Стены

       Как оказалось: сидеть без дела в казарме гарнизона Гермины достаточно скучно. Четверо разведчиков чувствовали себя абсолютно неуместными, лишними. Оторванные от активных действий, всякой работы и хоть какой-либо информации о том, что происходит у Эрена, Армина, Хистории или у Ханджи и Леви. Как военным, им надлежало оставаться в указанном местоположении, так как вольной им никто не давал. Но никто не давал и каких-либо распоряжений. Гарнизон жил своей жизнью и участники битвы за Шиганшину туда не особо вписывались. Хотя Жан пытался напроситься в дозор на стене, но ему было отказано. Мол всё расписание составлено уже на неделю вперёд, а начальство в связи с нынешней ситуацией настоятельно рекомендовало строго соблюдать правила и порядок. Поэтому прошлым вечером Кирштейн с чистой совестью на пару с Конни отправились в город развеяться. Они предложили Саше и Микасе присоединится к их походу, но Микаса, к большой досаде и раздражению Жана, не согласилась, сославшись на усталость и отсутствие настроения. Влюблённый парень весь день до этого пытался поговорить с ней на неформальные темы, однако безуспешно. Юная Аккерман возможно намеренно игнорировала его, но скорее всего просто не понимала, чего тот хочет и зачем лезет к ней. В конце концов, удручённый Кирштейн оставил её в покое, как та собственно и хотела. Создавалось ощущение, что девушка просто не знает, как вести себя без Эрена или Армина. Это почему-то никого не удивило. А вот Саша смогла всех удивить, отказавшись от похода в ближайший бар и сказав, что хочет сходить на почту отправить письмо родителям в охотничью деревню. Просто весточка о том, что всё с ней в порядке, раз уж выдался такой перерыв. В почтовое отделение с Блаус никто не пошёл. Конни некому было отправлять письма, а Жан был слишком раздражён, чтобы составить адекватное послание своей матушке. Как и многие молодые до него, он решил найти утешение в выпивке, хмельных разговорах. Спрингер не отставал от него, топя в кружках свою боль по семье. В шумном, и казалось бы, незатихающем баре они провели весь остаток дня, вечера и добрую часть ночи. Непривычная, житейская обстановка не вскружила разведчикам головы, и за рамки дозволенного ни один, ни второй не вышел. Однако хозяин неплохого трактира достаточно красочно и убедительно расписывал вкусовые качества разных напитков, имевшихся в его ассортименте, что устоять оказалось затруднительным. Жан и Конни провели много часов пробуя алкоголь, разговаривая о чём-то. В заведении было много народу, гомон лился монотонным потоком, и пахло деревом, куда навсегда въелся запах пива. Ничего в этом месте не напоминало ни казармы гарнизона, ни замок, приходившийся штабом Развдекорпусу, ни кадетские корпуса. В этом месте оба парня не заметили, что с них слетели маски солдат, что на краткий миг они стали простыми людьми.       Простым людьми, с простыми желаниями, мечтами, с всей той простой болью и тоской, доступной каждому. Потому что быть стойким всё время просто невозможно. Постоянно забивать в дальний угол памяти лица мёртвых воинов — невозможно. Иногда с этим нужно примиряться, что разведчики умели делать куда как лучше многих. Но иногда эту боль нужно отпускать. Иначе просто сойдёшь с ума. Точно так же невозможно всё время держать все переживания внутри, рано или поздно они прорвутся наружу или же сломают что-то внутри. И не факт, что случится это в подходящий момент. Возможно многие переплывают эту бурную реку жизни, только потому что кто-то открыл продукты различные варианты брожения зерна, ягод, мёда и всего прочего. Но поскольку пить надо ещё уметь, так как не всем дан дар не хмелеть от большого количества спиртного, молодые люди немного не рассчитали свои силы. Из душного