй. Он себя любит и таким, главное — принятие. Если ты в согласии со своими грешками, то всё тебе нипочем. И вот эту силу люди принимают за доверие и открытость. Да хуй там плавал. Тэхён никогда не выдаёт чужих секретов, хоть и не считает их важными. Другое — это пускать в личное пространство, пить вместе до беспамятства, строить планы. Вот где доверие. Когда рассчитываешь на то, что человек не подведёт, не оттолкнёт, если потянешься, и выполнит обещание. Тэхён кому попало не открывается, поэтому и чётких планов почти ни с кем не строит. И не понимает, в упор не видит причины, по которой люди так за свою биографию трясутся. Как сказал Йо Асакура, если игнорировать атаку, то и не почувствуешь. Это просто борьба фуриоку, какой-то бесплотной хуйни, которую непосвященные даже не замечают. Тэхён не посвящён, срать ему на чертово мнение других. Другое дело, Чимин. К Чимину он относится, как брату, родственной душе. Вот ему он и доверяет, и что угодно на свете. Он очень любит Пака. Каким бы уродом его не сочли другие, тот всегда его принимает. Ничто человеческое Чимину не чуждо, потому и к окружающим он относится лояльно. Никаких проблем с брёвнами и соринками. Они лучшие друзья, и у них есть свой общий от этого мира секрет. * Следующий день на удачу выдаётся солнечным, и Юнги чертовски этому рад! Он просыпается полный энтузиазма (чего обычно не случается) и думает, что вечер надо использовать по-полной. Некоторое время после будильника он лежит в теплом уютном ворохе синих простыней и сберегающей его глаза темноте. Шторы плотно закрыты на ночь. Юнги трёт глаза и смотрит в потолок, медленно пропуская через лёгкие воздух. Он выспался, не смотря на то, что спать ложился обеспокоенным. Но главное после стольких месяцев — он действительно выспался. Первым делом Мин звонит Джуну. — Хён? — Привет, Джуни, — старший улыбается, и кажется, что Ким может почувствовать это через динамик. — Что думаешь, если после школы мы прошвырнёмся, как раньше? В трубке гудит тишина, а потом звучит шелестящий смех друга. — Ты что с утра и не хочешь убивать? Поверить не могу! — Намджун откровенно ржет по ту сторону связи и Юнги хмурится. — Когда это я убивать хотел? — Всегда? В последний раз ты даже внятного ничего не сказал кроме сдохни Ким Намджун. — Иди нахер. Так ты за? — Я всегда за. Возьму баллончики, с тебя колонка. * В школе Юнги сталкивается с учителем Кимом в коридоре и светит ему лукавой усмешкой. Если он хочет номер того красавчика, то пусть заслужит. Скоро средняя школа закончится, и Юнги не хочет иметь долгов. Ещё у него есть едва маячущая на периферии сознания мысль, о том, что Сокджин, вероятно дурак или трус, если использовал его для получения чьего-то номера. Это было как-то нечестно по отношению к тому омеге. Обман это всегда некрасиво, но пожалуй, тут Юнги стоит заткнуться, потому что не ему судить людей за ложь. Да и не похер ли на отношения какого-то учителя, с которым его связывает только дурацкая договоренность? Всё же есть кое-что ещё, что связывает Юнги уже не с учителем, но с тем омегой, имя которого он забыл. И эту мысль, это чувство он старается игнорировать, пока она не стала такой уж явной. * На уроке физкультуры довольно много народу, все на стадионе, и можно незаметно избегать работы. Всё же Юнги делает два круга лёгкого бега вместе с остальными, а потом пытается отдышаться за трибунами. — Ты здесь, — говорит Намджун. — Так что конкретно ты хочешь сегодня сделать? — Я не знаю? Я просто хочу адреналина. Я бы… Бросил пару десятков бутылок в стену, поджёг что-то? Хотя бы мусорные баки. Просто чтобы горело, стреляло искрами. И музыка. И я бы покатался на скейте. Странное чувство, я просто хочу чего-то мощного. Вроде как вдохнуть жизнь. Намджун подбирается к нему ближе и кидает на редкую траву ветровку, чтобы потом улечься головой Юнги на колени. — Это самая потрясная вещь из тех которые ты говорил в последнее время, — Мин хмыкает. — Серьезно. Я думал, ты сдох и давно разлагаешься, воняя у меня под носом. — Съеби с моих колен, Намджун! — Юнги резко дрыгает бедром, и Ким получает по башке. Думать надо прежде чем говорить. — Совсем тупой. Я думал, ты мне друг. Нет, парень, я не поеду с тобой в Амстердам. Никакой