В кучке бетонных опилок

      Когда Виктор вернулся из техникума, он удивился, что его наркоманской подруженьки все еще нет, и начал волноваться. Вообще, он это делал весь день, но как-то стыдливо, коря себя за недоверие Юлианне, а теперь синеволосый учитель философии мог делать это в полною силу, имея полное право.       Он позвонил Игорю, но узнав, что расстались они еще ранним утром, и с тех пор не виделись, Виктору стало еще хуже. Он старался не показывать это внешне, но, хотя Галина Николаевна и обладательница того еще характера, она все равно мама, заподозрила что-то, сидела успокаивала встревоженного сына, гладя его по плечу, на которое полностью помещалась вся ее большая ладонь, и еще бы уместилась половина, и наливала ему каждые пятнадцать минут зеленый чай. Будь Юлианна дома, она бы ходила и фыркала от этого чая, потому что считала его не чаем, а каким-то подобием на воду, только желтую, и непременно бы прозвучало бы слово «моча».       Игорь после звонка племянника тоже заволновался. Как ни крути, а Юлианна была права: ему было её жалко. Игорь не считал её тем гадом, каким она была на самом деле и какой ее считали другие — ну вот так получалось. Юлианна умная — хотя у Игоря свое понимание ума, но Юлианна входила в список непременно умных и от того была уважаема. «Умный» человек для Игоря тогда, когда вылезает из самых разных ситуаций и не ломается. Юлианна не ломалась. Её жизнь вообще можно было представить только как то, как она выбирается из разных ситуаций (из говна) и снова в них попадает. Сама же себя по уму девушка распределяла по строчкам «умный — неумный» в зависимости от дальности вони вокруг неё и количества времени, которое нужно было, чтобы экскременты высохли и отвалились сами собой толстый слоем.       Так что, закончив дела, Игорь поспешил к Виктору — выяснять, что же произошло, и искать новую игрушку племянника, на которой он отдувался за прожитые бесцельно годы одиночества.       Когда девушка ввалилась к нему в машину, он особо не удивился, и вопрос «Какого черта?» был риторическим.       Доехав до конца улицы, Игорь повернулся налево, в район Мясокомбината, и все время наблюдал за сидящей внизу Юлианной. Она казалась настолько шокированной, что сам Игорь сидел испуганным: сумасшедшая девчонка никогда, как он думал, не могла так себя вести — а как же бесстрашие и пофигизм к себе и окружающим?       Когда автомобиль заехал на узкую черную улочку без фонарей и остановился, Юлианна, не вставая, открыла дверь и грохнулась, как мешок картошки, на пыльную дорогу, оставив ноги в машине. — С тобой все нормально? — спросил Игорь. У него была такая же дурацкая привычка, как и у Виктора, спрашивать, все ли хорошо, даже если видит, что все просто ужасно. Кстати, такой же привычкой облада и Галина Николаевна, только пробуждалась она среди родственников и близких. — Конечно, — голосом выше обычного ответила Юлианна, не двигаясь. — Все в полном порядке. Я себя чувствую просто прекрасно. Лучше чем когда-либо. — Давай без иронии. Может, встанешь?       Девушка медленно стащила ноги на землю, рывком села, потом поднялась, держась за ручку двери. — Щас, вот дай мне минут десять, — сказала она как пьяная, — пятнадцать, чтобы не было, вообще ничего не это, не делай, я щас приду, буду как огурчик, — пошатываясь, Юлианна обошла машину, один раз снова чуть не упала, но оперлась об бампер, и исчезла за проемом между магазинчиком цветов и забором частного дома.       Игорь поправил воротник рубашки и вышел. Он не пошел за девушкой — сам он, когда только начал свою работу, попал в отряд спасателей и находил людей в таких состояниях, что после ему нужно было не десять минут побыть одному, а месяца с четыре, — а вышел на большую улицу, посматривая туда, откуда они приехали. Никого не было, только машины изредка возвращались домой, задержавшись на работе, да старушка какая-то на другой стороне дороги шла с пакетом из магазина.       Из-за угла раздавались удары, и один раз Игорь услышал что-то напоминающее хруст, но все равно не шел, только внимательнее смотрел вдаль улицы, пытаясь не заострять внимание.       