Стены

      Вероника осмотрела зарастающую рану на ноге. Края кожи почти стянулись, однако будущий шрам смотрелся непривычно и даже уродливо. Его не стереть. Однако всё же лучше, чем лежать мёртвой. Боль при ходьбе почти прошла, осталась лишь небольшая хромота, Траут правда надеялась, что это тоже скоро исчезнет, ведь прошло… наверное, уже много дней с тех пор, как она обитает в этой каморке. С отъездом Бетти здесь стало невыносимо скучно. Кива более не появлялась, чтобы объявить ей, что дальше. Сказано было находиться пока под присмотром Алонзо. Парень же часто у себя в жилище не сидел: выполнял поручения или ещё что-то в таком духе. А когда был дома, то скупо отвечал на вопросы. И ещё реже сам заводил диалог, который длился обычно минут двадцать, потому что он засыпал. Оставалось только глазеть на потолок с плесенью, да прислушиваться к редким шумам, долетающим с улицы. И всё-ё. От скукоты и бездействия в пору было начать выть. Девушка встала, прошлась по скрипящим доскам пола, поправила грязную юбку. Запашок от одежды, да и от неё самой был противный. Она несколько раз тратила драгоценную воду для питья, чтобы хоть как-то обтереться. Шибко лучше это не сделало. Лишь размазало грязь, пот, сухую, шелушащуюся кожу. Соломенные волосы были кое-как затянуты в высокий хвост и заколоты над шеей. Вероника уже приняла решение их отрезать, когда вырвется из Подземного Города. Она их никогда не отмоет и не распутает. Траут огляделась и от знакомого до сантиметра вида убогих комнат захотелось тошнить в отхожее ведро. Эта обстановка ей осточертела. До нервного, истошного вопля, который уже давно таился в её груди и всё ждал подходящего момента. Хотелось взять и разгромить здесь всё. Девушка выдохнула и взяла свой грязный плащ, сильно комкая его пальцами. Ей уже давно не говорили о том, что выходить наружу нельзя. Прошло уже достаточно дней. Ничего страшного не случится, ежели она просто пройдётся по улице. Туда и обратно. Траут судорожно выдохнула, где-то в глубине отдавая себе отчёт в том, что нарушает чужие наставления. Но сидеть здесь дальше было выше всяких сил. Ноги сами понесли к двери, пока руки натягивали и боролись с завязкой плаща. Отперла засов и сделала шаг за порог. В тот момент ей показалось, что воздух снаружи ощутимо свежее, чем в затхлых комнатах. Может, так действительно и было, ведь всё же подземелье невероятно громадное. И в ширь, и в длину, и в высь. Вероника бросила взгляд наверх. Потолок скрывался далеко во тьме, которую не достаточно разгоняли огни города. Недосягаемо. Девушка сдержала презрительную гримасу, подавила волну раздражения и накинула капюшон на голову. Отошла от здания, оглядела его, запоминая все детали, чтобы потом попросту не заблудиться, и пошла налево, обходя ящики и бочки. Там было больше света, а стало быть улица более оживлённая. И на ней есть люди. В тот момент Траут, доведённой до начинающегося психоза, даже не беспокоило то, какие именно там ходят люди. В первый день, когда она с Бетти только попала сюда, они её нервировали, пугали. Сейчас же она напрочь забыла об этом. Главное был тот поток жизни и движения, откуда её выдернули как рыбу из воды. Схуднувшая и ослабшая девушка, чуть прихрамывая, добралась до поворота и замерла, наслаждаясь реальностью вида. Это оказалась небольшая, захудалая площадь. Установленный фонари работали на непонятно чём, так как их затягивала мутная плёнка, а не чистые стёкла. Более или менее ровная брусчатка, навесы и стойки местных торговцев. Со своего места девушка увидела мусорную кучу, куда многие кидали отходы. Но хватало грязи и на земле. Запах был не из приятных. Однако люди, ходившие по площади не обращали на это никакого внимания. «Видимо, день или около того», подумалось Веронике. Людей было много, их голоса сливались в гомон, звучавший для неё музыкой.       