травки и однополых браков. Они оба широко улыбаются, и Мин щурится, глядя в голубое небо по которому плывут перьевые облака. А ведь ещё вчера этого не было, стояла сырость и угрожающий полумрак на улице. — Но я ведь не альфа, чел, — Ким поднимает голову к Юнги, проезжаясь затылком по его ногам. Непоседливый какой. — Нам не запрещено бракосочетаться и тут. — Кто сказал, что речь шла о тебе? На тебе я всё равно не женюсь, потому что ты кретин, — немного погодя он добавляет, — у нас даже детей не может быть, чтобы я мог упрекнуть тебя в том что ты передал им свое долбанство. — Иди нахер, хён. — Только после свадьбы. Некоторое время они уютно молчат, и Намджун иногда хихикает, перебирая только что случившийся разговор и находя его смешным достаточным для появления ямочек на щеках. Тень от листьев ложится на их лица резным голубым узором. Старший перебирает край футболки на рукаве Намджуна и задумчиво смотрит перед собой. — Хочешь знать, почему Сокджин меня вчера задержал? — Взгляд Намджуна становится заинтересованным, и Юнги этого достаточно, чтобы продолжить. — Он хотел подцепить омегу с моей помощью. — Что? Зачем он тебя-то позвал? — Он напиздел про то, что мне нужен репетитор, и что я хочу туда поступать. Это был тот парень, который играл на рояле и пел странную песню про судьбу или вселенную. Помнишь? — У Сокджина губа не дура. Хотя он вроде тоже не урод, — Ким замолкает, и Юнги не продолжает говорить тоже. — И что, у вас получилось? — Я взял его номер сам. Ким хотел впарить мне рекомендации в старшую школу, но я отказался. — И ты сделал это просто так? По доброте душевной? — Смеёшься? Конечно, нет. Я попросил, чтобы он помог с литературой. Учительница Пак мне мозги все проела этим эссе. Она единственная, кто не считает меня конченным отбросом, но так же и та, кто полощет мне кишки каждый раз, как видит. Я вроде бы и понимаю, что она добрая, но она слишком сильно лезет в личное. Я это просто ненавижу. — Юнги, — когда младший это говорит, кровь в жилах Мина на секунду замедляет ход от дурацкого предчувствия лекции. — Я хочу сказать, что беспокоюсь за тебя. — Ты сейчас пойдешь отсюда на полном серьёзе. Я уже тысячу раз повторял. — Ты не понял, — Намджун поднимается и садится напротив друга, устраиваясь в позе лотоса. — Я вроде как боюсь, что мы разойдемся? Да, вроде так, — он не смотрит старшему в глаза, а от его слов что-то скользкое переворачивается в животе у Юнги. — У меня планы, и когда я поступлю, мне страшно, что я перейду какую-то черту между нами. В моих воспоминаниях ты навсегда останешься в школе. У тебя будет другая жизнь, которая отдалит нас постепенно, и я просто буду скучать по этим временам всю оставшуюся жизнь. Юнги молчит и переваривает. Всё, что сказал Намджун, почему-то ощущается как плевок в лицо. Он не верит в их дружбу после окончания школы. С другой стороны Юнги действительно чувствует себя давно трупом, а трупы нельзя взять в своё светлое будущее. Он просто останется однажды у себя дома, потому что настанет день, когда ему не надо будет никуда идти с утра. — Так ты типа хочешь чтобы у нас дружба, как в американских фильмах про колледж была? Типа поступить вместе, как лучшие подружки, ходить на всякие тусовки и лекции? Типа, как в школе, только лучше? — Типа да, — утвердительно кивает Джун. * Они незаметно улизывают с дополнительных часов и бегут к ограждению вокруг школы: у ворот палиться нельзя. Намджун, как главная каланча, помогает Юнги забраться на забор первым. — Ну ты и кабан! — сдавленно шипит Ким, корчась как минимум в адских муках. — Сядь на диету, иначе в следующий раз у тебя уже не будет друга. — Я скоро вырасту и всё втянется, — отвечает Мин, краснея. Вот же… Попал по живому. Юнги перепрыгивает на другую сторону и падает на пыльный асфальт, пачкая черные школьные брюки и ладони. Намджун перелезает самостоятельно. — Мечтай. Ты таким коротким навсегда останешься. — Умереть захотел? Они препираются до самого парка, и Ким всё-таки отхватывает от Юнги пинок под зад: не одному же в грязных штанах шляться. Они едят огромные жирные гамбургеры и картошку, сидя на лавке, потому что Намджун хотел фастфуда. Да и кто против? Между ними разложена карта района с разметкой, где они