В кучке бетонных опилок

      Юлианна проснулась на кровати, завернутая в три одеяла, и с идеально острой головной болью, проткнувшей ей макушку. Девушка подняла голову, огляделась. Виктор спал рядом с ней в одежде, выглядел измученным и уставшим, будто всю ночь разгружал вагоны. Юлианна положила голову обратно на подушку и закрыла глаза. Никакой спокойной жизни, никакой, не надейтесь, синеволосый мастер философии.       Виктор приоткрыл один глаз: — Проснулась? — Типа того, — сипло ответила Юлианна. — Чего, мне совсем плохо стало? — Да, — философ сел и потянулся, морщась от боли в спине. — Было такое. Всю ночь сидел с вами, мадам. — Ничего не помню. — Я помню, мне теперь это останется навечно в памяти, — Виктор протер лицо, — психическое состояние слегка пошатнулась ночью. — Слегка? — девушка начала медленно разворачивать одеяла, в которых оказалась запутанной. — Легонько. Умерла бы — было бы сильно. — Да не, чего ты так. Куда мне умирать, рано еще. Дом не построен, сына не воспитала. Дерево только посадила, и то засохло через месяц.       Виктор усмехнулся, разглядывая то, как Юлианна раскинулась на кровати морской звездой. — Мутит меня чего-то. Вообще нехорошо. А где Игорь? — Игорь? Я этого Игоря, — философ отмахнулся. — Юна, — он повернулся к девушке и потрогал её волосы. — Я хочу тебе сказать важную вещь.       Девушка бессмысленным взглядом смотрела на то, как тихо двигается рука Виктора. — Мне все равно, чем вы там занимаетесь с ним, — начал он, — но ты должна мне пообещать, что прекратишь это сейчас же. — Я хочу помочь, — сухими губами проговорила Юлианна. — Сначала нужно помочь себе. Сначала — лечебница, долг к Шурику твоему и все остальное, потом игры Игоря. Никуда ваши планы не денутся, хорошо? — он ладонью потрогал её лоб. — Пообещай, что не будешь.       Девушка страдальческим взглядом окинула Виктора. Секунду он думал, что услышит отказ, но у Юлианны по виску покатилась слеза и она кивнула, скривив рот, будто собиралась зарыдать. — Я сам ему скажу. Говорил же, не лезь сейчас на рожон. Сначала одно, потом другое, потом третье. Мы договорились? — Угу. Виктор пальцами стер соленую каплю. — Вот и хорошо.       И думал он, что все снова пойдет размеренно, как раньше. Но Юлианна хитрая и, по мнению некоторых, еще и умная, а от того была права: никакой спокойной жизни.       Во-первых, вернулись Нецветовы-старшие, еще и раньше, чем предполагалось. Девушка после передозировки дезоморфином только встала, а на пороге квартиры уже стояла Галина Николаевна с чемоданом и Николай Викторович с двумя сумками и пакетом. Пришлось с утра придумывать легенду о внезапном ухудшении самочувствия Юлианны, что у неё опять что-то с сердцем и все в этом духе. Причем на эту фантастику клюнули: мама Виктора была так счастлива, что её сыночек уже как второй месяц при ней (!) целуется с девушкой, что пропускала мимо ушей и глаз любые несостыковки. Отцу Виктора было вообще глубоко насрать, чему сам Виктор радовался безгранично.       Кстати, Галина Николаевна, заметив то, как сильно похудела Юлианна с прошлой их встречи, начала докапываться до любимого сыночка, почему он не кормит будущую невесту. Девушка, прислонив ладонь к лицу, и красная от одновременного стыда и смеха, смотрела на эту сцену, а Виктор разводил руками, не зная, как ответить матери, что её «любимая невестушка» потеряла вес из-за того что ничего не ела три дня после того, как нажралась «крокодила» и валялась в туалете полуживая, а не потому что он кормит её кашами. «Вообще-то ей так врач сказал», — пробовал он утихомирить Галину Николаевну, но она была непреклонна, и в тот вечер сама занялась ужином. Понятное дело, что Юлианне три четвертых всего стола нельзя было, но обижать тучную женщину маленькой девушке себе дороже, так что пришлось есть, но по чуть-чуть.       Во-вторых, вместе с родителями Виктора, пришла еще одна беда. То есть, не то чтобы беда, скорее маленькое приключение.       