Who the hell is Bucky?

Стив.

      Скрыть свои чувства было сложно, и Стив решил сделать вид, что его очень заинтересовала скопившаяся грязная посуда. Руки немного тряслись. Ему казалось, что, если даже от этого будет зависеть его жизнь, он не сможет притвориться, что всё в порядке.       Кошмар, в котором он раньше жил, вернулся. Может быть, это его личный ад, снова и снова наблюдать, как самый желанный человек уходит к другим? Конечно, ему следовало давно рассказать о своих чувствах, но что, если так он просто потеряет друга, которого с таким трудом вернул в свою жизнь?       Может быть, он что-то вспомнил и потому задавал те странные вопросы. Роджерс не понимал, что происходит в голове Джеймса, но был точно уверен, что его друг был внутри и никуда не делся, что бы тот ни говорил.       Но больше он так не сможет.       В памяти вернулись позабытые танцы, когда Баки уходил с очередной девушкой, придерживая её за талию. Та злополучная ночь, когда он привёл женщину к ним домой, тот поцелуй перед его отъездом. Что это было? Жалость? Любопытство? Почему они больше никогда не говорили об этом и не повторяли?       Да, когда он стал Капитаном Америкой, ему приходилось держать свой образ незапятнанным, но ради Баки он был готов бросить всё к чертям.       Сколько бы Стив ни искал возможности поговорить, всегда находился кто-то, кто был рядом. И в какой-то момент он смирился, изображал интерес к женщинам, которого от него ожидали, продолжал быть Барнсу просто другом. Умирая внутри каждый день, лёжа ночью без сна, стиснув зубы, чтобы не встать и не подойти к чужой кровати, наплевав на всех остальных. По крайней мере они вместе, рядом, сражаются бок о бок.       Больше всего Стив любил обеды, во время которых их руки соприкасались на доли секунды, и по телу пробегала сладостная истома.       Из воспоминаний его вырвала боль в ладони, в которой он зажал нож. Он надавил сильнее, медленно проводя остриём. Боль, как всегда, принесла облегчение. Он смотрел на открывшуюся рану, на капающую в раковину кровь, которую тут же смывала вода.       Одно он знал точно: пора признаться во всём. Так больше не может продолжаться.       – Гм. Стив? – Послышалось за спиной, и Роджерс крепче сжал зубы. Он думал, что находится в кухне один, слишком погруженный в собственные чувства. Неужели всё должно решиться сейчас? – Стив?       – Да? – Внезапно охрипшим голосом ответил он, не оборачиваясь.       – Прости. Я не хотел тебя задеть. – Раздалось совсем близко.       – Почему ты думаешь, что это должно было меня задеть?       Друг подошёл вплотную и хотел что-то сказать, но увидел порезанную руку. Не сказав ни слова, он аккуратно взял окровавленную кисть и перевёл взгляд на Стива. Джеймс нахмурился, и на секунду его взгляд расфокусировался, его затрясло. Но не успел Роджерс запаниковать, как Барнс, казалось бы, пришел в норму. Он так и не выпустил руку, кровь стекала по предплечью, запачкав их обоих.       – О, боже, Стив, почему ты молчал всё это время? – Наконец заговорил Баки, пристально глядя в глаза Капитану.       – Я боялся. Ты бы отверг меня, и я потерял то, что было.       – Но ты бы не потерял. Всё, что мы потеряли – это время, которое могли бы провести вместе. – Стив не мог ничего ответить. В горле стоял ком, ему было сложно дышать. Неужели это правда? Всё, о чём он мечтал, возможно?       Расстояние между ними медленно сокращалось, каждый боялся сделать первый шаг, но в конце концов Стив прижался лбом ко лбу Джеймса. Он рвано дышал, чуть не умирая от страха и нетерпения. Горячее тело, о котором он всегда мечтал, было в его руках, их разделяла только одежда.       