бара на холодную улицу, окутанной тенями, они выбрались за полночь. Вдвоём, обнявшись и поддерживая друг друга, они побрели в сторону, которую подсказывало воспалённое, кружащееся сознание. Траектория их пути была волнистой и дёрганной, и, если бы они были в чуть менее благопристойном квартале и чуть подальше от действующей казармы, их бы наверняка обшманали воришки. Гермина в основном спокойный, тихий город. Это правда не значило, что преступности в нём как такой не существует. Но молодые люди каким-то чудом сумели не заплутать в ночных улицах, и упрямо, пускай и медленно, продвигались к армейской части. Когда они наконец добрели до туда, то в их головах остались только странным образом приятная пустота, обманчивая мягкость. Бывалые солдаты, находившиеся на охранном посту, по-доброму посмеялись над товарищами, столь юными в бытовом и житейском плане, потому что их боевые заслуги никто не преуменьшал, и помогли разведчикам подняться в свои отдельные, офицерские комнаты. В своём состоянии ни Жан, ни Конни, даже объединив усилия, вряд ли бы осилили пару лестничных пролётов. Остались бы спать, сидя на ступеньках, а может и лёжа, или бы вовсе скатились вниз и что-нибудь себе сломали бы. Благо ребята из гарнизона отнеслись именно с пониманием. И благодаря им двое разведчиков провели остаток ночи в кроватях, а не на холодном полу. Ни один из парней особо не задумывался над происходящим или над тем, какое впечатления они производят. В головах было пусто и все прежние, тяжёлые мысли не появлялись, словно их и не существовало вовсе. Ещё хотелось спать. Просто лечь, не двигаться, забыться долгим сном. Что они и сделали почти сразу же после того, как сослуживцы кое-как расположили их на койках. Алкогольный сон был глубоким и подобным забытью. Никаких кошмаров с отвратительными, покорёженными смертью лицами, никаких титанов, никаких воплей и грохота. Точно как разведчики и хотели, всё как и полагается после обильных излияний. Причём буквально всё.        Потому что утро не отличалось лёгкостью, бодростью и уж тем более радостью. Спрингера и Кирштейна мучало похмелье. Расплата за вчерашнее, краткое расслабление была неумолима. Шумы, доносившиеся с утреннего построения на внутреннем дворе, беспощадно разбудили обоих около восьми часов утра и выдернули из глубоко сна в состояние тяжёлой головной боли, жажды, ломоты по всему телу. «Как будто я вчера весь вечер с Эреном спорил, потом подрался, а потом ещё Шаддис заставил бегать по кругу», мучительно подумалось Жану, когда он, презрев всю слабость, открыл опухшие за ночь глаза и сел на кровати. Конни же решил не усложнять и попытался заснуть обратно, повторяя про себя, что больше он никогда в жизни столько не выпьет за раз. Под тёплым одеялом, что несло в себе хоть какую-то приятность, парень и сам не мог вспомнить в какой конкретно момент вечера всё свернуло немного не туда. Что-то неразборчиво вырисовывалось между разговорами о возможной экспедиции, воспоминаниями о обороне Троста, грёзами о безмятежной жизни, где не нужно будет бороться за простое выживание. Но яснее вспомнить не удалось. Впрочем как и уснуть, так как любой звук в голове Спрингера отзывался тяжёлым звоном колокола. За неимением лучшего парень решил, что лучше всё же встать, немного привести себя в порядок и спуститься на кухню. Кое-как исполнив первое и второе, Конни принялся за исполнение третьего. Вышел в коридор и там практически лбом столкнулся с Сашей. Девушка приняла верное решение, отказавшись от похода с парнями. Сейчас её цветущий и бодрый вид делал Конни больно почти что на физическом уровне. — О, вот ты где! — громко поприветствовала Блаус друга. — Как знала, что найду тебя тут. — Ну, а где же ещё меня искать, — пробормотал парень, поднимая руки к вискам, чтобы хоть как-то унять боль. — Ой не знаю, Микаса вот сказала за завтраком, что вас не было допоздна, — Саша поправила длинную юбку, достававшую ей до голени.        