Приятное чувство, ей стало немного легче и лучше. Жизнь идёт, у всех есть дела, всё нормально, она тоже часть всего этого. Цели, планы, какая никакая свобода. Они вольны распоряжаться своей жизнью. Какое-то время девушка просто рассматривала всё это, мысленно обещая себе, что скоро тоже сумеет спокойно жить как прежде. Надежда и успокоение. В мельтешении одежд она разглядела стайку детишек, снующих туда сюда. Сперва улыбка тронула её губы, но та быстро угасла. Это беспризорники, добывающие себе пропитание. В ту же секунду эйфория от хоть какого-то общества прошла. Все люди здесь выживали, влачили существование или же вовсе пускались на самое дно человечности. Чему она так радовалась? Неужели она дошла до той грани, когда вид на убогую площадь с не самыми лучшими людьми приносит ей столько радости? Вероника выдохнула, рассудком всё прекрасно понимая, но вот глупые эмоции мешались. «Не надо жалеть себя», проговорила она про себя, впилась обломанными ногтями в кожу ладоней. Боль немного отрезвила и остановила вновь подкатывающую истерику. Траут не стала пробираться в центр площади, а обошла её по краю, руководствуясь смутными догадками, что так всё же безопасней. Как бы ей не хотелось пройтись в толпе, поговорить с кем-то, хоть чуть расслабиться, но разум не собирался допускать такой большой беспечности. Девушка, кутаясь в плащ, вернулась к проулку из которого вышла и остановилась. Хотелось сделать ещё кружок, рассмотреть дома получше, разглядеть товары, походить в конце концов. Но Траут призвала остатки воли и двинулась в другую сторону от желанного островка жизни. У нужной двери она остановилась и почему-то заколебалась. Слишком мало прогулки, да и мысль о тех замкнутых комнатушках вызывала удушливое отвращение. Желание гулять стало практически неодолимым. И девушка прошла прямо, в глубь переулка, обещая себе, что дойдёт до конца тихой улицы и тогда уж вернётся обратно. В проулке было куда тише, чем на площади. И совсем не было прохожих. На земле, уже не отделанной камнями, валялся мусор, гнилые доски, прочие обломки, о происхождении которых можно было только догадываться. Траут неспешно шла, иногда ногой поддевала хлам, рассматривая, а улочка всё не кончалась. Дома становились всё обшарпанней, несколько раз попадались сточные лужицы грязной воды. Да и огни от площади стали сумеречными. Вероника решила, что ещё парочка пролётов и повернёт назад, как вдруг услышала какой-то жалобный звук. Враз остановилась, прислушалась. Тишину что-то нарушало, но как будто-то приглушённо. Какая-то возня, чей-то сдавленный голос. Девушка сама не заметила, что задержала дыхание, сердце тревожно забилось. Ничего хорошего ожидать от этого места было нельзя. И она уже решила, что уйдёт, как снова послышался человеческий стон, просящий о чём-то одними интонациями, полный боли. «Вдруг кому-то нужна помощь?», эта мысль чистым и бессознательным позывом всколыхнулась в голове. И остаться в стороне уже было нельзя, потому что развернуться означало пойти против самой себя, принять своё падение на дно. Нет. Да и вдруг она действительно сумеет что-то сделать? Вероника осторожно направилась в сторону шума, не желая лишать себя отступления. Вскоре она максимально приблизилась к источнику её тревог, скрывавшегося за углом дома на другой улице. Собравшись с духом, твёрдо решив не отступать, Траут тихонько выглянула. Увиденное заставило её остолбенеть. В шагах двадцати от поворота мужчина прижимал к стене трепыхающуюся девушку. Лицо