После плотного ужина Юлианна лежала на кровати, читала «Книжного вора», и ожидала, когда капельница с лекарством закончится. Виктор сидел за столом, щелкал по кнопкам клавиатуры ноутбука обеими руками, да изредка пил из большой кружки чай, зеленый. Чуть ранее, девушка сказала о нем как об уже известной «моче». «Не моча это, чай, просто другой немного, что ты пристала-то, а?» — пробурчал философ. Зеленый чай он любил так же, как и черный, но первый больше его успокаивал. Срабатывал своеобразный эффект протего: в соц сетях все пишут о зеленом чае как о прекрасном успокаивающем зелье, так что Виктор, искренне в это верящий, сам себя убедил в подлиноости факта.       Вытащив иглу, Юлианна свернула пакет с жидкостью одной рукой, — вторая, как полагается, была согнута, — подошла к столу и кинула его в мусор, заглянув через плечо Виктора в ноутбук. -Лекция какая-то? — со скукой проговорила она. -Ага, — синеволосый, не отвлекаясь, продолжал печатать.       С отвращением понюхав кружку и скривившись, девушка вернулась к кровати.       Родители Виктора засыпали рано и вставали рано, сам Виктор засыпал поздно, а вставал рано, и только Юлианна, не принадлежавшая этой семейке, ложилась поздно и вставала поздно, только ради поддержания легенды о бесконечной любви в дни, когда гостили Галина Николаевна с мужем, поднималась кое-как с кровати пораньше к завтраку, но потом все равно ложилась обратно.       Поэтому из гостиной слышался тихий храп. — Ты долго? — спросила Юлианна спустя полчаса. — Не знаю, думаю да. Тут куча материала, и весь нужно собрать, — рассеянно ответил Виктор, продолжая работу. — Да завтра соберешь, — девушка зевнула, откладывая книгу. — Спать хочется. — Ложись, я-то что, — философ оглянулся на сожительницу. — Дур-р-рак ты, Попка, дур-р-рак! — Юлианна отправила в Виктора подушку, но тот уже привык, и поймал. — Спать ложись, время полночь. — Да не хочу спать, — философ перекинул подушку обратно. — Спи сама. — Как я буду спать без тебя, м? Ты! Несчастный! — девушка поднялась с кровати, завернулась в махровый халат и вышла на балкон, недовольно толкнув спинку стула Виктора.       Вытащив из кармана пачку сигарет, она зажгла одну, села на табуретку, с недавних пор здесь стоявшую, и закурила, рассматривая черные глазницы окон дома напротив. Деревья стояли совсем голые, замерзшие и отделенные друг от друга. Летом они переплетают зеленые ветви и кажется, что это одна большая семья, а сейчас спят поодиночке, молчат, только ветер завывает иногда.       Пасмурно, звезд не видно, и луны нет. Вместо неё большой фонарь, и тот погас, шесть дней чинят-чинят, ни одного работника Юлианна не увидела за все время.       А внизу дорога светлеет среди черной земли, черепахами машины стоят, тоже спят. Город вымер будто, но все равно чутье подсказывало девушке, что это совсем не так.       Действительно, из-под ветвей переулка появилась темная фигура. Она заползла под балкон первого этажа пятиэтажки, что-то сделала и выбралась, отряхиваясь. Юлианна кивнула головой, не соглашаясь этим, и не осуждая. Просто кивнула, принимая того человека за данность.       К черно-серому небу поднимался дым. Он желтел от света в комнате, извивался живым жгутом.       А люди спали. Они всегда спят: на ходу, работая, оплачивая счета, ужиная, обедая, завтракая, собираясь в кино, за рулем, — спят. Душой спят. А душа глаза открывает только тогда, когда чувствует, боль ли, радость ли, горечь, нежность, желание, отвращение. А люди боятся испытывать чувства, они ведь могут ранить. Закрываются, и спят. Долго спят, могут всю жизнь, могут пару лет, неделю.       Где-то справа послышался гром, дохнуло морозным влажным воздухом.       Юлианна поежилась, докуривая, запахнулась получше в халат.       А ведь и вправду, не заснет она без Виктора. Привыкла как-то спать рядом. Она сначала обратно в гостиную переехала, когда родители Виктора уехали, а он потом её сам попросил вернуться. Вроде как спокойнее. — Ну хватит тут мерзнуть, — философ высунул голову из-за двери, — давай обратно иди, что это такое. Пойдем спать, завтра доделаю. — Юху-у-у, — сказала девушка, за раз дотянув до фильтра, и выпустив из легких большую порцию дыма, которая, как желтый шар, начала подниматься в небо. -Фу, воняет от тебя, — поморщился Виктор. -Не брошу, даже не надейся, — Юлианна скинула халат и нырнула под одеяло.       