Девушка была одета в гражданскую одежду: простая белая рубашка, жилетка без претензий на вкус, юбка с глубокими карманами странным образом сочеталась со всем этим и полу сапогами. На Спрингере тоже было гражданское, только вот выглядело оно куда хуже. Мятые брюки, жёваная и не свежая рубашка. Никакой загадки в этом не было, просто он уснул в нём, а потом и вовсе решил не переодеваться. Слишком непреодолимым казалось ему это действие. — А чего тебе надо? — наконец спросил Конни, только сообразив подтекст первой фразы, обращённой к нему. — Случилось что? — Ничего, — девушка пожала плечами, улыбнулась, — просто уже одиннадцатый час и кухня скоро прекратит выдачу пайков вплоть до обеда, хотела тебя разбудить.       Спрингер промолчал, пытаясь понять как так вышло, что он так долго собирался с силами, чтобы встать и выйти из комнаты. Несколько часов прошли как полчаса.        Блаус вывела его из этого заторможенного, отдающим хмелем ступора. Развернулась и пошла обратно к лестнице. Она немного шаркала, и подошва её обуви шуршала о паркет. Конни поморщился, слушая как отголоски этих звуков не спешат стихать в его голове, но двинулся за девушкой. Каждый шаг отдавался ломотой в теле, но парень старался идти быстро, чтобы не отставать от весело идущей подруги. Если на ровной плоскости это у него вполне получалось, то на наклонной нет. Лестница, как и вчера ночью, так и сейчас, являла собой серьёзное препятствие. Саша добро, даже издевательски, спрыгивала со ступеньки на ступеньку, пока Спрингер медленно, крепко вцепившись в перила ладонью, переставлял негнущиеся ноги. Чтобы хоть как-то отвлечься от собственной слабости, он начал новый разговор. — Как сходила на почту? — Да проторчала там часа полтора, какая-то проверка или ревизия, — девушка с грохотом лихо спрыгнула на площадку между двумя пролётами. — Все письма, мелкие посылки проверяются по нескольку раз, а большие опечатываются и отправляются на грузовые станции. — Ого, что-то видать совсем неладное тут происходит, — даже сквозь усталость в голосе проступило изумление, взгляд не отрывался от ступней. — И не говори, даже номер паспорта записали в приходной лист, — Блаус чуть нахмурилась и засунула руки в карманы юбки, — хотя что такого может быть в простом письме родителям. Они же даже не в округе Сина живут.        Конни тускло улыбнулся, радуясь, что ей есть кому писать, и немного завидуя. Это чувство не было сильным, поэтому с лёгкостью ушло само собой. Вернулись мысли о таких мерах и странностях. — Доставят письмо, не переживай, — приободрил её Спрингер и тяжело ступил на промежуточную площадку, — а мы может узнаем скоро, что к чему. — Хотелось бы, — Саша направилась дальше вниз по лестнице, — а то сами повисли как ненужный груз. Хотя что не говори, отдыхать приятно, можно вот в любой момент пойти в бар и остаться там на всю ночь, спать до обеда.        Парень проводил её недовольным, угрюмым взглядом, но отвечать на этот выпад не стал. И так во рту будто бы вся конюшня ночевала, голова всё ещё болела. Ни настроения, ни сил начинать дискуссию вовсе не было. Поэтому он просто направился следом за ней, стараясь не отставать. Что стоило определённых усилий и концентрации. Спустя какое-то время они уже были на первом этаже, где Спрингер словил приступ тошноты от запаха помоев. Солдаты как раз вынесли кухонные отходы. Вонь оставалась и была терпимой, только вот похмелье обострило нюх, делая жизнь своему владельцу менее выносимой. Парню оставалось порадоваться, что он разминулся с уборочной процессией, иначе бы содержимое желудка точно оказалось бы на паркете.        