было разбито, но слёз видно не было. Она сжала губы и пыталась выбраться из чужой, липкой хватки. Мужчина же сжимал её руки так сильно, что те уже побелели от нехватки крови. Одной ногой он пытался раздвинуть сжатые бёдра жертвы. Это до глубины души потрясло Веронику. Своей неправильностью, своим омерзением. Так быть не должно. Затем поднялся гнев и ярость. Да как он смеет? Что он себе возомнил?! Она уже было ринулась вперёд, не зная, что намеревалась сделать, как вдруг на талию легла чужая, притягивающая в тень угла, рука, а рот накрыла вторая. Закричать она не успела, даже испугаться толком, когда её развернули лицом. Это был Алонзо. Он хмуро смотрел на неё сверху вниз.       Но в серых глазах таился какой-то весёлый огонёк, что испугал девушку. Парень не выпустил её, когда Траут дёрнулась. Лишь покачал головой, да прижал её сильнее к себе. Почти вплотную. Над ухом вкрадчиво зашептали. — Что ты здесь делаешь, м-м? Разве ты не должна не выходить из дома?       Вразумительного ответа дать бы не получилось. Что ей просто было невозможным более находиться там. Да и крепкой ладони со рта он не убирал, лишая возможности говорить. Поэтому Вероника лишь мотнула голову в сторону. Все эмоции смешались: запоздалая опаска, ярость, раздражение от всего, беззащитность перед этой фигурой, держащей её. Раздался женский отчаянный крик, затем звуки борьбы и глухой удар. Хрипы. Траут, вспомнив о том, что та девушка в беде, рванулась в сторону той улицы. Помочь. Она может, а вдруг и Алонзо разрешит это ужасное происшествие. Ей удалось развернуться спиной и сделать несколько шагов в углу, когда вкрадчивый голос парня обжог её ударом хлыста. — Хочешь занять её место?       Девушка оцепенела. Тело превратилось в кусок льда. Нет, боги, нет. Страх за себя стал сильнее потребности вмешаться. Ей не хотелось лежать под кем-то против воли. Не хотелось чувствовать и боль. Ей стало стыдно от своего малодушия. Кровь прильнула к щекам, а глаза стало щипать. И всё равно она вновь попыталась вырваться. Даже если и так, это не повод просто закрывать глаза или смиряться с такой несправедливостью. Нет, её так не сломить. Кем она станет, если сейчас просто уйдёт? Алонзо, продолжая её сдавливать обеими руками, сделал шаг вперёд и расположил её так, чтобы они оба имели удовольствие видеть действо. Мужчина уже повалил женщину на доски крыльца и ритмично двигал бёдрами. Всей прелести наготы видно не было, но и этого хватило, чтобы Вероника подсознательно сжалась. В какой-то момент жертва, схватившая рукой камень или что-то такое, попыталась ударить им насильника по голове. Но тот перехватил руку и несколько раз с силой приложил её головой об пол. Затем полез в карман штанов и выудил нож, что-то тихо говоря женщине. Поднёс лезвие к лицу, и тогда она с всхлипами, паузами выдавила что-то вроде: «Не надо, я всё поняла». Тем временем ухо снова обдало чужое дыхание. — Мне нет никакого смысла вмешиваться, хотя бы по тому, что я не хочу ему переходить дорогу, — он смотрел поверх её макушки на знакомого, затем помассировал рукой бок Траут. — Да и не искалечит он её, если она прекратит брыкаться и дурить. Не делай из этого трагедию.       От беспомощности у неё потекли слёзы. Алонзо увлёк её обратно и какое-то время просто заставил идти вперёд, слушая удаляющиеся пошлые звуки изнасилования. Когда они отошли на безопасное расстояние, парень убрал руку с её рта, но руку с талии не отпустил. А то побежит ещё туда. Но Траут просто шла, понуро опустив голову, плечи содрогались от плача. Ну что за глупышка? Радоваться ж надо, что всё это не с тобой. — Чего ты так расклеилась? — когда слёзы усилились, Алонзо нарушил молчание, чтобы не дать ей совсем уж зарыдать. — Ничего такого, и ничего особо страшного нет. Они оба разойдутся живыми и невредимыми.       