Человек, стоящий перед ним, не был Солдатом или Джеймсом, это был его Баки, он видел эту теплоту в глазах и был убеждён: друг вернулся.       – Ты поцелуешь меня, Капитан? Или мне опять это сделать самому? – Несмотря на смущение, Роджерс решился. Преодолел последние сантиметры, разделявшие их губы, и его обдало горячим дыханием с запахом алкоголя. Казалось, что не может быть ничего прекрасней этого хмельного поцелуя в пять утра, с окровавленной рукой и слипающимися от усталости глазами. Его потряхивало от возбуждения. Баки положил руки ему на плечи, и по спине побежали мурашки.       Их губы соприкасались медленно, неторопливо, исследуя, будто они оба не могли поверить в то, что это происходит. Внизу живота собирался пожар, хотелось большего, но Джеймс разорвал поцелуй, широко распахнув свои голубые глаза.       – Что? Бак… – Стива будто окатили холодной водой. Он не понимал, что произошло, ведь только что всё было прекрасно.       – Я же говорил тебе, Стив. Я не Баки. Его больше нет, по крайней мере нет того, кого ты знал. Мне очень жаль. – В голосе звучал металл, и Роджерс отшатнулся. Сладостное возбуждение уступило место страху. Неужели всё вот так и закончится?       Пока он набирался смелости заговорить, Джеймс дошёл до дивана, наигранно-лениво упал на него и, кажется, задремал. Или сделал вид.       Что, чёрт побери, это было?! Что происходит в голове Джеймса, или Баки, или Зимнего, мать его, Солдата?! Настолько запутанным Стив не чувствовал себя никогда в жизни. Буквально пять минут назад ему казалось, что его жизнь наконец станет такой, как он всегда мечтал. Он успел вознестись куда-то в облака, и как же больно так резко вернуться на землю. Что он мог сделать не так?       Когда страшная догадка озарила Стива, он замер посреди спальни с приоткрытым ртом. Что, если Джеймс просто ничего не почувствовал? Что, если то блаженство, возбуждение и огонь в области живота ощутил только Роджерс? Что, если его друг понял, что это ошибка? От этой жуткой мысли внутренности скрутило, горло сдавил спазм, Стив не знал, как жить с этой мыслью. Он лёг на кровать и обхватил себя руками, пытаясь унять дрожь. Когда он забылся тревожным сном, за окном уже бурлила жизнь.       Пробуждение было тяжёлым. Стиву не хотелось вставать, он был уверен, что не обнаружит никого в гостиной, и тогда его сердце разобьётся вдребезги. Ему хотелось оттянуть этот момент насколько это возможно. Он был абсолютно опустошён, казалось, он не может больше ничего чувствовать. Этой ночью он был готов отдать своё сердце, всего себя без остатка, но оказался не нужен.       Лёжа в кровати, он думал об этих двух месяцах, которые они провели вместе. Конечно, это нельзя было сравнить с теми временами, когда тощий Стив смотрел влюблёнными глазами на лихого сердцееда Баки Барнса. Но, как и тогда, им было комфортно вместе.       Роджерс всегда готовил сам, с удовольствием наблюдая, как Джеймс сметает с тарелки всё без остатка. Они оба были приучены соблюдать порядок, и вещи лежали строго в отведённых им местах. Зато стиркой всегда занимался Барнс, хотя Стив не просил его. Просто однажды он взял корзину с бельём и отправился в подвал.       Когда в ванной появилась вторая зубная щётка, сердце бравого Капитана Америки сжалось и в глазах защипало.       Когда друг спал, он часто сидел за столом и зарисовывал его, лаская взглядом, касаясь наброска пальцами в утешении. Иногда они смотрели вместе фильмы, и Роджерс поглядывал на реакцию Джеймса и, увидев намек на улыбку в уголках его рта, ликовал.       