Философ закрыл ноутбук, поставил его на зарядку, выключил свет и тоже лег, бесшумно глотая воздух носом. Хоть он и сказал, что «воняло», а все-таки воняло приятно, и ему нравился этот запах, напоминающий ему какую-то опасность, которой ему так не хватает в жизни.       Сон к ним пришел быстро, но не надолго.       Хотя Виктор и купил Юлианне новую куртку, черная с серым пятном на спине все равно осталась лежать в шкафу, глубоко запиханная между двумя пакетами невесть с чем.       И вот ночью, часа в три, когда никакой умный человек никому звонить не будет, потому что всякое дело может дождаться утра, зазвонил телефон.       Виктор тут же встал, решив, что это его, ведь оповещения у Юлианны все также не сообщали о новых письмах, а кричали о своей смерти, а этот звук был вполне себе живой и здоровый, но философу никто не звонил, и он тыкнул девушку, пытаясь её расшевелить. Она тоже посмотрела свой телефон, но и там ничего не было, а звук продолжал идти. — О-о-о-о-о, — протянула Юлианна, таким голосом, словно только что произошло что-то не страшное, но значительное. — Чего? — спросил Виктор. — Чего ты?       Она подошла к шкафу, залезла на нижнюю полку, чтобы с верхней стащить куртку. Из неё лилась тихая музыка старенькой Нокии. — Это как это? — удивился философ.       Юлианна пошарилась в карманах, и достала телефон, упакованный в пластиковый пакет так, чтобы никакая влага не попала. Она развернула его, сонная, нажала на зеленую кнопку и прижала к уху. — Ты дебил или как? Три часа ночи, придурок, — Юлианна говорила таким тоном, будто разговаривала с умственно отсталым.       Ей что-то сказали. — Ебанулся? В три часа ночи?       Снова что-то сказали. -Я тебя умоляю, ночь на дворе! Да ты издеваешься? Быть такого не может.       Виктор тяжело встал с кровати и подошел к Юлианне.       Она улыбалась, хотя и говорила злобным голосом рассерженной старухи, которую разбудили во время сна о молодости. — Да ебануться, ты предлагаешь прямо сейчас что ли? А ты не можешь подождать до утра там? Да что может быть такого сверх важного сейчас у тебя, а? И что? Давай шутки свои оставляй, я спать иду, — но в трубке что-то завизжали непонятно, и Юлианна снова заговорила. — Да блять, да поняла я, поняла! А как мне возвращаться тогда, мотоцикл он хочет? В смысле пешком, у меня тут знаешь не то настроение чтобы в ноябре шастать ночью по улицам. Да срать я хотела на твою работу, какая работа, ты еще не вышел, а у тебя работа, — злилась, а все равно улыбалась во весь рот. — Да иди ты в жопу, в жопеньдель, понял меня? Посиди до утра, — телефон чуть не лопнул от чьего-то веселого крика. — Понял я! понял — принял! Все, жди. Еще не встретились, а ты мне уже надоел, придурок, — девушка выключила телефон и посмотрела на Виктора, заговорчески улыбаясь. — Чего это? — спросил синеволосый снова. — У тебя есть рублей триста сейчас? На такси обратное, — Юлианна подошла к шкафу и начала одеваться. — Ну, есть, а ты куда? — Короче, — девушка остановилась перед шкафом с расстегнутыми джинсами и без верха, — мне сейчас позвонил один придурок, зовут его Кристиан, он мой старинный друг, то есть, как старинный, уже пару лет как друг, поэтому старинный. Его полгода назад посадили, а теперь он «вдруг» вышел и ничего не хочет объяснять, говорит чтобы я пригнала ему мотоцикл прямо сейчас, я туда и обратно, на час примерно, может чуть больше, так дашь денег? — она замерла в ожидании ответа. — А я могу поехать с тобой? — спросил Виктор. Он не чувствовал особой злости к потревожившему их сон Кристиану, и хотел поехать только из интереса. — А ты хочешь? — Ну, я уже все равно не засну, почему нет? — Тогда собирайся, — легко согласилась Юлианна, — только возьми на такси. Ой, я тебе свою ласточку покажу, то есть, она общая вообще-то, но как бы моя. Раньше была моя, теперь будет общая, — она беззаботно болтала в темноте, ощущая, как в груди у неё появляется горячий шарик счастья, — ты чего не одеваешься? — А, да, — Виктор словно очнулся.       