Наконец, Юлианна вышла.       Полицейский с удивлением её оглянул, заметил, что кровь у неё на костяшках, но и на губе, и видна царапина на лбу, и ничего не сказал. — Едем к Виктору, — сказала девушка, — через линии. По крюку, чтоб не заметили. — Хорошо, — согласился Игорь.       Юлианна села в машину, сложив руки на коленях, и ничего не говорила, хотя выглядела, по крайней мере, живее, чем раньше. В глазах показался разум. — Так, объяснишь, что это было? — машина завелась. — Да ниче, — ответила Юлианна, часто моргая, — на Макса наткнулась, ну, про того, которого рассказывала. — Что-то я не верю, что дело только в этом. — Да не то чтобы, — Юлианна пожала плечами, но так, будто у неё не двигалось все тело, — просто, как тебе сказать, я думаю, я сейчас не совсем в том состоянии, чтобы бегать в день по десятку километров, — она с шумом выдохнула. — А, да, достань из бардачка телефон, набери Виктора, — попросил Игорь, останавливаясь на светофоре. — У тебя что, руки отвалятся? — спросила Юлианна, но все равно полезла и начала тыкать по кнопкам, издающим этот старый противный звук, от которого в ушах звенело. — Я за рулем рабочей машины, мне нельзя. — Тут рядом с тобой мадама сидит, вроде как в розыске была, это можно? — девушка поставила телефон на громкую связь. Зазвучал протяжный истеричный гудок, всех всегда раздражающий. — Але? — тут же сняли трубку. — Виктор, твоя фифа нашлась. — Я не терялась, — разъяснила Юлианна, — я ушла гулять, и меня немного задержали. — Гулять она ушла, — фыркнул Игорь. — Ты привезешь её? — спросил Виктор с беспокойством в голосе. Девушка ощутила вину: ну что такое, ну что за нее все волнуются, как будто она королевишна из сказки. Она несколько лет прожила никому не нужная, а тут все вдруг сразу свалились и начали: один трясется от прошлого, другая от истерики, что, видете ли, «пропала», третий, вон, сидит с лицом каменным, а все равно ей ее жалко. Сейчас еще Веник из могилы встанет и начнет за ней ходить и говорить, что ей нужно мир спасти. Ну, или хотя бы город. — Да, едем, но тут крюк придется делать. — Виктор! — позвала Юлианна. — Огромная к тебе просьбища, вот просьбища просьбища. — А? — Достань пжлст аптечку, а? Бинты в особенности. И ту хуйню, которая типа для сердца, чтоб капельницу ставить тоже, она мне очень очень нужна, — Юлианна сидела, одной рукой держа телефон, а другой трогала пульс. — Если я не помру прямо сейчас, то в ближайшем будущем, а что-то мне этого уже не хочется, — секунду она думала, что только что сказал не так, а потом вжалась в кресло, вспомнив слово «уже». — Хорошо, хорошо, только, пожалуйста, поскорее, не надо задерживаться. — Если что, — Юлианна подняла палец, но Виктор этого, конечно не видел, но краем глаза заметил Игорь, — то мы в притоне нашли трупяшник, пусть он будет полуобглоданный слизняками и всякими червяками, так что мне пиздец хуево теперь, оправдай меня там как-нибудь перед твоей родней. — Ты сейчас об этом беспокоишься? — Да черт, мне дали задание, я его почти провалила, вот щас приду и умру у тебя на пороге, и что? Кстати, я тут придумала, если я сейчас умру, потом скажи своим родителям, что ты очень меня любил, и поэтому будешь носить по мне траур до конца жизни, вот. Смотри, это шикарная вещь, просто, на всю жизнь, и правильно и… — Умолкни уже, — отрезал Игорь, отобрал телефон, выключил и бросил в открытый бардачок. — Чего с тобой? — Да чего, не видишь? У меня этот, шок, в общем. Езжайте, младший лейтенант. — Старший.       Добравшись до дома Виктора, обогнув почти пол-города по проселочным дорогам, машина полицейского встала у соседнего подъезда по приказу Юлианны. Девушка вытащила из кобуры Игоря пистолет, так резво, что они ничего не успел сказать, и выскочила, оглядывая двор. Все было тихо, и единственное, что не вязалось со здешней идиллией, был сам автомобиль и его пассажиры.       