уже рисовали, с подписями на закусочных, мостами, под которыми бывает движ (и куда их пока не пускают, но обязательно пустят потом). — Так, если мы хотим устроить нечто грандиозное, то нам нужны две вещи: Хосок и свободный мост. И то и другое — дефицит. Юнги усмехается. — Ты только что назвал хёна вещью? Намджун смотрит на него чего-ты-приебался взглядом и закатывает глаза. Старший от этого сипло смеётся: доставать друга довольно забавное занятие. — В любом случае, только вдвоём нам будет скучно. А Хосок знает людей, и люди знают его. Придёт он, придут другие. Ты же не всерьёз про битьё бутылок говорил? — Не понимаю, зачем нам другие? Да и шуметь уже что-то не хочется. Порисовать от души, выпить, накуриться под громкую музыку — самое то. Что думаешь? Джун складывает карту и хмурится, отчего его брови становятся грозными, а на переносице появляются морщинки. — У тебя семь пятниц на неделе. Утром ты хотел всё громить, а сейчас тебе чуть ли ни кофе и плед подавай. Юнги молча пожимает плечами. Ну, да хотел. Утром он проснулся взбудораженным, неспокойным и желал сгореть хоть где-нибудь, хоть в чём-то, но тусклый школьный день сделал своё дело. Живая искра всё ещё остаётся с ним, но она уже не такая жалящая в зад. Теперь он больше не ощущает безумия, кружащего голову, но желает приятно провести время со своими друзьями. Они, наверное, уже месяц с Хосоком не виделись, у него второй год старшей подходит к концу, и Чон просто с ума сходит. В последний раз он выглядел измотанным, а они с Намджуном заметили целую тонну учебников в его комнате, а также плотнейшее расписание по подготовке к экзаменам. Если он сейчас так напрягается, то что он в следующем году собрался делать? Перестать спать? Джун не злится, просто сворачивает карту. Им для гулянки на троих достаточно только стенку найти, да чтобы Хосок пива по-хёнски купил. Скоро они будут учиться в одной школе, и тогда видеться будет намного легче. Намджун скучает по нему очень сильно, да и на Юнги тот оказывает хорошее влияние. Чон, может быть, дурной, но трудолюбивый, хоть и носится со шкетами на два года младше по району с баллончиками в рюкзаке. Он как-то умеет без назиданий, своим примером и пониманием лечить тараканов, и Ким надеется, что в этот раз волшебство сработает тоже. * Родители точно будут кричать. Определённо. Но только, если узнают. Поэтому Юнги тихо приоткрывает окно с Южной стороны дома и пролезает внутрь, пробираясь на носочках мимо кухни и по ступенькам второго этажа. День был действительно насыщенным. Они нарисовали просто огроменную надпись, переходящую в абстракцию, всё под их любимую музыку и алкоголь. Юнги просто танцевал с баллончиком в одной руке и сигаретой в другой, а иногда и с банкой пива. Он чувствует себя выжатым до капли и счастливым, каким не был всю эту чёртову долгую зиму. Оказавшись в комнате, Мин тут же запирает дверь и бросает рюкзак. Так приятно надеть чистую мягкую одежду и вылезти из грязных прокуренных шмоток и кед, Юнги просто на небесах, когда его ноги оказываются в махровых носках. Он растягивается на своём офисном стуле и смотрит на комнату плывущим расслабленным взглядом. Большая. Весь пол покрыт мягким зелёным ковром (не потому что он хотел, а потому что «зелёный способствует мозговой активности»), стены бледные, бежевые, но вот шторы он всё же поменял на тёмно-синие. Синий его успокаивает, Юнги ассоциирует его с ночью, а ночь это святое. По той же причине в его комнате обычно не горит свет, когда он не нужен, за что братец прозвал его сычом. Каждый визит сопровождался фразой «Ну что, опять сычуешь?», что немного подбешивало, но также льстило. Юнги надеется, что они всё ещё хоть немного семья. Прозвища же дают только близкие люди или те, кто хочет ими стать? Ну, помимо оскорбительных. Об этом Юнги думать не хочет. Из рук выпадает телефон, когда Мин на секунду выпадает из реальности. Тот глухо стукается о пол, а потом Юнги его поднимает и задумчиво смотрит на экран. Тот омега действительно может преподавать ему игру на фортепиано. Эта глупая мысль возвращалась бумерангом к нему весь проклятый день, каждый раз после того, как он отшвыривал её подальше. Снова заняться музыкой. Его пальцы одревенели, и Юнги не