Intimate feelings

      М-м-м… как приятно…       Нежные губы целуют за ухом, а самые кончики пальцев щекоткой по шее — щас замурлыкаю. Пальцы невесомо очерчивают кадык, спускаются на грудь, жаль, бинты притупляют ощущения. Губы ведут по скуле, находят мои, прихватывают нижнюю, и чужой язык проникает мне в рот. Рука, тем временем, ныряет под простыню и… О, да-а… Ох, чёрт… как тяжело дышать. Проклятые рёбра. Да похуй! Хочу-у!.. — Куросаки! Тебя просили разбудить его, а не… Завязывай!       И вместо распалённой ягодки перед моим внутренним взором предстаёт драная кошка. Чтоб вас!       Открыв глаза, вижу полностью одетого Ичиго, сидящего на краю кровати, а за его спиной целую ораву недовольных зрителей, во главе которых любимая начальница. Смотрят на нас, словно на кучу какашек. Моё лицо приобретает точно такое же выражение — фу-у. Что? Они неприятны мне точно так же. Ичиго прыскает в кулак и вытаскивает руку из-под простыни — чёртова суровая реальность! — Проснулся? — Куросаки, ты знаешь, я не против зрителей, но эти… от их гнусных рож у меня падает.       «Эти» в лице Йоруичи, Кенпачи и Кискэ дружно закатывают глаза. — Тащи его сюда! — велит Кенпачи.       Ичиго кивает начальнику и шепчет мне на ухо, что если я буду хорошим мальчиком, то позже мы обязательно продолжим — вот это уже лучше. — Ты обещал, — ловлю его на слове.       Он улыбается, кивает и помогает мне подняться.       В гостиной оказывается не только досточтимое начальство, но и сюрприз в виде местного Робина Гуда — перемотанного бинтами не хуже меня.       Я кривлюсь, но не успеваю спросить, зачем они его сюда притащили, как этот вскакивает и, несмотря на хромоту, ловко кидается на меня. Что за?.. Я отступаю на шаг и прыткий недомерок пролетает мимо, я едва сдерживаюсь, чтобы не наподдать вдогонку. Да и что он пытался сделать с одной ногой и примотанной к телу правой рукой — в волосы мне вцепиться? Ещё бы боевой клич издал, придурок. Ох, видимо, мало я его в лесу потрепал.       Кенпачи лениво хватает его за шиворот, как щенка, и возвращает на место, только не на диван, а на пол и для пущего веселья прописывает пинка по раненой ноге. Тот жёстко приземляется на задницу, а из глаз чуть ли не искры сыплются от боли. Очки с треснувшим стеклом съезжают на нос, и он неловко поправляет их здоровой рукой. Без того бледное лицо становится совсем меловым, кажется, его сейчас стошнит, блять, только не на мой паркет. — Зараки, кончай, он и так едва живой! — рявкает Йоруичи. Ну едва-не едва, а на меня кинулся. Злопамятный утырок.       Кенпачи фыркает недовольный вмешательством в его воспитательную работу, но слушается, оставляя убогого в покое. — Итак, — обращается к стрелку Шихоин, — за что же ты так ненавидишь Джагерджака?       Услышав моё имя, он дёргается и впивается в меня лютым взглядом, будто я не пару раз в него выстрелил, а извёл весь род до седьмого колена.       Во избежании новой потасовки Ичиго утягивает меня в кресло, подальше от этого злобного недомерка, а сам устраивается рядом на широком подлокотнике. — Хочешь его убить? — продолжает Шихоин. — Придётся в очередь встать.       Я кривлюсь — шутка давно устарела.       Я не хочу — только для меня возражает Куросаки и опускает руку на спинку кресла позади меня так, чтобы его пальцы касались моего плеча. В ответ я кладу руку ему на бедро — я знаю. — Смерти для него будет мало! — наконец стрелок подаёт голос с такой ненавистью, что кажется она сейчас закапает с кончика его языка. — Всем вам, проклятые кровососы! Я убью всех дорогих тебе людей! — продолжает он и тычет в меня трясущимся от злости пальцем. — А начну с него! — выплёвывает эта мразь, указывая на Ичиго, а затем ребром ладони «перерезает» себе горло.       Ах ты, сука! Ещё смеешь угрожать мне и ладно мне, но Куросаки! Ну все, тебе пиздец!       Позабыв о травмах, я вскакиваю, сам удивляясь своей прыти — разорву ублюдка! В один прыжок подлетев к нему, хватаю за горло — щас ты мне всё выложишь, тварь!       Картинки в его сознании бегут очень быстро, сосредоточиться на чём-то не получается, это странно, потому что он человек, а заглянуть в человеческое сознание проще простого. Неужели я всё ещё настолько слаб? У него нет ни спектра, ни реацу, так почему я, чёрт возьми, не могу ничего рассмотреть?! Что-то мешает мне, словно я подглядываю в замочную скважину, и с каждой секундой она становится всё меньше. Темень сплошная, обрывки мыслей.       