Ему казалось, что с каждым днём они продвигаются, Зимний Солдат становится всё более человечным, и это его заслуга. Он перестал разговаривать как робот, позволял себе расслабиться и прилечь на диване в непринуждённой позе. Каждое утро он вставал как по команде, почуяв аромат кофе, но в одно утро Стив чуть не пролил горячий напиток на себя, увидев, как Джеймс, сладко потягиваясь, зевнул и принюхался к аромату с улыбкой. Капитану хотелось упасть перед ним на колени, гладить его, покрывать поцелуями, но вместо этого он лишь спросил, налить ли ему кофе.       Когда они впервые вышли вместе на пробежку ранним утром, Барнс сильно нервничал. Он боялся быть обнаруженным. Но спустя полчаса они с упоением обгоняли друг друга, наслаждаясь равными возможностями. Увидев впервые, как справа появляется друг в обтягивающем чёрном спортивном костюме, Стив чуть не споткнулся, но, когда тот, обернувшись, осветил его беззаботной улыбкой, он забыл о том, что бежал.       Оказалось, что совместные занятия спортом объединяют их больше, чем жалкие попытки разговоров. Они вставали в самые ранние часы, отправлялись в лес или в старый зал, пропахший потом. Не будучи уверенным в реакции собственного тела, Роджерс пулей выскакивал из душа, боясь даже поднять глаза на обнажённого друга.       Уезжать на задания казалось ужасно неправильным. Он был рассеян, постоянно думал о том, чем сейчас занят Баки. Мечтал, что вернётся и всё-всё расскажет, признается в чувствах, и они сольются в страстном поцелуе, упадут на диван и... Обычно на этом месте фантазии Стива обрывались, ведь он не знал, чего именно хочет. Полноценного секса? Лёгкого петтинга для начала? Как он поймёт, кто должен быть сверху? Смущаясь физиологических аспектов секса между двумя мужчинами, он не давал себе погружаться в мечты.       Вернувшись после одной из миссий, он не застал Джеймса дома и дико перепугался, но, заметив заправленное бельё на диване, почувствовал облегчение. Его взгляд притянул уголок книги, торчащий из-под подушки. К его огромному удивлению, Зимний солдат на досуге читал о посттравматическом расстройстве. Когда он вернулся и шагнул к нему навстречу с широкой улыбкой, Стив был счастлив.       Барнс возвращался к жизни обычного человека, его головные боли стали реже, Роджерс внимательно следил за состоянием друга. Казалось, ещё немного, и всё станет просто прекрасно, и оттого язвительное, грубое поведение оказалось неожиданностью.       Капитан думал и не мог понять, что же пошло не так. Разве они не должны сейчас лежать вместе, обнимаясь? Почему эту ночь он провёл один, в полной растерянности? Почему в груди опять зияет дыра, и нет сил подняться и увидеть пустой диван? Внезапно звон посуды вывел его из этого потока жалости к себе. Он поднялся с кровати, в недоумении выглядывая в гостиную. Почему ему казалось, что Джеймс непременно уйдёт, он и сам не знал. И обнаружить друга раздетым по пояс и с кастрюлей в руках оказалось крайне неожиданным.       – А, проснулся наконец. – Стив растерянно присел на диван. За ночь он совсем не отдохнул, и в голове была какая-то каша. На мгновение даже промелькнула мысль, а вдруг он всё это себе придумал?       – Ты решил приготовить поесть?       – Да, думаю, тебе уже готовка поперек горла стоит.       – Я даже не думал об этом. – Стив не мог понять, почему они говорят о какой-то ерунде как ни в чём не бывало. Неужели это значит, что они и впредь будут притворяться, что ничего не произошло? В груди заныло от подобной перспективы.       