Через десять минут они вдвоем тихо прокрались мимо спящих на диване Нецветовых, при этом Юлианна чуть не грохнулась, споткнувшись о пакет, но Виктор её удержал. Так они вышли в подъезд, и только там девушка, застегивая молнию, сказала: — Мыш кродеться, — но философ мемов не понимал, поэтому просто пожал плечами.       Юлианна повела его куда-то «туда». Виктор понятия не имел куда именно, и они шли примерно с полчаса по дворам и каким-то маленьким улочкам. По одной мимо них проехала маршрутка, сверкая желтыми начищенными боками под оранжевыми фонарями. Все больше воздух увлажнялся.       Наконец, Юлианна повернула в темный проулок, сплошь усаженный черными деревьями. Дома по краям дороги стояли маленькие, перекошенные, и жутковатые, Виктору стало не по себе. Когда же он увидел в самодельной песочнице голову большой советской куклы без одного глаза, то и вовсе обомлел от страха.       Он вообще боялся много чего, но старался не показывать. Все детство он провел в частном доме с теми же пятью собаками, и познал все прелести такой жизни, то есть, и пауков, и крыс, и вламывающихся в дом кошек, которые ночью крадутся по полу и блестят глазами, и прочее счастье в виде червяков, каких-то слизней, улиток и других существ не самых приятных. За одним забором у него жила девочка, жутковатая и странная, которая верила в приведений и постоянно пыталась вызвать Кровавую Мэри, доводя маленького Виктора до слез. За другим постоянно играл в футбол с деревом какой-то пацан, чьей внешности философ не помнил, но в памяти у него навсегда отложился страх мячей, особенно летящих в лицо. Еще третий забор был — так там и вовсе обитала на крошечном участвке старушка, которая постоянно всем говорила об опасностях в мире, даже если таковых не было. Так Виктор в пять лет познал, что трогать веревку, повешенную на дереве нельзя, потому что на ней мог кто-то повесится, хотя на самом деле на ней мама развешивала для сушки белье.       Они остановились рядом с маленьким деревянным домиком, больше похожим на сарай, без забора. В нем светились окна. Юлианна подошла к гаражу рядом с ним, покрытому гигантскими пятнами ржавчины как по стенам, так и на крыше, достала ключи и, немного повозившись, открыла дверь. Та скрипнула протяжно, будто её не трогали по меньшей мере месяца три. Девушка зашла, включив фонарик, и приказала Виктору стоять молча и ждать её. Тот послушно остался, оглядываясь на окна домика. Что-то ему подсказывало, что то, что тут происходило, не совсем законно.       Из гаража донесся шум. Через несколько минут ворота открылись и Юлианна выкатила мотоцикл, а затем снова ушла, буркнув, что за бензином.       Виктор за всю жизнь к мотоциклам ближе, чем на пять метров не подходил, и сейчас рассматривал транспорт с интересом. Выглядел он агрессивно, с красно-черной окраской и общим видом походя на байки из фильмов про плохих парней.       Юлианна вытащила канистру и подошла к мотоциклу. Что она делала Виктор не видел, но понимал. Так прошло еще минут десять, пока девушка что-то крутила и смотрела, потом она кинула пустую канистру в гараж, — он отозвался таким грохотом, что Виктор ужаснулся, а Юлианна только сказала развязно «Спакуха!» — и снова ушла. Вернулась она с грузом: в одной руке держала шлем, — Виктор успокоился, хотя бы шлем, это уже неплохо. Значит, когда она ездила, то была более ли менее защищенной, — а в другом очки, похожие на те, что носили в прошлом летчики. — Вот покатаемся, — Юлианна выглядела счастливой, — сделаем кружок за городом, так неохота по центру ехать в тюрьму, м? Ты как думаешь? — Да можно, только, слушай, не надо сильно разгоняться, ладно? — Да я все понимаю, что ты ломаешься-то? — Я не ломаюсь, я просто боюсь, — признался Виктор. — Никогда на мотоциклах не ездил. — Ну вот и пора уже. Не беспокойся, я же не хочу, чтобы ты умер так сразу. Если мне