Тут Вероника залепила ему пощёчину. От неожиданности парень выпустил её, но девушка не отбежала. Её глаза сверкали от гнева, а губы дрожали от сдерживаемых слов. Удар не разозлил его так сильно, но заставил потерять остатки мягкости. Пальцы небрежно ощупывали горящую кожу, а сам он вопросительно изогнул русую бровь, приглашая спутницу сказать то, что хочет. На кромке сознания сверкнула мысль о том, чтобы на опыте показать ей, что это такое. Но он владел собой.       Несмотря на то, что сейчас её вид мог будоражить больше обычного. Раскрасневшиеся щёки, тяжело вздымающаяся грудь, пронзительный взгляд голубых глаз. От возни застёжки плаща ослабли, обнажив острые ключицы. Рубашка из-за потери веса немного сползала, как бы приглашая исследовать белую кожу. Даже собранные грязные волосы как-то выгодным образом выделяли форму лица. Траут сжала кулаки и задыхаясь прошипела. — Невредимыми?! Да ты хоть знаешь, что это такое? Что это такое для девушки?! Как это неправильно, оскорбительно. Как это унижает её в своих же глазах! — она сорвалась на крик. — А ты стоял там рядом! Стоял и ничего не делал, хотя у тебя, наверняка, бы получилось лучше, чем у меня! Ты трус!       Девушка закончила тираду, схватилась за волосы руками, сжимая пряди. Она согнулась и присела на корточки. Ей было противно от всего: от себя, от парня, от той сцены, от этого города. Внезапно расхотелось жить или хотя бы двигаться. Алонзо подошёл к ней, и она слышала как подошва шуршит по сухой земле. Чужие пальцы схватили волосы у лба и потянули вверх. Тут сквозь опустошение кольнул испуг, но слишком слабо, чтобы пытаться что-либо сделать. Когда она взглянула на парня, то с растущим страхом обнаружила, что он смотрит на неё точно так же как и прежде. После её слов на лице не появилось никаких новых эмоций. Словно бы, она ничего не сказала. Ничего значимого или имеющего хоть какой-то смысл. — Ничего страшного в этом нет, — отчеканил он, — или ты не знала, что дети появляются и таким образом? Или это был первый секс, который тебе довелось увидеть? К чему всё это хныканье? Я знаю, что это такое, поэтому не дал тебе вмешаться. Тот парень с радостью отымел бы и двух девушек.       Алонзо не позволил ей в смущении отвернуться. Слишком он уж точно попал своим предположением о её невинности. И девушка никогда раньше не соотносила этот процесс с собой. Это было стыдно даже таким косвенным образом обсуждать с парнем. Поэтому она закрыла глаза, стараясь успокоиться окончательно. А он тем временем продолжал. — Я знаю, что это такое. И поэтому не вмешался сам, потому что каждый должен уметь вставать после такого и стать предусмотрительней. Ничего такого ужасного в этом нет. Это выживание среди людей, точно таких же как и везде. И всё это так же естественно, как и сама жизнь. Если девушка не оправиться сама, то не сможет выжить. А стоит ли тогда, — парень чуть тряхнул её за волосы, не больно, — продлевать чью-то агонию?       Вероника не давала никакого ответа. А что было сказать на такую извращённую логику, что обеспечивала всем выживание в этом городе? Он не понимает её точно так же, как и она не принимает эту реальность. Наконец спустя минуту молчания, Алонзо перехватил её подмышки и вздёрнул на ноги, оглядывая. — Надо тебе отдохнуть, станет легче, — вынес он вердикт, вновь прижал её рукой к себе. — Завтра что-нибудь постараюсь придумать.       