Темнота совсем окутала город, даже фонари не справлялись с ней. Игорь закрыл двери и так же, как и Юлианна, под балконами прошел к подъезду, где девушка набрала код трясущимися пальцами. Войдя, полицейский получил пистолет обратно.       На четвертом этаже Игорь захотел нажать на кнопку звонка, как Юлианна остановила его, прижавшись к стене. Она так постояла минуты две, переглядываясь с недоумевающим полицейским, потом кивком разрешила.       Виктор открыл сразу, будто караулил под дверью. Юлианна выпрямила спину, чтобы казаться хоть сколько-то в порядке, поправила волосы на лице, чтобы закрывали ссадину на лбу, и вошла следом за Игорем. Она встретилась глазами с философом, поздоровалась с ним мило и вежливо, тот ответил ей тем же, но на лице у него читался страх и тревога. Юлианна заглянула в гостиную, где Галина Николаевна и Николай Викторович пили чай — Они позвали Игоря, и тот присоединился, — и шмыгнула в ванную. Виктор тоже, там он схватил её за щеки и несколько минут всматривался. — Да ты чего, — девушка оттолкнула его. — Чего? — возмутился Виктор шепотом. — Чего? Никто не знает, где ваше величество, ты должна была вернуться кучу времени назад, где была вообще?       Юлианна открыла кран и начала смывать с лица грязь и кровь. — У тебя что, на затылке рана? — Именно, — девушка полностью засунула голову под кран, кривясь от боли. — Да что с тобой… — Да ничего, все шикарно, все просто шикарно, понимаешь? Я просто чуть не сдохла, и Игорь тут ни при чем, даже не заговаривай. Я могла в любой момент выйти на улицу и увидеть Макса, там был этот Макс, он за мной погнался, потом меня чуть не сбило две машины, и еще я думала, что можно спастись, спрыгнув с моста, потом мне пришлось перепрыгивать этот, что это, блин, на мосту, кто вообще делает дырки в мостах, если туда могут машины провалиться, — она все высказала одной тирадой, не вдыхая воздуха, — и это был пиздец, Виктор, пиздец, понимаешь? И дело не в Максе, а в другом, ну не важно, короче, просто нужно успокоиться, — Юлианна выдохнула. — Фух, да. Успокоиться. Выпить бы. — Иди в спальню, — тихо проговорил синеволосый, — сейчас аптечку возьму, приду, попробую что-нибудь сделать. — Ну вот с этого и надо было начинать, — девушка собрала в хвостик волосы, но короткие пряди у лица выбились и оказались на лбу. — Кажется, мне будет очень очень плохо. — Почему? — Это так не объяснишь, — Юлианна смотрела не отрываясь в зеркало. — Просто знаешь — и все. Как-то нехорошо мне, — она покачнулась, но Виктор удержал её прямо. — Вот, понимаешь, вроде ничего не просиходит, а внутри все так переворачивается, и ты вроде как такой же, а все равно что-то другое, — она замолчала. В ухо ей ударил стук сердца. Не её собственного, а Виктора, и он так её заворожил, что девушка забыла, о чем говорила. — Идем, идем, — философ вывел её из ванной. Юлианна хорошо держалась до кровати, а потом грохнулась на неё и зарыдала.       Виктор смотрел на неё, как смотрят на только что обрушившийся от порыва ветра карточный домик.       Девушка перевернулась на спину и, вытерая слезы, пробормотала, что такое может быть и что ей точно нужно поесть и она успокоится.       Найдя это правильным, философ отправился за ужином. — Как она там? — спросила Галина Николаевна, которая узнала от Игоря придуманную на ходу легенду о червях и трупе. — Да ничего, — Виктор дернул плечами, но сам этого испугался, опасаясь, как бы этот жест за что не приняли, — расстроена. — Ужасно, я бы, наверное, там же и в обморок упала, — проговорила Галина Николаевна, отгрызая белыми зубами кусок печенья. — Скорее всего да, — согласился Николай Викторович. — Может, ей успокоительного попить? — Да, надо бы, — задумчиво сказал Виктор и достал аптечку, радуясь, что можно взять её так просто. Звякнула микроволновка, и философ с тарелкой в одной руке и аптечкой в другой ушел в спальню.       