понадобится, то это будет не сразу, это будет долго и мучительно, — Юлианна с насмешкой подмигнула. — Как мило, — ответил философ, — успокоила. — Наклонись, ты! — Юлианна вогрузила Виктору на голову шлем и принялась застегивать. — У нас только один, так что будем спасать в первую очередь тебя. Ты у нас хрупкий, можешь сломаться. Одна я не ломаюсь, м? — Застегивай уже, — проговорил синеволосый недовольно. Ему застежкой волосы прищемило, и он пытался их вытащить. — Да все, все, — девушка подскочила к воротам и закрыла их, — снова с грохотом, — а затем нацепила на себя очки, — Виктор хмыкнул от смеха, — и села. — Ой, в родной насест вернулась. Давай, садись. — Если я умру, я воскресну и убью тебя, — филолог сел, схватившись за Юлианну. — Не за то держишься, но и так сойдет, — она поправила ему руки, встряхнула плечами в воодушевлении, поставила ноги, и сказала как поставить их Виктору, а затем, — мягко, философ такого не ожидал и на мгновение зажмурился, лишь бы не испугаться еще сильнее, — мотоцикл тронулся.       «Дубак» — было первой мыслью Виктора, когда они выехали на освещенную улицу. Холодный мокрый ветер сдувал его с сидения, а он только сильнее прижимался к девушке. Сначала он признавался себе, что это очень-очень страшно — ехать на мотоцикле. Виктор и в машине-то побаивался спереди ехать, всегда только сзади, за водителем, или посередине, а тут ни ремней, ни спинки, ничего вообще, только треклятый ветер ворошил наскоро причесанные волосы Юлианны перед его лицом, да развевал куртку как в ураган.       На светофоре, мигнувшим красным, девушка затормозила. Виктор смутился, потому что чуть сполз и навалился на Юлианну. — Ты как? — весело спросила она, не заметив. — Да, знаешь, сложно сказать, — признался философ, втайне радуясь, что девушка не видит его лица. — Сложно ему. Слышишь, — дорога пустовала, никого не было вообще, ни звука, кроме мотора мотоцикла, даже разбитые дешевые лады куда-то подевались, не гремели своими песнями. — Сейчас покрепче возьмись. — Я тебя умоляю, только не быстро, пожалуйста, — взмолился Виктор, следуя совету. — Да все я знаю, что ты так нервничаешь? На велике что ли катаемся? Не сцы, не упадешь. Расслабься просто. — Очень сложно расслабиться. — Я знаю, я была на твоем месте, возьми себя в руки или, — она сняла ладонь с ручки «газа», — я поеду так быстро, как может это чудовище, поверь мне, на шоссе тебе будет некуда и некому ныть, — звучало грозно и страшно. — Не надо, — попросил Виктор со страхом, — пожалуйста. — Тогда хватит ссаться. — Да не боюсь я, я так… — У тебя руки дрожат, слышишь?       Загорелся желтый и тут же мигнул зеленый. — Холодно! — вскрикнул Виктор. Юлианна, засмеявшись, провернула рукоятку.       «Чтоб еще хоть раз я ей поверил» — подумал философ.       Мост проехали почти мгновенно, будто его и не было, свернули в центр, но, не добравшись до площади, поехали по новой асфальтированной дорожке между частными домиками.       Сначала стрелка на спидометре успокаивала Виктора, потому что сильно высоко не поднималась, хотя ветер просто бешеный, кидался как волк, и хотел сгрызть до основания, а Юлианна все мчалась по улицам, синеволосый никогда тут не был, а она их откуда-то знала.       Минут десять прошло, а Виктор думал, и того меньше, хотя руки задубели, он их не чувствовал, а они уже выехали из города на шоссе, пролетев мимо памятника красногвардейцам и красным партизанам.       Сквозь шум ветра Виктор слышал, что Юлианна смеется, говорит что-то, но что точно — не разобрать.       Шоссейная улица — самая красивая ночью. На ней мало людей, — кому охота поздней осенью ездить ночью, — но много фонарей, и путь, уходящий в никуда. Виктор сначала все морщился от холода, но потом привык, положив тяжелую голову девушке на плечо, наблюдая, как поднимается стрелка спидометра, и смотрел вперед. Напрягаться больше он смысла не видел — от него ничего не зависит, и нужно только целиком и полностью доверится Юлианне, которая разгонялась все больше и больше.       