Ведомый Блаус, он добрёл до столовой, где обнаружил несколько приятных открытий. Во-первых от запаха свежей, съедобной еды ему стало получше. Вроде бы даже появился интерес к жизни, желание поесть, а голова вроде бы стала болеть чуть поменьше. А во-вторых за одним из столов он увидел кое-что интересное и даже необычное. Жан, одетый в чистую военную форму за исключением куртки с нашивками, упрямо держащий кружку с чем-то дымящимся обоими ладонями, упорно рассматривал её не особо интересное содержимое. Спустя секунду Конни понял, что щёки у парня слегка красные, что Кирштейн…смущён. И находится он в смятении именно потому, что напротив сидела Микаса. И не просто сидела, а что-то тихонько говорила, глядя на него. Вид у неё был сочувствующий, но при этом самую малость осуждающий. Она серьёзно смотрела на на парня своими серо-стальными глазами, в коих, несмотря ни на что, почти всегда угадывалась грусть. За соседними столами никого не было, вокруг царила тишина и пустота, что только усиливало эффект от этой сцены. Пока Спрингер собирался с мыслями, Саша ткнула локтем его в бок. — Пошли, возьмём поесть, а то скоро уйдут и плакал наш перекус. — Наш? — уточнил Конни, сдвинувшись с места. — Ты тоже не завтракала, что ли? — Полдник завтраку не помеха, — важно заявила девушка, обгоняя его на пути к выдаче.        Вернулись они, уже держа в руках по тарелке с какой-то кашей и кружке, наподобие той, что всё мучал взглядом Кирштейн. В качестве напитков сегодня выдавали что-то похожее на разбавленный отвар ягод шиповника. Словом не самый плохой завтрак, правда вторую порцию Блаус повара дали скрипя зубами. Но судя по-всему утреннюю трапезу кто-то всё же пропустил, поэтому осталась лишняя порция, которую кто-то из кулинаров явно хотел оставить себе. По итогу она досталась прожорливой девушке, которая радостно и довольно улыбалась. Если бы Конни только мог, он обязательно прокомментировал бы эту тему, но ему всё ещё было нехорошо. Походя к столику, где сидели его друзья, он расслышал тихие слова юной Аккерман. — Просто, не стоит себя так вести, Жан. Это безответственно и ни к чему толковому не привело, — девушка чуть прикрыла глаза и опустила взгляд. — Вы поздно вернулись, на ногах толком не держались, какой смысл доводить себя до такого?        Тон был как всегда спокойным и отдавал оттенком некой строгости. Но несмотря на это, Спрингер смог уловить то самое из-за чего смутился его друг. Микаса переживала за них и сейчас выказывала скрытое, ограниченное беспокойство. Небольшая толика её внимания, обращённая сейчас прежде всего на Жана. То, чего парень не мог добиться терпением, попытками завязать не поверхностный разговор, неожиданно пришло само.        «Кто бы мог подумать», хмыкнул про себя Конни, опуская свою ношу на стол и присаживаясь справа от Жана. Блаус же приземлилась рядом с Аккерман. Та подняла глаза, скользнула взглядом по принесённой тарелке с едой, слегка улыбнулась. — Ничего не знаю, раз дали — значит можно, — заявила Саша, перехватывая ложку поудобнее. — Ага, ага. Тот повар запомнил твоё лицо, обед он тебе не даст, — пошутил Спрингер, поскольку от первого же глотка отвара ему стало повеселее. — На обед, — хриплым голосом заговорил Жан, вновь смутился, откашлялся и продолжил уверенней, — на обед обещали бульон и овощной пирог. Честно говоря, у меня нет сил, чтобы встать со скамьи. — Нам всё равно нужно будет отсюда уйти, — Микаса скрестила руки и облокотилась о стол, — через час столовую закроют на уборку. — Ну-у, а я только пришёл, — простонал Спрингер и взял ложку.        