Юлианна лежала на середине кровати и смотрела в потолок. Её куртка лежала на полу, на ней уже засел котенок. Выглядела девушка полумертвой, но Игорь бы решил, что это состояние, похожее на что-то среднее между тем, что было после моста, и тем, что было после стены. — Ты?.. — Нет, я не в порядке, — ответила Юлианна. — Я не в порядке, хватит меня об этом спрашивать, — она села. — Еда, вау, я буду есть, меня не оставят голодной? — Да никто тебя не оставит голодной, — Виктор сунул ей в руки тарелку, — но все-таки, может, ты мне лучше объяснишь, что случилось? Я просто не знаю, может, тупею, но с твоих слов ничего не понял, только то, что ты встретилась с Максом. — Ну да, — девушка кивнула, ковыряя вилкой, — так и есть. — Послушай, — он подвинулся к ней поближе и заглянул в глаза, — я тебя не знаю так долго, как Игорь, но я же не идиот. Ты ведь не боишься Макса, что случилось?       Юлианна подняла лицо с таким видом, будто перед ней только что упал дохлый голубь, едва не попав в голову. — Ну, не то чтобы боюсь, — проговорила она медленно, рассматривая Виктора. Что-то происходило: она смотрела на него, и глаза проникались пониманием. — Тогда что? — Да ничего, — тон девушки стал таким легким, что синеволосый философ обомлел. — В смысле «ничего»? Ты приходишь полумертвая после того, как исчезла на… — Да что вы пристали ко мне, «исчезла», «исчезла». Никуда я не исчезаю. Я занимаюсь своей жизнью и пытаюсь одновременно как-то других не прибить. Чего вот вы пристали? — Кто «Мы»? — Ты, да Настя. А, да. Я же не рассказала, в общем, когда я сделала штуку для Игоря, кстати, надо с ним поболтать об этом, я пошла в одно местечко, там вроде как красивенько, и встретила там Настю, Настя это моя вроде как бывшая, да. Ну мы с ней встретились, она на меня наорала, за что я, такая-сякая, пропала полгода назад, ничего ей не сказала, а она думала, что я умерла. И еще она меня ударила, — пласкливо добавила девушка. — По лицу? — Ага. — Заслужила, — фыркнул Виктор. — А почему ты бросила-то её? — Да, как тебе объяснить-то, — Юлианна шмыгнула носом, продолжая жевать, отчего её речь была не совсем понятна. — Макс тогда начал вроде как на меня охоту и хотел всех моих друзей сначала куда-нибудь деть, а потом и меня. Вот и вышло так. Кристиана в тюрьму посадил, самый первый полетел, потом он чуть Настю не пристрелил, но она об этом не знает все еще, да и не охота мне рассказывать, потом Веника вот грохнул, но это он долго прожил, потому что Веник опытный в таких вещах, и я теперь… Вот так вот… Жду, так сказать, ожидаю… — А ты не можешь просто уехать из города? — У меня была такая идея раньше, но если я уеду, то Макс точно возьмется за Настю, она такой якорь мне. Пока я тут, он её не трогает, вот и все. И Кристиан — мало ли какие у него связи в тюрьме, я же не знаю. Вот так вот. Все, смерть. Пора бы уже. Засиделась я со своими вредными привычками… — она задумалась и перестала есть. — Жуй давай, засиделась она, — Виктор озлобился. Он рассердился от такой Юлианны: она ему вообще не нравилась, и он её почти ненавидел. Как будто из неё все пропало, вообще все, что делало её Юлианной. Философ сидел, смотрел и видел пустое нечто, которое что-то там ело из его посуды, сидя на его кровати. — Что ты так смотришь на меня? — спросила девушка, откладывая тарелку. — Ничего, — буркнул Виктор, у которого пропало все желание помогать ей. В нем даже поселилось что-то подобное отвращению. — Понятно, — кивнула Юлианна и начала копаться в аптечке.       Виктор взял тарелку и вышел.       Больше в спальню он не заходил. Остался с мамой, отцом и Игорем. Последний смотрел на него удивленно и иногда указывал головой на дверь, но Виктор делал вид, что не замечал или не понимал этих знаков. Он чувствовал себя так мерзко, как если бы его облили жижей неизвестного происхождения.       О чем-то они говорили, непонятно о чем, таком насущном, что клонило в сон. Через полчаса Игорь ушел, сообщив, что ему завтра с детьми гулять, а семья Нецветовых решила пить чай. Виктор разлил его в три кружки.       