Intimate feelings

— Легче? — спрашивает он после того, как окатил меня ледяной водой.       Конечно, легче! Ах-хуительно! Теперь мне не только плохо, но и мокро! От выпитого голова шумит и болтается, как на вывернутых шурупах, а никотиновой вонью сводит язык во рту. Ощущение, будто меня засунули в шейкер, добавили льда и хорошенько взболтали. Вода стекает ручьями, одежда прилипла к телу и несмотря на то, что в доме тепло, я начинаю дрожать. Сжалившись, он берет полотенце и начинает сушить мне волосы — так мило, вот забота вроде, а мне вмазать ему хочется. Воспитатель херов! Замечает, что у меня зуб на зуб не попадает и помогает стянуть мокрую насквозь футболку. Притискиваю его к ближайшей горизонтальной поверхности, коей оказывается стиралка, хочется согреться и избавиться от головной боли, и мы оба прекрасно знаем, чтобы привести меня в порядок, нужен не холодный душ, а доза. Прижимаюсь к нему, его одежда тоже намокает — теперь нам обоим необходимо раздеться. С кислой миной на лице он отворачивается, чтобы не дышать моим перегаром, но сопротивляться не пытается, с мученическим вздохом добирается до застежки на моих джинсах — они тоже намокли, я, понятное дело, сразу возбуждаюсь, проявляю твёрдость, так сказать. Да еще какую! Озноб уходит моментально. Облизываю его шею, ощущая вибрацию крови, бегущей по венам. Замутненный рассудок не даёт раздумывать и нежничать, так что я просто кусаю его, добираясь, наконец, до драгоценной крови. Его дыхание сразу сбивается, а сердце начинает колотиться быстрее, моё уже давно скачет, как сумасшедшее. Чёрт, как приятно — кровь попадает в горло и моментально растекается по телу, согревая, энергия рассыпается яркими искрами, восстанавливая все пробитые алкоголем и «нервами» дыры. Мне хорошо и бедром я чувствую, что он тоже возбуждён, но контролирует себя просто феноменально — раньше жажда уже помутила бы разум, и мы набросились бы друг на друга, словно звери, а кровь из взаимных укусов потекла бы рекой. Однако он лишь дышит чуть быстрее обычного и ритмично помогает мне рукой, конечно же, я хочу большего, но вполне спокоен — голод не давит, не пожирает изнутри как раньше. Утыкаюсь ему в плечо, вдыхаю запах и тихо постанываю, он двигает рукой быстрее, а языком пробирается мне в ухо, вкрадчиво шепчет, что я мудак…       М-м-м… Кровь шумит в голове, пульсирует в венах. Ещё глоточек. Да-а!.. Напряжение выплёскивается вязкими каплями и оседает на его пальцах. Вот теперь легче. Словно и не пил. — Орихимэ будешь помогать таким же способом? — висну на нём и насмешливо шепчу ему в ухо. Прекрасно себя чувствую. — Твой мерзкий характер ничто не исправит, да? — не реагируя на подначку, высвобождается из моих объятий и подходит к зеркалу рассмотреть след от укуса. Я лишь пожимаю плечами, посылая ему ехидную ухмылочку. — Больно? — подхожу сзади, обнимаю, тяну на себя, пока его затылок не опускается на моё плечо и осторожно целую горящую на шее метку, облизываю кожу вокруг, зацеловывая каждый миллиметр. — Да. Каннибализм меня не возбуждает, — хочет остудить мой пыл, но топорщащиеся в области паха джинсы выдают его с головой. — Прости, ягодка, готов немедленно загладить свою вину.       Руки скользят по его бокам, оглаживают ладный торс, широкие плечи — у него просто великолепное тело — добираюсь до шеи, глажу пальцами, чуть сжимаю подбородок и разворачиваю его лицо к себе, чтобы уткнулся носом в ямочку над ключицей — укусы туда чёртовски заводят. Он глубоко вдыхает, ласково трётся щекой, едва ощутимо прикасается губами и отстраняется. — Ты знаешь… — ловит в зеркале мой взгляд и замирает, — а я не хочу, — голос звучит неуверенно и даже растерянно, будто он сам только что это понял.       