На этот раз девушка не трепыхалась. Она устала, и чужое тепло было даже приятно. Парень повёл её в укромное обиталище, из которого Траут так неразумно вышла проветриться. Конечно, он смутно понимал причины такого поведения. Однако пока разрешения подниматься наверх не было, как не было и сподвижек. И девушке, такой красивой и такой слабой, ну прямо нуждающейся в опоре, придётся с этим смириться и начать жить здесь. А не относиться к двум каморкам как к вынужденному заключению. Алонзо понимал, к своей радости, что это почти неизбежность. Не то, чтобы он хотел ставить её в неизбежное положение, но рассчитывал найти контакт с ней. Она сильная духом, даже сегодняшний инцидент это показал, чистая и искренняя. Не могло не нравится. Не могло не разжигать интерес. Он приоткрыл дверь, которую Вероника так глупо никак не заперла за собой, пропустил её вперёд и зашёл внутрь.       Леви наслаждался затишьем — в кое-то веки ему дали выходные. Даже на слух слово было прекрасным. Рискованный бросок в снегах, во время которого разведчикам приходилось заставлять лошадей идти по грудь в снегу, и ругать немилостивую стихию, что тормозила их продвижение к главной дороге, знатно помотал нервы. Четверо солдат изо всех сил старались действовать слаженно, но капитану приходилось иногда жёстко одёргивать подчинённых, чтобы удержать их от взаимных упрёков. Не то чтобы Блаус, Спрингер и Форстер были очень уж вспыльчивыми, когда работали в связке. Просто опасения и страхи порой давали о себе знать. Если пойдёт сильная метель, всё скорее всего кончиться плачевно. И это понимали все. Обстановка была неспокойной. Но кое-как они продолжали путь, и Леви жалел, что не способен говорить мотивирующие речи и фразы. Не помешало бы. Они все двигались вперёд на одном: «мы должны». И этот факт вместо того, чтобы побуждать идти, почему-то придавливал к земле ещё одним грузом. В какой-то момент они заметили дымовые сигналы на горизонте. По-началу они встревожили, но когда вторая команда разведчиков предложила догнать их, Аккерман решил дать приказ на привал. Это могли быть и солдаты Гарнизона, так как он понятия не имел, сколько ещё идти до дороги или до стены Роза. Может статься, что их уже искали. К счастью, или нет, это оказался Эрен с Микасой. И снова им пришлось теряться в догадках: что же могло значить их возвращение. Сумели ли они довезти больных до Троста или же что-то сорвалось? Однако ожидание не было томительным, все четверо, работая лопатами, рыли что-то вроде снежного дома для лошадей. Внутри будет хоть сколько-то тепло, да и защита от ветра. К моменту, когда они загнали туда недоумевающих питомцев и соорудили занавес. Атакующий титан добрался до них. Эти двое привезли им жизненно необходимые припасы, и пока они разгружали их, однофамилица кратко рассказал про их достижения. После того как лошади были накормлены, они вшестером забились в этот переносной домик на санях, чтобы согреться и сытно поесть самим. Аккерман достал карту, вместе с Эреном примерно сверились по текущему местоположению. По прикидкам оставался один рывок до широкого тракта, если погода не испортиться. Поэтому через два часа Леви отдал приказ выдвигаться. И они продолжили свой изнурительный путь уже с большей надеждой. Сейчас всё это казалось таким далёким и смутным, что мужчина мог только тихо радоваться этому, сидя напротив уютно потрескивающего камина. Им удалось выбраться из снежной западни и не потерять ни одной драгоценной лошади. Пиксис лично хвалил их за правильные и находчивые действия, говоря, что они подлинная гордость армии. Может, оно так и было. Леви был просто доволен тем, что вылазка окончилась. И сделала это благополучно. После неё Зое взяла на себя всю возню с бумагами и опыты с черновым вариантом нового вооружения для Разведкорпуса, освобождая своего капитана от рутины.       