Барнс закончил свои манипуляции с едой и закинул полотенце на плечо. Жест был точно таким же, как тогда, до войны. Роджерс не мог припомнить, чтобы за эти месяцы друг хоть раз появлялся с обнажённым торсом, и не смотреть было невозможно. Когда он подошёл и присел рядом, Стив напрягся, пытаясь подобрать слова. Они сидели молча, плечи едва соприкасались. Капитан рассматривал пальцы на своих ногах, а Джеймс пытался достать соринку, застрявшую между двух пластин в металлической руке. Через несколько минут начало казаться, что молчать дальше уже просто невозможно.       – Я…       – Слушай… – Одновременно начали они, и Джеймс продолжил. – Слушай, мне очень жаль, что вчера всё так получилось, извини. Я правда не хотел тебя задеть. – Глядя на вытягивающееся лицо Стива, он спохватился. – Я не о том, что мы поцеловались, я о том, как всё сложилось в целом. Не так я всё представлял.       – А ты представлял?       – О, ты бы знал…       И вдруг Роджерса прорвало, он начал говорить, сам того не ожидая.       – Когда мы жили вместе, я думал, что пройдут годы, и всё будет так же, я буду страдать по тебе, а ты – наслаждаться жизнью. Думал, ты заведёшь себе жену, и мне придется с ней дружить, а в тайне я буду её люто ненавидеть, потому что она прикасается к тебе, а я нет. Потому что она живёт с тобой, а я нет, потому что она заберёт тебя у меня.       – А потом ты ушёл на войну. – Всё говорил Стив, – Я думал, что ты больше никогда не вернёшься, и мне хотелось сдохнуть. Лечь посреди квартиры и больше никогда не подниматься. Я знал, что в любую секунду, что я здесь, в тебя может попасть пуля, и больше не будет Джеймса Бьюкенена Барнса. И ты никогда не войдёшь в те двери, и у меня больше не будет шанса сказать, как сильно я люблю тебя. Я был уверен, если придут новости о твоей смерти, я умру на том же месте, где узнаю об этом.       Стив выдохнул сквозь зубы и резко продолжил:       – А потом произошло то, что должно было изменить в моей жизни абсолютно всё. Ведь я стал обладателем такого привлекательного тела, и теперь все восхищались мной, почему бы не воспользоваться ситуацией? О, боже, я представлял себе, как окажусь в постели с одной из этих дамочек, которые полыхали от одного моего присутствия. И каким же разочарованием была бы для них моя абсолютная неопытность. Единственный поцелуй в моей жизни был с тобой, и ничего более. Уверен, они воображали меня ненасытным любовником. Я не мог и не хотел никому открываться. А потом нашёл тебя, и я так ждал, ты не представляешь.       – Я так ждал, что ты скажешь мне что-нибудь, Бак. Хоть маленький намёк, что ты помнишь, что произошло в ночь перед твоим отъездом. Но ты не подавал виду, и я, наверное, смирился; терпеть и молчать уже вошло в привычку. Я так надеялся, что ты оценишь моё новое тело, что оно подтолкнёт тебя к действиям или хотя бы к словам. На деле оно подталкивало только Картер. – Стив усмехнулся и продолжил:       – Я не знал, как себя вести, не вызывая подозрений, вот и старался вести себя соответственно её ожиданиям. Впрочем, зайти далеко у нас не было времени.       Стив неожиданно замолчал. Секунды, наполненные вязкой тишиной, тянулись медленно. Барнс старался не дышать. Наконец, раздался голос Роджерса и эхом отразился от стен:       – Когда ты упал, чёрт возьми… Ты сорвался, и мне кажется, вместе с тобой в пропасть полетело и моё сердце. Да, у меня оставался долг, и я должен был всё закончить. Потеряв тебя тогда, я понял, как был глуп, что молчал. Ты умер, и я больше не мог ничего изменить. Слова так и остались несказанными. Я понял, что теперь-то ты уже точно не вернёшься домой. И мне возвращаться было незачем. Я думал о словах, улыбках, прикосновениях, которых уже никогда не будет. Корил себя за трусость.       