Смотрю на него в полном недоумении — то есть как это не хочет? Может, жажда больше не плавит нам мозги, но не могла же она совсем исчезнуть. — Что ни капельки? — Неа, — мотает головой и, словно обретая больше уверенности в своих ощущениях, добавляет, — мне не надо восстанавливаться.       Не надо?.. Можно подумать, раньше мы обменивались кровью только, чтобы энергию восстановить. Круто конечно, что безумие не выгрызает изнутри, не подчиняет, я сам-то сейчас пил, потому что нужен был антипохмелин — восстановление энергии за счёт чужой — самый быстрый способ, но это не значит, что я перестал получать от этого кайф. Перестал чувствовать его. А он не хочет! Это они. Первые звоночки. Я знал, всегда знал. Жажда уничтожала нас, сводила с ума, но в то же время накрепко связывала.       Отпускаю его, делая вид, что хочу наконец стянуть с себя намокшие джинсы и принять душ, хотя на самом деле я в полнейшей растерянности и просто хочу спрятаться, поэтому отгораживаюсь стеклом душевой кабины, включаю воду и отчаянно жалею, что так же легко не могу отгородиться от собственных мыслей.       Если наша связь теперь действительно работает так — без жажды — сколько времени потребуется Ичиго, чтобы понять, что я больше совершенно не нужен ему? Знаю, он говорил, что не связь держит его рядом… Я верю, но, вдруг он и сам не знает, что на самом деле удерживает нас вместе. Не он ли не так давно распинался о том, как хочет семью, детей. Я готов дать ему, что угодно, но не могу предложить ничего, кроме мерзкого характера и безумного секса, и как только он это поймёт… — Эй, хватит! — его голос вырывает меня из бездны мрачных мыслей. — Ты сейчас не только себя, но и меня в депрессию вгонишь.       Слушает, засранец. Переживает.       Едва успеваю убрать ухмылку с лица, стекло отъезжает в сторону, и он делает шаг ко мне, абсолютно голый и всё ещё со стояком. Толкает к стене, подставляя плечи под горячие струи воды. Я жадно скольжу взглядом по его телу, на миг забывая о всех своих сомнениях. — Кажется, кто-то хотел загладить вину, — шепчет в губы, прижимая меня к стене. Такой горячий и развратный… Чёрт, если он уйдет, я просто сдохну!       Когда мы наконец выбираемся из душа, вместо того, чтобы прыгнуть в кровать, он снова прилипает к зеркалу. — Убери его! — По-моему, тебе очень идёт, — возражаю я, обнимаю со спины, в очередной раз проводя кончиками пальцев по налившемуся синяку на его шее, всегда нравилось оставлять метки и носить его. — Мне нравится видеть свои метки на твоей коже, я хочу, чтобы все видели, — шепчу на ухо и провожу языком по месту укуса, примеряюсь, намереваясь поставить ещё парочку рядышком, может, не таких ярких, но… — Чёртов собственник, — он разворачивается в моих руках, смотрит мутным взглядом, — сколько раз мне ещё нужно сказать, что я никуда не денусь, чтобы ты наконец поверил? — Я верю, ягодка, — киваю и целую его, пока он не начал развивать эту тему. Отвлечь любым способом, лишь бы он не расковырял в моей голове ещё что-нибудь, о чём ему совершенно не нужно знать. Например, о моих проблемах с материализацией. Не хочется портить отличный вечер неприятными откровениями и унылыми мыслями. Сказать, конечно, рано или поздно придётся, но я буду оттягивать этот момент как можно дольше. Не люблю признавать слабости. Даже перед ним. Тем более, перед ним. Потом схожу к Заэлю, пропишет мне что-нибудь по старой дружбе, глядишь, и рассосётся. Утягиваю его в новый поцелуй и подталкиваю к кровати, перестаёт сопротивляться и прижимается теснее, трётся горячей кожей, забывая про все разговоры, сам целует. Да, Ичи… Температура воздуха медленно повышается, начинает плавить пространство и разреживать воздух вокруг нас.       