Домики пробегали мимо, не успевал хвататься за них взгляд, только железная дорога рядом не переставала их преследовать. Фонари в темноте, желтые, оранжевые, белые, менялись местами и прыгали по незаметным линиям проводов. Негородская свежесть окружила мотоцикл, и теперь, вместо того, чтобы сносить, наоборот, придавливала к сиденью.       Дома становились меньше и реже со стороны ж/д дороги, не прекращаясь с другой. Проехали Кирпичный, так быстро, будто он величиной был с один только мост рядом с техникумом. Девушка чуть-чуть начала сбавлять и у въезда в Совхозный поселок остановилась совсем, стащив с себя очки. — Фух, — выдохнула она, — ужас! Как классно, давно так не ездила! Ты как? -Замерз, а так ничего, — Виктор потер руки друг об друга и подышал на них, пытаясь согреть. — Да, надо было сказать тебе, чтобы на руки что-нибудь взял взял. Погоди, вставай, — она согнала философа и, открыв багажник, — он казался пустым сначала, — девушка вытащила пару перчаток. Виктор примерил их, — теплые, но чуть маловаты, и начал пытаться себя согреть. — Слышишь, ты хочешь дальше ехать? Или назад, к Крису? -Он там не замерзнет? — с беспокойством спросил философ. — Да ничего, померзнет немного, ему не привыкать. Я-то не знаю, когда мотик снова у меня будет, — Юлианна с хитрецой наклонила голову. — Тогда поехали дальше, — Виктор улыбнулся. — Только не далеко, ладно? — Окей, — девушка залихватски напялила очки, на нижней части лица еще пытаясь завязать шарф. — Тебе нравится? — она подняла голову, и в её глазах за стеклами читалось, что это очень важный вопрос. — Да, — ответил Виктор искренне, — хотя ужасно холодно.       Он не видел, но под шарфом Юлианна имела довольную улыбку нагадившего в тапки кота. — Тогда садись! Объедем поля, потом повернем, и обратно по ешке, еще полгорода проедем. Ну же, садись!       Виктор послушно сел. Он испытал странное чувство восторга, когда маленькая куртка Юлианны появилась перед ним снова.       Черные поля облегали дорогу, так обложка собирает страницы книги в одну. Небо занесло тучами, словно огромное старое одеяло повисло между землей и космосом. Ощущение вот-вот обнаружившего себя зла не отступало, но ничего плохого не было, только свежесть и пустота. Редкие машины не нарушали её, будто были частью пустоты. Черно-желтый мир оказался совсем не таким плохим, как казалось Виктору раньше.       Мотоцикл проехал в точности так, как говорила Юлианна, исполняя каждое её движение. Хотя не только он чувствовал её власть, но и Виктор. Философ и раньше понимал, что Игорь не просто так истерил, что племянник познакомился с какой-то там наркоманкой. А все равно — хорошо.       Много времени прошло, когда они снова въехали в кучку домов. Воздух стал совсем влажный, он холодил тело под одеждой, проникая между рукавов и под воротник. Проехали улицы, выехали на проспект. Он лентой пролег между пятиэтажками, супермаркетами и парками, и мотоцикл грубо раздирал тишину, застоявшуюся между ними. Свернули на Энгельса, мимо Детской и Городской больниц, Морга, банка, сквера, оказались на Володарской, и снова мимо магазинов и домов, уже одноэтажных. Еще один поворот, и вдали показался шлагбаум. Юлианна подъехала к нему и слезла, то же сделал и Виктор, стараясь снять с себя шлем, — получилось после недолгого ощупывания застежек.       Философ ожидал увидеть что-то вроде высоких бетонных стен с колючей проволокой, решетками и дверью из фильма жанра апокалипсиса, но что-то не сложилось. Вместо всего этого стоял забор, довольно обычный, не деревянный, но железный или алюминиевый, бордовый, и дверь такая же, открытая, а рядом с ней стоял человек. Над забором проволоки не было, зато возвышалось здание с белой стеной и несколькими окнами. Единственное, что говорило, что за шлагбаумом тюрьма — это сам шлагбаум и табличка над дверью, — бордовая с желтым. — Я тут умру сейчас! — крикнул человек, подбегая к Юлианне. — Что так долго? Полтора часа прошло! — Я каталась, — девушка стянула с себя очки и шарф. — Почему бы не покататься? — Я так и думал, — человек кивнул, — поэтому разбудил тебя на полтора часа раньше должного. Ты очень предсказуемая. — Это ты очень предсказуемый, — Юлианна фыркнула, — если бы я приехала вовремя, тебя тут не стояло, и тогда мне бы пришлось мерзнуть. Знакомься кстати, — она указала на синеволосого философа, держащего в руках шлем по незнанию, куда его девать, — это Виктор, мой друг. — Больший друг чем я? — с напускной угрозой спросил замерзший. — Нет, обычный. Виктор, это Кристиан, тоже мой друг, можно просто Крис. Он немножечко дурачок, но не обращай внимания.       