Стив прервался и нервно ухватился за колено, другой рукой устало проводя по лицу, и вновь заговорил:       – И знаешь, Бак, когда меня разморозили, я возненавидел это всё, мне было всё ещё больно, почему я не мог просто забыть, отпустить, идти дальше? Чтобы я не делал, мысль «Он умер» всегда висела на краю сознания, и я это ненавидел. Мне хотелось двигаться дальше, но всё, что я мог – это выполнять свою работу. Может, я ни на что большее не способен. Моя внешность обманчива, ведь внутри я остался все тем же верным, упёртым, но слабым. Я всё ещё стеснялся своих желаний, ненавидел себя за них, считал неправильными. Не представляю, как всё сложилось бы дальше, если бы я не увидел тебя. Я решил, что это галлюцинация. Как ещё можно было объяснить это? Жизнь подкидывала нам с тобой сюрприз за сюрпризом. Ты уходишь от меня, я нахожу тебя, но ты снова ускользаешь. Когда ты пришел ко мне ночью, я думал, это наша последняя встреча. А когда я вернулся домой и увидел те следы на кровати, ты знаешь, я спал на покрывале несколько дней, пытаясь представить, что я рядом с тобой. Ты пришёл раненый, обессиленный, и я решил тогда, что не отпущу тебя. Если честно, я даже думал о том, чтобы связать или приковать тебя, хотя это, конечно же, не удержало бы тебя. Но потом я увидел мою толстовку, понял, что ты ходил в ней, и тогда я решил, что ты не уйдёшь. По каким бы причинам ты ни вернулся, они должны были быть достаточно весомыми. И я ждал, надеялся, и снова ждал. Я радовался малейшим подвижкам, любому твоему успеху, мне было приятно думать, что это я смог помочь тебе, благодаря мне ты вспоминаешь, что такое нормальная жизнь. Я надеялся, что, возможно, ты вспомнишь и то, что случилось однажды. Но я слишком боялся сказать об этом сам. Хоть ты и спрашивал. Я такой трус. Не решился рассказать всё. Но знаешь, я больше не могу терпеть, не могу врать тебе или себе. И если теперь наши пути разойдутся, я хотя бы буду знать, что попытался, и, возможно, смогу двигаться дальше. Так вот, ответ на твой вопрос «кто, чёрт возьми, такой Баки?» таков: Баки – любовь всей моей жизни. Мой самый лучший друг. Самый близкий человек. Я люблю тебя.       Закончив свой монолог, Стив робко смотрел на друга, который отвечал ему мягкой улыбкой. Джеймс притянул его к себе, мягко касаясь губами виска, глаз, прочертив дорожку по скуле к губам.       На этот раз поцелуй был без привкуса алкоголя и отчаянья. Они целовались мягко, неторопливо, без опасений. Руки Стива робко гладили шею, зарывались в волосы, в то время как Джеймс бесстыдно изучал тело Капитана. Он дразнил его соски, щекоткой проходился по животу.       Постепенно напор усилился, и поцелуй стал страстным, Барнс целовал настойчиво, переходя на шею, к ключицам, и Стив уже ничего не соображал. Он мог только поддаваться всему, что делает друг. С каждым новым поцелуем, прикосновением он уносился всё дальше и не хотел больше возвращаться к реальности.       Когда Баки оказался сверху, тесно прижимаясь пахом, Стив понял, что долго он не продержится. Ему было так горячо внутри и снаружи. Чувствовать на себе тяжесть крепкого тела было слишком хорошо. Кожа к коже, губы на его шее, от удовольствия он выгнулся вперёд, навстречу, прижимаясь теснее, ощущая, как растёт напряжение в районе паха. Сквозь тонкую ткань спортивных штанов он чувствовал, насколько твердый Джеймс, и продолжал ёрзать под ним. Трение становилось болезненным, но они продолжали.       Первым не выдержал Роджерс. Он взорвался с громким стоном, вцепившись в спину друга, через минуту Баки, стиснув зубы, замер совершенно беззвучно, а после опустился на широкую грудь. Потянувшись вверх, он тихо прошептал на ухо Стиву: «Я тоже».