Наверное, метеорит свалился бы на землю, если бы никто не потревожил с таким трудом достигнутой идилии. Однако земля ещё вертится под блядские звуки проклятого мобильника. Готов побиться головой о стену, это Шихоин. Девятый час, ну да, самое время испортить нам вечер. Ичиго нехотя отрывается от меня и тащится в ванную, мобильник остался в кармане сброшенных джинсов. Я с тяжёлым вздохом падаю на кровать — ну что там снова? Ад заледенел? Зомби-апокалипсис? Нашествие обезумевших белок? Почему это не может подождать до утра и требует немедленного присутствия Куросаки?! — Можешь разбегаться, это не Шихоин, — возвращаясь в комнату, докладывает он и демонстрирует незнакомый номер на дисплее.       Господи, пусть это будет телемагазин какой-нибудь?! — Алло, — голос в трубке заставляет его измениться в лице, и почему-то мне кажется, что это вовсе не оператор с предложением супер скидки на «Гидзо». — Улькиорра?       Да не может быть! — У нас. А ты?.. А где?.. Понял. Стой…       В трубке звучат короткие гудки, а мы смотрим друг на друга с немым вопросом в глазах, но ни он, ни я понятия не имеем, что это было. — Что он сказал? — нарушаю я затянувшееся молчание. — Что с ним всё в порядке и, если с головы Химэ упадёт хоть волос, он нам обоим головы открутит.       Отли-и-ично. Ишь, какой заботливый! Мы его «спасать» собрались ценой собственной жизни, практически, а он ещё и угрожает! — Уймись, пока единственное, что ты сделал, это до беспамятства накачал его девушку вискарём!       Нет, вы гляньте, мало того, что без конца в моих мыслях шарится, так ещё и защищает эту крысу. — Я ей нервы успокаивал, пока святой «Уля» на каких-то блядках!       Он скептически выгибает бровь, а его обвинительный взгляд кричит, что пропасть на несколько дней с блядями могу только я. Чертовски неприятно, знаете ли, я изо всех сил пытаюсь убедить себя, что смогу исправиться, смогу быть верным и доверять сам, а он мне такие взгляды посылает. Всё настроение и прекрасный вечер летят в тартарары, сейчас, как никогда, хочется сорваться и махнуть в клуб, где ни одна шлюха не посмеет взглянуть на меня так. — Извини, — спохватывается он, но слов, а точнее, красноречивого взгляда назад не вернёшь — он не доверяет мне. Да что там, я сам себе не доверяю! М-да, недолго длилось призрачное счастье. — Да пошёл ты! И прекрати в моих мозгах ковыряться, бесишь!       Он ничего не отвечает, хватает с кресла футболку, несвежую и мою, натягивает штаны и удаляется в гостиную в кресло рядом со спящей девчонкой. Всё же решил как доблестный самурай хранить её сон — вперёд! А то вдруг ей кошмар приснится — Улькиорра разгневается!       Блять! Что я опять сделал не так?!       Не успеваю как следует разозлиться или пожалеть себя, как снова раздаётся ненавистная трель телефона, на этот раз моего и на этот раз это точно Шихоин. — Что?! — рычу в трубку, только её и не хватало для полного счастья. — Неприятности в раю, Джагерджак? — насмешливо тянет она. Блять, моё состояние настолько очевидно, что не могу скрыть этого даже по телефону. — Не твоё дело! — цежу сквозь зубы. — Ладно, — легко отступает, за что я ей почти благодарен. — Собирайся. — Да что, во всём Сейрейтее больше агентов не нашлось?! — Не нашлось! — строго осаждает она, и я едва не прикусываю язык. Чёртова баба! — Ичиго рассказал про ваше маленькое приключение на кладбище. — Чёртов пацан! — Так что прекращай истерику!       Сука! Вслед за раздражением приходит тревога и плохое предчувствие. Снова он. Нехило. Суток не прошло. — Дежурят Кучики и Абараи, но я хочу, чтобы ты тоже подключился, сравнил с первым, — Йоруичи диктует адрес и кладёт трубку, не дав и слова вставить.       Может, это даже к лучшему, если я сейчас не проветрюсь, у меня мозги закипят. Куросаки постоянный раздражитель: в хорошую или плохую сторону, но стоит ему чуть потянуть, и я срываюсь. Пожалуй, сегодня предпочту ему ночь с трупаком, пока окончательно всё не испортил. Да и вообще плохое предчувствие какое-то, пусть сидит тут со своей подружкой.       Не говоря ни слова, я одеваюсь и ухожу. Он не спрашивает «куда».