Пережёвывая завтрак, он посмотрел на девушку, затем на своего ночного собутыльника. Что-то явно происходило, может быть только небольшое сближение, но это уже хоть что-то. Много ли нужно влюблённому и терпеливому парню? Кирштейн теребил пальцами поверхность кружки, украдкой рассматривал Микасу. Она была одета в рубашку и простые брюки, а смоляные волосы были аккуратно расчёсаны. Сидящая рядом Блаус смотрелась как-то задорней, живее. Неизменный шарф сегодня отсутствовал, что придавало девушке какой-то расслабленный и вместе с тем понурый вид. Стоило той повернуться чуть в сторону Жана, тот быстро прятал глаза. «Хорошо, что тебе хватило сил на то, чтобы переодеться в чистое. Не то бы сгорел сейчас тут от стыда», мысленно обратился к другу Конни, которого на подобный подвиг не хватило. Ему-то было всё равно, чему оставалось только порадоваться про себя. — Нечего было загуливаться допоздна, — покачала головой Аккерман. — Да уж, — Кирштейн поддакнул и ткнул друга локтем, — напомни, почему мы не ушли раньше? — Если я правильно припоминаю, — насмешливо протянул Конни, поднимая глаза к потолку, будто бы вспоминая, — потому что один из нас совсем разнылся — Не помню ничего подобного, — буркнул Жан и приложился к кружке, сделав два больших глотка. — А помнишь в каком именно баре вы засели? — заинтересованно спросила Саша, уже расправившаяся с кашей. — А то когда возвращалась с почты, заглянула в несколько шумных. Вас там не было. — Да в тот, что в двух кварталах отсюда, — ответил Конни, поморщившись вспоминая о силе утреннего похмелья. — Пф, — фыркнула Блаус, — тоже мне ушли в отрыв. Вы до веселья явно не добрались.        Жан кисло улыбнулся, пытаясь представить, какой «отрыв» их ждал бы в другом месте и в другой компании. «В любом случае это не имеет значения», он вновь взглянул на Микасу. Теперь он чувствовал себя пристыженным, глупым. Небольшой беседы с Аккерман хватило, чтобы испытать резкое отвращение к своему поведению.        Мысленно Кирштейн пообещал себе, что больше никогда не позволит себе опуститься до такого состояния. Что он будет вести себя достойно и рассудительно, как и подобает мужчине. Мужчине, на которого может опереться такая девушка как Микаса. Парень мечтательно вздохнул, смакуя эту грёзу. И пусть горло ощущалось сухим, саднящим, а голова чугунной, несколько фраз девушки, обращённых к нему и только к нему, бесспорно того стоили. — Развлекаетесь, ребятня? — разнёсся над из головами весёлый, знакомый голос.        От неожиданности Саша, Жан и Конни чуть ли не подпрыгнули на скамьях, а Микаса резко вскинула голову, отчего волосы мотнулись назад. Подле них стояла никто иная, как Ханджи Зое. Она радостно улыбалась, а единственный карий глаз задорно блестел, предвещая очень скорые перемены в безмятежном бездействии молодых разведчиков. Не успели те повскакивать со своих мест, как командор шумно плюхнулась слева от Кирштейна. — Чертовски хорошо, что вы все здесь, — сказала она, не дожидаясь их высказываний, — не хватало вас ещё по казарме собирать. — Ханджи, как мы рады вас видеть, — облегчённо сказала Саша, пододвинувшись ближе. — А я-то как рада, вы не поверите, — Зое облокотилась на стол, заботливо оглядывая своих подчинённых.        Такие юные и уже настрадавшиеся. Командор почувствовала слабый укол вины за это, но так было нужно, это был их выбор, их путь. В их глазах не было наивности, горячности, надежды, присущей многим людям этого возраста. Серьёзность, готовность, решимость. Эти люди ещё были полны сил, желания действовать, веры в лучшее будущее. Эта пауза продлилась недолго. — Есть какие-то новости про Эрена и Армина? — нетерпеливо спросила Микаса. — Нам ничего не говорили с тех пор, как мы расстались здесь несколько дней назад.        