И Аккерман спокойно воспользовался такой возможностью. В частности сегодняшний вечер проходил тихо и совершенно спокойно за книгой, купленной в лавчонке неподалёку, и за чашкой горячего, приятного чая, что заварил сам. Справедливо рассудил, что ни за что это дело местным поварам не доверит. В холле казарм Гарнизона был вполне удобный диван и спокойная обстановка. Впрочем ближе к часу ночи та внезапно нарушилась. Недовольные, повышенные тона разносились в стороне. Скосив серые глаза, Леви поморщился, потому что в виновниках узнал своих же подчинённых. Жан о чём-то активно спорил с Флоком, остальные же невнятно добавляли путаницы в их слова. С одной стороны громкость пока не превышала границы нормы, да и оба парня были упрямы, вполне могли в чём-то просто не сойтись. За грудки никто друг друга пока ещё не хватал. С другой стороны, капитан решил, что лучше разгонит этот балаган сейчас до возвращения задерживающейся Ханджи. Поэтому захлопнул книгу, аккуратно положил её на столик с подносом, где стояли фарфоровые чайник, блюдце и чашка. Встал, размял поясницу и направился в сторону к столам, примыкающим к столовой. Должно быть молодые солдаты не заметили приближающуюся к ним смурную тень в виде своего капитана, так как продолжили что-то активно обсуждать и возражать друг другу. Подойдя ближе к ним, мужчина сумел разобрать слова и понять, что тема беседы носит скорее бытовой характер, нежели серьёзный. — Да послушай же меня, — настаивал Кирштейн, — они сделают упор именно на земледелие и фермы. Ты же сам видел, землю там надо готовить и расчищать. Да и чтобы начать скотоводство, и в том числе вывод лошадей для армии, надо заготовить место и ресурсы для этого. А сперва надо накормить людей. — Армия, вот приоритетное направление, — рыжеволосый парень доказывал обратное. — Всё сперва будет сделано для увеличение нашей боевой мощи. К тому же нам необходима военная ставка в Шиганшине или же рядом с ней. Потому что от армии будет зависеть сумеем ли удержать этот рубеж. — Но для этого нужны поселения и жители, чтобы всё это возводить, а это значит, что сперва пустят их, — Саша несколько раз негромко, нетерпеливо хлопнула руками по столу. — И людям нужная еда, мясо! Если будет больше пищи, то будет лучше для всех. — Ну не знаю, — Эрен покачал головой с явными сомнениями в голосе. — Мне вот кажется, что будет разумным сначала поставить туда армейский форпост и наладить сообщение с тем же Тростом. И логичным будет пожертвовать ресурсы в ту сторону. Армин, что думаешь?       Ответить Арлерт, который ещё не толком оправился от болезни и хлюпал носом, не успел. Леви навис над ними, недобро сверкая глазами. Все разом притихли. — Лучше бы вам либо разойтись по койкам, либо сбавить пару тонов в обсуждении того, что вам решать не доведётся, — процедил капитан, обводя их поочерёдно взглядом. — Второго предупреждения не будет.       Он развернулся и пошёл к прежнему месту. Какой будет упор в южном направлении? Конечно же правы Жан и Саша. Сперва надо наладить структуру, ослабить нехватку питания, дать людям простор, тогда и людей прибудет, прямо как жеребят. Леви невесело хмыкнул. Однако всем этим будет заниматься штаб вместе с военполом. А им…теперь же капитан нахмурился. А они без дела сидеть не будут. Это стопроцентно. Скорее всего, им дадут какое-то задание. Если уже не дали, и Ханджи знает какое. Знает и молчит. Ах вот почему она сама возиться с бумагами и так любезно предложила ему отдохнуть. Чтобы потом схватить и без спроса кинуть на грядущее задание. Аккерман сел на диван, мысленно пообещав себе выпытать всё у этой трёхглазой, когда та вернётся.