***

      На этот раз молодая женщина, совсем девчонка, пришпиленная прямо к асфальту. Прямо посреди улицы. Свежак — спектр ещё прекрасно видно, может быть, из этого трупа спириты вытащат что-то полезное. Скорую и полицию вызвали сразу — полно свидетелей, допрашивай не хочу. Только уверен, никто из них ничего важного не видел. Кто-то выстрелил, кто-то кричал, потом ещё, ещё… кровища на асфальте — вот и все показания. М-да, кровищи действительно много: первая стрела попала в живот, кровь хлынула из раны, изо рта, оглушила болью, повалила на землю, вторая — взломала грудину, заставила захлебнуться, затопила кровью лёгкие, но не отобрала возможности двигаться, бесцельно ползти вперёд, задыхаясь от боли, выплёвывая собственные внутренности, размазывая их по асфальту; и куда они все ползут, ведь точно знают, что уже мертвы; третья — в голову, в правый глаз, вытряхивая мозги, обрывая жизнь. Брр… отличная сцена для хоррора. Отворачиваюсь от тела, не хочу разглядывать.       Мигалки отражаются от стекол машин, окон домов, раздражают глаза. Полиция перекрывает движение, оцепляет место преступления, вяло пытаясь разогнать растущую толпу жаждущих поглазеть, и чего интересного? Беги, прячься дома под одеялом, запирайся на все замки, пока не настигла такая же участь, но нет, раскрыв рты, смотрят, словно реалити-шоу по телевизору, строят версии, выносят вердикты. Никто не относится к смерти серьёзно, никто не боится, пока не столкнётся с ней лично или не убъёт сам. Я, попробовавший и то и другое, должен с безразличием смотреть на кровавую кашу — не могу, а они почему могут? Будут рассказывать друзьям, коллегам, приукрашивать, не упуская не одной детали, включат новости, чтобы посмотреть ещё раз — «я там был, я видел!» Бля, сам замочил бы каждого! Но, нет, я же теперь хороший. Ха-х! И впрямь смешно, что мне мешает? Мораль, нравственность, сочувствие, пфф — отродясь не было. Мальчишка, который хочет защищать жизнь, а не отнимать. Мальчишка, который остался дома со своей подружкой… — Смотрите, кто нарисовался, не сотрёшь!       Ренджи, я тоже «рад» тебя видеть. Рядом с ним Рукия посылает мне очередной убийственный взгляд. Всё ещё хочет продырявить мне башку. Понимаю. В их глазах я всегда был и буду безнравственным дерьмом, испачкавшим светлого благородного Куросаки. — Ну должен же вас кто-то контролировать, детишки, — нагло скалюсь, как и полагается безнравственному дерьму. Ренджи фыркает, а Рукия смотрит так, словно не понимает, почему это меня до сих пор никто не пристрелил, как эту несчастную на дороге. — А где Ичиго? — спрашивают в два голоса. Сиамские близнецы, блять — ходят вместе, думают одинаково — бесят оба!       Демонстративно игнорирую, хотя ответить мне попросту нечего — дома, нянчится со своей подружкой, ага, чёрта с два, не ваше дело! Держать лицо непробиваемого мудака всё сложнее, но я держу.       По-хорошему, спросить бы у них подробности, чтобы хоть что-то понимать, а не бездумно глазеть на трупы — кто эта баба и утренний мужик? — за Ренджи не поручусь, но Рукия делает домашнее задание, в отличие от меня, да только гордая сволочь внутри не даст и рта раскрыть, чтобы не выплюнуть очередную едкую гадость. М-да, командный игрок из меня так себе, прямо скажем, а эти симбиотные совершенно не собираются облегчать мне задачу, помечают что-то в блокнотах и больше не обращают на меня внимания. Был бы здесь Куросаки…       За спиной шуршат шины. Прибыла группа зачистки. Да, работы у них сегодня много. Следом ещё одна полицейская машина, мало что ли? Вот бы в ней оказалась Арисава, сейчас не помешало бы увидеть хотя бы одно приветливое лицо. Выключает фары, мигалки. Открывает дверцу. Не Арисава. А я думал, что ещё хуже вечер просто не может стать. — Джагерджак! Всё пытаешься умереть по-человечески? — бурчит Зоммари, хлопая дверцей машины.       