Умирающий старик и мальчишка, плачущий над телом. Я убил его дедушку? Нет, такого точно не было.       Кровь, крики… стрелы, пронзающие плоть. Маньяк чёртов! Картинки бегут со скоростью света, но вдруг останавливаются, словно он сам показывает мне. Заставляет смотреть.       Ку-куу! Я вас вижу!       Испуганное лицо Орихимэ.       Улькиорра срывается с места и быстро скрывается в темноте. Буквально в каждый его след впивается стрела. Но… сейчас я вижу это совсем иначе — чужими глазами.       Каждую стрелу он выпускает метко, и ни одна из них не попадает в цель, потому что так и задумано. Он смотрит на нас, на то, как я зажимаю Орихимэ рот, чтобы она не выдала нас своим криком — он всё видит. Усмехается и выпускает ещё пару стрел в догонку Улькиорре. Он всегда видел нас.       Мурашки по коже. Кто он такой?! Меня начинает трясти, но я не могу оторвать руку от его шеи, чувствую, как холодеют пальцы, и с трудом восстановившаяся энергия вновь утекает из тела.       Он следует за Улькиоррой по пятам, будто загоняет добычу. — Куда же ты бежишь, как последний трус? Думаешь, это спасёт твоих друзей? — кричит он, и Улькиорра замирает на месте, несомненно задетый нахальным выкриком. Очередная стела вонзается в землю у самых его ног. Не промах — выверенный выстрел. В насмешку, мол, наиграюсь, а потом убью.       Глаза Улькиорры вспыхивают зелёным огнём, а за спиной, словно грозовая туча клубится дым, превращаясь в могучие крылья. Демон разъярён и готов разорвать любого, кто встанет на пути. — Не поможет! — звучит из темноты насмешливый голос, а после и вовсе превращается в издевательский смех.       Звероформа не внушает ему страха. Он видит суть, знает, что всё это лишь иллюзия, и его разум совершенно не подвластен ей. Но этого не может быть, даже Куросаки вязнет в мареве чужого сознания, а этот даже на секунду не запутался.       Улькиорра быстро соображает, что игры с разумом здесь бесполезны. Возвращает человеческую форму, сжимает кулаки, собирая энергию вокруг себя. Телекинез отнимает сил гораздо больше, чем иллюзорные картинки, но ничего другого не остаётся. Стрела у его ног дёргается и медленно поднимается в воздух, замирает на уровне глаз в любой момент готовая «выстрелить», но куда стрелять — вокруг лишь темнота да стук бамбуковых стеблей.       Стрелок, как охотник, залёгший в засаде, следит за каждым движением Улькиорры — в оптический прицел арбалета всё видно намного лучше, чем невооруженным глазом.       Темнота. Двое убийц. Стук сердец, отчаянно бьющийся пульс, кипящая кровь переполненная адреналином.       Кто же сделает ход первым?       «Сделай это! Давай! Чего ты ждёшь?!» — вдалеке раздаётся мой собственный крик. Это было в тот момент, когда неИчиго готов был разорвать мне глотку.       Стрелы срываются одновременно — воздух свистит, словно сорвавшаяся плеть — ни одна из них не попадает в цель.       Сориентировавшись на звук, Улькиорра находит в темноте своего противника и мгновенно оказывается рядом. Чёткий удар. Арбалет летит в траву.       Получай, сука! Быть может, ты каким-то образом защитил свой разум, но грубой силы отведаешь сполна.       Удар! Удар! Звякают стёкла мажорных очков, отлетают в сторону. Брызги крови на влажной траве.       Улькиорра валит стрелка на землю, придавливая сверху своим весом и продолжает бить. Бить с яростью, с остервенелой злостью, разрисовывая лицо поверженного охотника алыми росчерками и чёрными синяками. Повинуясь его непреклонной воле, одна из разлетевшихся повсюду стрел поднимается в воздух, нацеливаясь точно в глаз стрелка, отсчитывая последние секунды его жизни. Тот хрипит и давится собственной кровью, не в силах сопротивляться.       «Куросаки-кун!» — кричит Орихимэ и этим отвлекает не только неИчиго от меня, но и Улькиорру. Стрела вонзается в землю, а Улькиорра получает прямой удар в солнечное сплетение, воздух на пару секунд застревает в его лёгких — не выдохнуть.       «Бросай и беги!» — кричу я. — Похоже, твоя подружка сдохнет и без моей помощи! — хрипло выплёвывает стрелок. Кровавые разводы и разбитые в месиво губы превращают его злобную усмешку в жуткую гримасу, от которой кровь стынет в жилах.       