После они еще посмотрели вечерние новости, подивились втроем погоде на следующей неделе, которая обещала быть пасмурной, но теплой, и разошлись спать. Философ заходить в спальню все еще не хотел, поэтому ушел в ванную, принять душ. Он стоял под водой довольно долго, и еще потом перед зеркалом Виктор рассматривал свое лицо, выделяя недостатки, чтобы потом с ними что-нибудь сделать. «Завтра с утреца», — думал он, рассчитывая, сколько времени ему потребуется провести все очищающие процедуры до того, как проснется его отец и начнет говорить что это по-гейски.       В конце концов он переборол себя и вернулся в спальню.       Незакрытые шторы позволяли свету от фонаря проникать в комнату. На тумбочке, едва видная, лежала маленькая упаковка лекарства для капельницы, названия было не видно, рядом с ней трубка, игла и вата. Из аптечки, наполовину задвинутой под кровать, выглядывал бинт и крем от ссадин и синяков в синей упаковке. На кровати, на самом краю, завернувшись в одеяло, лежала маленькая Юлианна. В какой-то момент Виктору показалось, что она умерла, и он вздрогнул, но подошел, послушал дыхание и утвердился, что девушка все-таки жива. Нельзя было сказать, что он очень сильно этому обрадовался.       Едва Юлианна услышала, что Виктор начал ровно дышать под одеялом, она соскользнула с кровати и села на пол. Некоторое время она так сидела. К ней подошел котенок, потыкался в локоть, а девушка пару раз провела по его маленькой головке и шейке. Потом он в щелку залез ей на живот и коснулся мокрым носиком щеки.       Юлианна вздохнула и согнала его, встав на ноги. Котенок пискнул и спрятался под куртку, глядя в темноте, как девушка выходит из комнаты.       Она тихо прошла мимо дивана, на котором храпел Николай Викторович и посапывала Галина Николаевна, мимо стола со стульями и табуреткой, и открыла ящик со столовыми приборами. Секунду Юлианна колебалась, прошлась пальцами по ложкам, улыбнулась, вспоминая свою старую шутку, потом в ладонь сама как-то вошла ручка ножа, и девушка закрыла ящик.       Неслышно она прокралась в коридор, там включила в ванной свет белой кнопкой, вошла и затворила дверь на замок.       Так она стояла, смотрела на себя в зеркало, и ей самой стало противно от этого лица за стеклом. Юлианна наблюдала за тем лицом и повторяла в точности его мимику и действия рук. Потрогала лезвие, провела пальцем по тупой стороне, повернула, чтобы блик от отражения лампочки оказался на складке занавески.       «И зачем я это делаю?» — удивилась девушка и с осуждением посмотрела в зеркало, показывая свое отношения к шуткам сейчас.       Юлианна оттуда смотерла на неё точно так же.       Так на неё Веник смотрел однажды, когда она завалилась к нему в маленькую комнатку, которую он снимал за три тысячи в месяц, абсолютно в говнину, еще и под травой. Девушка тогда буянила у него почти полчаса, пока Веник своими тонкими руками, извиняясь перед своими соседями, не затащил её в общую ванную и прямо в одежде не облил ледяной водой из трубы — насадки на душ не было, довольствовались этим.       Юлианна вздохнула и подошла к раковине.       «Пусть это будет хотя бы трагично», — подумала она и поднесла нож к запястью. Конечно, было бы еще трагичнее, считала девушка, если бы можно было провести один раз как в фильме, поперек, а потом упасть так красиво, и чтобе тебя нашли в ванной в луже крови и ужаснулись. Но, логично, что если без медицинского образования Юлианна разобралась, как можно пулю вытащить из кого-то, то и догадка, что резать себя нужно точно не поперек, а вдоль, как все умные люди, у неё была. Хотя это почему-то не кажется таким трагичным.       Она снова посмотрела в зеркало, но вместо той, другой Юлианны, где-то за стеклом увидела себя и ужаснулась. Нож выскользнул и упал со звоном на кафельный пол. Девушка поднесла ладони ко рту, чтобы не закричать, и едва сдерживала себя. Её накрыла паника, выглядела она как сумасшедшая, столкнувшаяся со своим самым страшным страхом. Юлианна прижималась к стене, стараясь не смотреть на свое лицо — стены, стены, кто придумал ставить зеркала во всю стену, во весь рост? — и кое-как она дотянулась до ручки двери, щелкнула и выбралась, не имея возможности вздохнуть. Воздуха не было совсем, Юлианна стояла в темноте, всей спиной чувствуя неровности обоев, и хватала ртом что-то отсутствующее. Сознание мутнело, и темнота плыла в глазах, и опять эта жидкость из сна появилась, черная, она текла из-под входной двери и из ванной, заливала ноги, а потом начала подниматься, давя на колени, прижимая еще сильнее к стене, потом на живот, на грудную клетку, плечи, на шею, и вот она уже доходит до рта, а воздуха все нет. Юлианна собрала все силы и как-то смогла вздохнуть и тяжело опустилась по стене.       