уверен, что не перегорит опять, когда это пьянящее чувство жизни оставит его в очередной раз. Долго это не длилось, вряд ли этот раз станет исключением. Телефон плавится под его взглядом, хоть экран и не горит, но Юнги знает, что там лежит номер, возможно, его будущего репетитора. Это даже не репетитор, это шанс. Тот парень играл, и Мин ещё слишком хорошо помнит, как всё внутри него откликалось на звуки, каким виноватым, до воспалённых глаз, он себя чувствовал тогда: ты нас бросил совсем одних — вот что было в каждой ноте. * Чимин ждёт своей очереди на паре вокала, чтобы выступить с домашним заданием, когда его телефон начинает беззвучно разрываться. Номер незнакомый, и омега опасливо предполагает, что это тот мальчик, который хотел брать у него уроки. Он отправляет автоматическое сообщение о своей занятости и убирает телефон подальше. Всё заканчивается спустя сорок минут. Пак гипнотизирует мобильный в руках, но времени у него немного, скоро следующая пара, и надо решаться побыстрее. Ну, не маленький же, чтобы бояться звонить незнакомым людям? Чимин повторяет про себя несколько раз фразу здравствуйте-вы-мне-недавно-звонили и слушает первые гудки. — Алло, Чимин-ши? — в трубке раздаётся приятный мужской голос. Может, это отец? — Да, здравствуйте, а вы?.. — Здравствуйте! Мы виделись с вами после концерта, я учитель Ким Сокджин. Помните, мы с мальчиком подходили к вам? — Да-да, конечно. Вы что-то решили по поводу занятий? — Ох, он ещё не звонил? — в голосе слышится удивление, и Чимина это немного смущает. Разве этот человек хочет поговорить не об уроках? — Нет… Но я думал, что вы… Вы разве сейчас не по поводу него звоните? — Дело в том, что… Боже, это так неловко! Простите меня, пожалуйста, я взял у него ваш номер в личных целях. Мне так неудобно, просто вы мне так понравились тогда… Он с трудом схватывает то, что ему сказали. — Подождите… Вы меня сейчас на свидание приглашаете? — недоумевая, задаёт вопрос Чимин. Или ему показалось? Но Сокджин же сказал, что он ему понравился? Но что, если, не в том смысле? — Только если вы идёте. Ох… — Тогда… Я должен об этом подумать, Сокджин-ши. Я напишу вам вечером! Чимин бросает трубку не дослушав ответ и хлопает ресницами, глядя на экран. Его только что на свидание позвали? Он смутно припоминает учителя, с которым был мальчик, и всё, что он заметил тогда, — это то, что тот был красив. Ну, он не был уродливым точно, он был молодым и стройным. Что ж. Пак Чимин сорвал куш? * Комната в общежитии выглядит просто ужасно после того, как Тэхён вернулся с учёбы. Его порвали в пух и прах на проектировании, и теперь он должен полностью переделать весь этот дурацкий огромный планшет из-за неверной композиции. Кто вообще сказал, что она неверная?! Чимину она понравилась и всем остальным тоже. Не преподы же будут покупать эту упаковку сока?! Его огромный многослойный коллаж должен быть полностью уничтожен и воссоздан заново. И всё потому что… Почему? Эскиз в карандаше же был одобрен, почему композиция им не понравилась именно сейчас, когда всё уже полностью готово? У Тэхёна так много вопросов и так мало ответов. Например, почему на втором курсе графического дизайна им нельзя сделать макет проекта в иллюстраторе?! Если бы только это был иллюстратор, любая компьютерная графика, но не, отца его, </b>коллаж</b>! Повсюду валяются куски цветного картона, клей, ножи и ножницы, и Ким пытается найти свои старые трафареты для деталей под грудой этого хлама в их небольшой комнатке, когда в нее влетает громкий Пак Чимин с криком: — УГАДАЙ, КТО ИДЁТ НА СВИДАНИЕ, А КТО ПРОДУЛ СПОР! — Встал. С моих. Эскизов, — говорит Тэхён, угрожающе наставляя ножницы на друга. — О, прости. Я случайно. Ты переделываешь его, что ли? — Угадай, почему? Они мне сказали изменить композицию! И это после утверждения ими эскиза! Представляешь? — он звучит так, словно вот-вот заплачет. Но если это и будут слёзы, то только злые. Ким Тэхён ненавидит переделывать больше всего на свете! Но потом его затуманенный гневом мозг ловит флешбек минутной давности, и он переключается. — Погоди, что? Ты сейчас сказал, что на свиданку собрался? Чимин вдруг расплывается в широкой ухмылке. — Я сказал, ему, что подумаю, но, кажется, да. Иду!