От этих слов хорошее настроение Кирштейна упало на порядок. «Ну конечно, куда ж без Эрена», он скрипнул зубами, но промолчал. Постарался собраться и внимать тому, что скажет их командор. Не просто же так Зое приехала к ним. Очень хотел, чтобы не просто так. — Насколько я знаю, — начальница поправила очки, — у них и Хистории всё в порядке, можете не волноваться.        Сказанное повисло в воздухе и повергло разведчиков в шок. Смысл всё ещё оседал в их головах, когда Жан недоумённо спросил. — Насколько вы знаете? Как это понимать, ведь вы командор Разведкорпуса, вы должны знать такие вещи по определению. Что же такое происходит?        Ханджи лишь пожала плечами и на лице появилась тень усталости и озабоченности. Её саму это беспокоило, как и слова главнокомандующего, как и список приказов, вышедших за последние две недели. Что-то однозначно затевалось, как и говорил Леви ещё тогда, когда они были в родном штабе возле Троста.        Что она могла им сказать? Да и что она сама знала об этом? Нет, сейчас ей нужно сосредоточиться на своей ответственности. На том, что она может сделать, не влезая в ещё большие неприятности и не втягивая в них своих немногочисленных подчинённых. Зое оглянулась вокруг, чтобы убедиться в отсутствии лишних ушей. В пустой столовой царила тишина, никого кроме них не было. Из окон на пол падали лучи полуденного солнца, а за стойкой раздачи уже не было видно ни поваров, ни их помощников. Где-то издалека доносился приглушённый грохот какой-то утвари, шаги. Подслушивать некому, но из предосторожности, Зое наклонилась к четверым разведчикам поближе и понизила голос. — Вы в курсе некоторых событий: похищение новых УПМ, покушение на Хисторию. — Ну да, нас поэтому и отправили сюда под конвоем, — кивнул Конни. — Так вот, всё это дело рук оппозиции, не согласной с нынешним положением дел, — командор переплела пальцы рук, чтобы те не бегали нервно по столу. — Сейчас генеральный штаб занят решением этой проблемы, пока она не выросла в масштабах. Именно поэтому они спрятали Хисторию, Армина и Эрена. Чтобы исключить как можно больше рисков. — Если им грозит опасность, — Микаса смотрела в упор на Зое, — разве не лучше нам быть рядом? — Иногда, — командор помедлила с ответом, — нет. Вас разделили так быстро и неприметно, что это принесло свою пользу. За вами наблюдали, пока вы были тут, мне сказали сегодня. Именно так докладывают агенты внутренних дел. То есть подтверждают опасения нашего начальства. Согласитесь, что лучше лишний раз не нарываться?        Все молчали. Логика была, возразить по факту нечем. Зое прокручивала в голове свои слова, находила их правильными в данной ситуации. По сути — да. Их отстранили, отодвинули от всех таких дел, но им нужно сосредоточиться на своих прямых обязанностях. С остальным сейчас есть кому разбираться. — Но мы не можем просто тут сидеть, ждать и отвлекать чьё-то внимание на себя, — Жан нахмурился и потёр лоб, — это не то, что мы должны делать. — Чертовски верно, — Ханджи хлопнула его по плечу, отчего парня мотнуло вперёд, — именно поэтому я здесь. У нас есть работа, так что бегом бегом собирайте вещи, и мы отбываем в Митру. — Правда? Это какое-то задание, связанное с происходящим вокруг? — спросила Саша, наклонив голову. — Это не навредит? — Нет, — Зое по-доброму улыбнулась, — с сегодняшнего дня вы вновь под моим командованием. Ну и под руководством капитана Аккермана. Он нас уже ждёт на одной из площадок для тренировок военпола. — Да? Тогда стоит поторопиться, он не любит долго ждать, — Конни встал, не так резво как хотелось, но он помнил, что лучше не злить лишний раз капитана. — А что мы будем делать, готовиться к вылазке?        Вслед за ним начали вставать и остальные. Ханджи вновь оглядела их и самодовольно улыбнулась широкой улыбкой. — Не совсем. Мы будем осваивать новые УПМ.