Жидкость исчезла, она одна стояла в коридоре, дыша, как после марафона, с ужасом смотря на свои ноги.       Девушка встала на четвереньки — изо рта у неё текла ниточка слюны, — потом ухватившись за что-то, поднялась на четвереньки и смогла выпрямиться и вдохнуть полной грудью.       Кое-как Юлианна добрела до спальни и открыла дверь, трясясь, будто только что вылезла из ледяной ванны.       На середине комнаты стоял Виктор.       Девушка бросилась к нему, схватив за полы халата, и разрыдалась снова. Философ отстраненно поглаживал её по голове, желая поскорее отделаться, но что-то снова изменилось, и он встал, не понимая, почему и что именно. — Знаешь, — проговорила Юлианна со слезами, — почему Веник меня так любил? — она едва выговаривала звуки. — Почему? — Виктор прижал её голову к своей груди и наклонился. — Он говорил, — девушка шмыгнула носом и пыталась как-то вытереть свое мокрое и постыдное лицо, но никак не получалось, и она хотела отойти, но Виктор ей не давал, увлекая обратно к себе, — он говорил, что у меня воля к жизни большая, что я всегда из всего выбираюсь, — она снова всхлипнула, и слезы опять градом полились по её щекам. Ноги тоже её предали, подкосились, но Виктор усадил её на кровать, а Юлианна жалась к нему, как все тот же потерянный котенок, — и вот он всегда говорил, что я из любого говна выберусь, из любого, лишь бы жить хотелось, понимаешь? — Наверное, — прошептал Виктор задумчиво и тихо. — А сегодня я думала сначала к тебе бежать, когда Макса встретила, — она все плакала, и крупная дрожь пробила все её тело, периодически вздрагивали то руки, то ноги, да так, что Юлианна сама этого пугалась, — а потом, а если бы он увидел? Он бы пришел, он бы тебя убил, а я этого не хочу, понимаешь? Он же гад редкостный, а ты, ну как можно так, я ничего уже не понимаю, ничего, а все равно на этот мост пошла, дура, — посленее слово она почти провыла. — А там эта дырка, и эти поезда, и такая дура, я предала Веника, я думала, что так будет легче и проще, но понятно же, что не будет, это такой кошмар, — Юлианна вжалась Виктору в плечо, не переставая рыдать.       Синеволосый учитель философии положил свои ладони девушке на спину и чуть прижал к себе, щекой касаясь мокрого виска и влажных волос. Что-то сломалось в ней, что скрывало эти обычные человеческие чувства страха и вины. Оно и раньше, наверное, сдерживало, но такого напора не было, и Виктор не видел этой перегородки и не понимал, почему все-таки Юлианна немного его чем-то отталкивает. Такое бывает с людьми: милый, прекрасный человек, может сначала влечь к себе, а затем, спустя время, как горечь в меду появляется, вроде все так же, а все равно противно, как ни крутись, и лицо само отворачивается, что за мерзость. А тут — сломалось. И нет горечи. И снова Юлианна такая человеческая.       Девушка подняла голову и посмотрела на Виктора. Она видела его лицо в свете серого уличного фонаря, но оно было не серым. Оно живое, правильное, красивое, смотрело на неё с добротой и теплом и улыбалось немного, и в глазах у него тоже слезы стояли, большие, крупные капли, но еще не на столько крупные, чтобы вылиться. — Я себя хотела убить только что, — как бы по секрету сказала Юлианна. — Не надо, — Виктор провел ладонью по её волосам, — Веник прав. Ты сильная, храбрая. — Просто, — девушка снова всхлипнула и положила голову на колени к философу, — там, на мосту, были машины. Их много, и в каждой люди, но никто не остановился. Они же видели, что я там, что не могу никуда деться, а им все равно, они просто