Чёрная лысая башка бликует в свете мигалок — всё такой же угрюмый и страшный, как моя жизнь. Сурово кривит слишком большой рот, грузно выдыхает, полыхает жёлтым спектром и впивается в меня тяжёлым взглядом исподлобья, словно огромный злой бык. Присвистываю — ох, как же страшно. — А ты чего припёрся, свидетелей распугивать? — парирую я, не без удовольствия демонстрируя свой обновлённый спектр. Может, у меня и есть проблемы с материальной составляющей, но он-то о них не знает, зато прекрасно видит, как переливается серебро на глубоком фиолетовом фоне. Сразу сдувается и бурчит что-то про то, что даже из ада меня с подарками выпроводили, лишь бы избавиться. Расхотел меряться? Да и зачем, если исход очевиден, но здесь не поле битвы, здесь мы все заодно — «блюстители закона».       Рукия косится в нашу сторону, но ничего не говорит, лишь поджимает губы и демонстративно проверяет наличие пистолета с убойной дозой депрессанта, и вот это гораздо страшнее пыхтящего Зоммари, не очень-то хочется пускать слюни в асфальт, а в том, что пигалица выстрелит, никто из нас не сомневается.       Ладно, Зоммари здесь, значит, что-то знает, не на труп же поглазеть приехал. Прячу спектр и натягиваю самую милую свою улыбку, адресую Рукии — игнорирует, Зоммари — кривится и закатывает глаза, и никто не спешит делиться информацией, мать их. — Низко же ты пал, пантера, стелешься перед бабой с пукалкой, — цедит Зоммари и смачно сплёвывает. — Да пошёл ты на…       Договорить не успеваю, в лицо брызгает тёплая кровь, Зоммари подаётся вперёд, судорожно хватается за наконечник стрелы, насквозь проткнувшей его живот. Смотрит ошалелым вмиг застывшим взглядом, сдавленно выдыхает, кашляет, пачкая губы и подбородок собственной кровью, тяжело оседает вниз, падает на колени. Мне бы рвануть с линии огня, да только ноги будто примёрзли к земле — слабые, ватные и совершенно не слушаются. Вторая стрела летит прямо мне в лицо. Единственное о чём успеваю подумать прежде, чем зажмуриться — войдёт точно между глаз…       В следующую секунду вместо хруста раскалывающегося черепа чувствую сильный толчок в плечо, падаю на землю, рядом звякает стрела, не долетевшая до моей головы считанные сантиметры. К земле меня прижимает Рукия, её кожа горит, обжигая даже через одежду, из носа ползёт тонкая дорожка крови. Третья стрела беспомощно падает в ногах. Вот же блядство! Выворачиваюсь и хватаю почти бессознательную Рукию за плечи, прикрываю собой и оттаскиваю за гладкий бок машины, которую так удачно припарковал Зоммари.       Вокруг полный хаос, зеваки и полицейские разбегаются в разные стороны, мельтешат перед глазами, хватаются за оружие, прячутся за тачками, целясь сразу во все стороны. Что-то кричат и рапортуют по рации. Какой-то идиот включил сирену скорой, словно и без того мало паники. В нескольких метрах из-за распахнутой автомобильной дверцы выглядывает бледный до синевы Ренджи и с диким страхом в глазах пялится на Рукию в моих руках, показываю ему поднятый вверх большой палец, чтобы не дёргался, и он выдыхает с огромным облегчением. Сирену наконец вырубили.       Стрелы больше не летят. Спугнули.       Я всё ещё крепко прижимаю к себе Рукию, температура её тела постепенно нормализуется, никогда не подумал бы, что буду так рад снова видеть её сердитый взгляд и слышать напористый голос. — Ну и какого хрена ты стоял, как осёл?! — пытается нарычать на меня, хотя ещё слишком слаба — остановить движущийся объект на полном ходу не то, что под силу маленькой льдинке. — Растерялся, — отвечаю я вместо «спасибо» и улыбаюсь как идиот, прижимаю её к себе крепче, расцеловать готов.