Виктор подошел к нему и с опаской пожал руку.       Друга Юлианны он представлял себе как нечто здоровое и мускулистое, возможно с бородой и татуировками, но Кристиан выглядел совершенно наоборот, так же как тюрьма. Скорее он походил на саму Юлианну и внешностью, и чем-то голосом, только у Криса были черные кучерявые волосы вместо коричневых прямых, еще и на лицо как-то странно падающие, не по законам физики, глаза чуть уже, но тоже голубые, чуть больше мутноватые, и в плечах он был пошире. Сколько Виктор не приглядывался, а замечал все больше сходств, но почему-то Кристиан так все больше и больше переставал походить на Юлианну. Кристиан вообще не поддавался никакой логике, и именно этим от Юлианны отличался. — А ты… — проговорил Крис, осматривая Виктора с головы до ног, — случаем не… — Он не сутенер, он мой друг, — предупреждающе сказала девушка. — А ты! Ты! ты полгода сидел, и ты так меня встречаешь?! Хоть бы обнял!       Из мрачного и грозного Крис мгновенно стал веселым и добродушным и кинулся к подруге. Виктор смотрела на их объятия с тем чувством непонимания, какое бывает у прохожих, проходящих на вокзале мимо засовывущей друг другу в глотки языке парочке, расстающейся на два дня. — Кароче, — Кристиан отскочил от Юлианны, — такое дело, мне срочно нужно уехать прямо сейчас. Я потом тебе все объясню. — Да знаешь, это не прикольно, когда ты так… — начала возмущаться девушка, но Крис приставил палец к губам и она замолчала. — А когда ты приехала ко мне тогда и нам пришлось?.. — проговорил он таинственным голосом. — Разве я спрашивал у тебя, а? — Ключи там, — недовольно буркнула Юлианна, сложив руки на груди. — Тьфу на тебя, противный. — Я тебе все потом объясню, просто я опаздываю на очень важную встречу. — Где-то я это слышал, — задумчиво проговорил Виктор, снимая перчатки. — Алиса в Стране чудес, — сказала девушка, шмыгнув носом. — Именно! — Кристиан забрал у философа шлем и перчатки и натянул все на себя. — Стой, дебил, — ругнулась Юлианна и положила в багажник свои очки.       Тогда Кристиан попрощался, запрыгнул и хотел уехать, даже тронулся, но потом остановился рядом с Виктором: — А ты мне чем-то нравишься, не могу понять только чем, — сказал он, оглядывая синеволосого с ног до головы. — А он философ, — ответила Юлианна. — А, ну тогда понятно, — из-под шлема послышался тихий хохот, и мотоцикл уехал, оставив легкий след пыли за собой. — Почему ему нравятся философы? — спросил Виктор, повернувшись к девушке.       Та пожала плечами: — Когда напьется начинает такую пургу мести, что только философ и поймет.       Такси пришлось ждать долго, парочка замерзла повторно, пока увидела свет фар на углу улицы.       Растирая ладони, Юлианна залезла первая и подвинулась, а следом Виктор, у которого покраснели щеки и кончик носа. — Холодно, да? — с усмешкой спросил таксист. — Еще как, — со свистом ответила девушка, прижимаясь к философу. Тот выглядел смущенным, но был не против. — Куда едем?       Виктор назвал адрес.       Юлианна быстро пригрелась, положила голову на руки синеволосому и заснула, сопя. — Как вы так из тюрьмы-то едете? — подал веселый голос таксист.       Виктор гладил девушку по волосам и не отвечал. Он с уставшим, но живым взглядом смотрел на то, как на оконное стекло падают капли дождя, собирая в себе частые фонари. Пару улиц он так сидел, потом рука его остановилась на макушке Юлианны, а сам он закрыл глаза и уснул.       Таксист в зеркале заднего вида поглядывал на них с улыбкой, гадая, какого черта произошло.