ехали и, я не знаю, почему им настолько плевать? Я и так знаю, — голос у Юлианны изменился, став вместо истерического спокойным, но печальным, — что никому не нужна, но из сотни человек, которые ехали по тому мосту, никто не чувствовал хоть какое-то желание помочь? Почему ты помог, а другие не могут? Я бы поняла, да, я понимаю, там парни были, я знаю их, они меня не помнят, наверное. Люди, когда переступают дозволенное, быстро теряют человеческое: и память, и чувства. А те-то почему не помогли? Что у них-то такое, что из них это человеческое выбило? — Не знаю, — ответил Виктор, — да и во мне не факт, что оно осталось. Ты знаешь, я помог тебе потому, что мне самому очень плохо и я могу чувствовать себя лучше, только помогая другим. — А вот, — Юлианна повернулась на спину и посмотрела ему в глаза, — а вот сейчас ты меня знаешь, ты бы помог мне не потому что тебе это нужно, а потому что это нужно мне? — Да, — произнес философ без раздумий. — Почему люди помогают другим только зная их лично? — Я не знаю. Они замолчали. Из-за двери слышался тихий храп Николая Викторовича, да за окном шумели ветви деревьев. — Жизнь со мной похожа на шторм, — заметила Юлианна. — Сначала ураган, а потом волны поднимаются так высоко, что доходят до облаков, и на мгновение можно увидеть солнце и то, что выше, над тучами, как в раю. Своеобразный бонус-уровень к жизни. А потом волна падает, и снова шторм. И снова волна, и снова бонус-уровень, а потом снова в дерьмо. Смешно только, что такие уровни, по сути, и ведут к дерьму, — девушка села. В темноте Виктор увидел кривую её выделяющегося из-под кожи позвоночника. — Разве? — Да. Вот так сидишь на квартире у кого-нибудь, в одной руке бутылка, в другой косячок, — она с иронией проговорила этот «чок», — на телеке какой-то отстой юмористического характера, — «кого» и «ра», — а рядом девчонка, которая еще в более блевотном состоянии, чем ты. Вот и сидишь, и радуешься. Вот тебе бонус-уровень. И вот прыгаешь по ним такой, — Юлианна начала говорить совсем мято, — а потом ты по уши в говне. И умираешь. Хо-ба, сюрпраиз. А чего ожидали? — А ты сейчас по уши? — Я бы сказала, по грудь. Может, чуть-чуть ниже. Недолго, наверное. Хотя… — Что «хотя»?       В этом вопросе слышалось что-то важное, будто от ответа на него зависело много, но Юлианна не обратила внимание, с уставшими разумом и измотанными нервами, она легла на подушку. — Умирать не хочу. Сомневаюсь, что после смерти меня будут ждать все то же самое, но без последствий. Скорее всего, там холодно и мрачно, и вообще не особо круто там быть. — Правда?       Теплота появилась в словах Виктора, почти нежность. — Да. А что там делать? Умру я, а ты тут что? Страдать опять начнешь, себя обвинять. Нет, я лучше сама как-нибудь кого-нибудь завалю, — она хихикнула. — Честно. Вот встречусь с Максом, а он начнет заливать что-нибудь про тебя, а я уверена, он откуда-то узнает, падла, а ему голову сверну. — Не надо ему ничего сворачивать, — Виктор с улыбкой накрыл девушку толстым одеялом. И еще одним — он с утра его достал, потому что всю ночь у Юлианны ноги холодом отдавали. — Да почему? — она зевнула. — Давай, чего он меня до истерик доводит? — Давай его лучше Игорь поймает, — философ лег рядом с девушкой и, опираясь на локоть, пальцами перебирал недосохшие пряди. Чуть выше переносицы у неё чернела ссадина. — Да пока он его поймает… Хотя да, так будет лучше. Людей убивать не надо, я же не Максим, я Юлианна, я вроде как с характером и вся такая особенная разособенная, по мнению некоторых. Вместо того, чтобы убивать, буду людей любить. — Хорошее решение, — Виктор коснулся лба девушки, не для того, чтобы потрогать температуру, а чтобы коснуться. — И меня любить будешь? — Ну, сегодня я сказала одному чуду света, которое спасает мне жизнь уже третий вроде год, что ты — это человек, который мне дорог. Она правда не знает, что значит дорогой, но я объяснила. У меня сейчас вообще любой человек довольно дорог мне, хотя бы потому что не умер. — Я рад знать, что дорог тебе. — Спать пора.