Доведённый до крайней степени бешенства Улькиорра бьет с такой силой, что голова стрелка дёргается в сторону, хрустит челюсть, в траву отлетают сгустки крови и парочка зубов. В глазах стрелка мутнеет и тьма обрушивается на него, словно занавес.       Дальше ничего не видно, но я и так знаю, чем закончилась та злосчастная ночь.       Ичиго оттаскивает меня от этой задыхающейся мрази. Я с трудом разжимаю похолодевшие пальцы. Из носа у меня течет, а в голове гудит колокол, но стремительно чернеющие следы моих пальцев на шее этого урода того стоят. Как вспомню его залитую кровью рожу, скалящуюся в лицо Улькиорре. Или безжизненные глаза Орихимэ. Всё по его вине! — Пусти меня, сдохну, но прикончу его! — брыкаюсь я, снова порываясь броситься на судорожно хватающего воздух ублюдка. — Куросаки, угомони его! — командует Йоруичи. — Да ладно тебе, — ржёт Кенпачи, — пусть вцепятся друг другу в глотки, полюбуемся на шоу инвалидов.       У тебя кровь идёт, хочешь в обморок грохнуться?       Чёрт, Куросаки прав, позорно рухнуть в обморок не хочется, температура тела снова понизилась и меня уже знобит от недостатка энергии, но пока ещё это можно списать на дрожь от злости. Перестаю сопротивляться и тыльной стороной ладони вытираю кровь под носом. Ичиго усаживает меня назад в кресло, а сам встаёт за спинкой опуская ладони мне на плечи, согревая и делясь энергией. Только я расслабляюсь, как этот отдышавшись, демонстративно плюёт в мою сторону. Я дёргаюсь, Ичиго с трудом удерживает меня. — Хватит! Надоели, клоуны! — гаркает Шихоин, разом прекращая балаган. Переводит гневный взгляд на стрелка, пригвождая к полу, чтобы и не думал шевельнуться. Все успокаиваются, и даже Кенпачи перестаёт ухмыляться. — Итак, — дождавшись тишины начинает начальница. — Урю Исида — чистокровный разрушитель или, как вы предпочитаете себя называть — квинси, добро пожаловать в Сейрейтей!       Этот Исида округляет глаза, совершенно не ожидая услышать о себе такой полной информации, о-о парень, ты ещё не понял куда попал? Эта конторка только с виду белая и пушистая, а на деле — дьявольский котёл для вампиров. Хотя, он же не вампир. Кстати… Чистокровный разрушитель? Серьёзно? Они существуют?       Я слышал легенду, уходящую в века, но никогда не думал, что это правда, по крайней мере, что кто-то из этих существ дожил до наших дней.       Вампиры существуют с древних времён, это всем известно, с тех самых времён, когда человек слез с дерева и научился думать — осознавать свой разум, управлять не только своим сознанием, но и сознанием других. Почти совершенные существа, единственной слабостью которых стала жажда, неумолимая жажда крови, сводящая с ума, превращающая людей в хищников, готовых на всё ради драгоценной энергии.       Конечно же, у столь страшной силы должен был быть противовес — им стал монашеский орден, отказавшийся от мирской жизни, от людских страстей и полностью посвятивший себя борьбе с чудовищами. Монахи веками накапливали и передавали свои знания из поколения в поколение, проводя жизнь в постоянной медитации, тренировали и очищали свой разум от людских желаний, чтобы не поддаваться чарам вампиров и в конце концов стали невосприимчивы к суггестии и иллюзиям. Иллюзия — это же искаженные умственные представления. Душа, пользуясь «зачарованным» мышлением, получает искаженную картину объективного мира. Пока иллюзия имеет смысл, мозг позволяет ей развиваться, если лишить её смысла, довести до абсурда, она утратит власть.       Вампиры прозвали их квинси*.       Когда квинси стали слишком сильны, разгорелась жестокая война с вампирами. Каждая сторона, желая уничтожить противника, безжалостно вырезала всех, не щадя ни женщин, ни детей. И, как в любой уважающей себя легенде, здесь не обошлось без трагичной истории любви. Квинси влюбился в прекрасную вампиршу, они тайно встречались, как Ромэо и Джульетта, пока их не спалили родственники «Джульетты». «Ромэо», естественно, грохнули, а вот названной жене его удалось сбежать и даже произвести на свет отпрыска. Потомки таких вот связей и стали разрушителями в уже известной нам форме, взяв понемногу от каждого родителя — с одной стороны невосприимчивость к суггестии, а с другой — жажду — вечно голодного демона, разрушающего не только чужой, но и свой собственный разум.       Конец истории.       Получается, Куросаки потомок этих древних разрушителей, поделённый на много поколений и снова разбавленный кровью вампира уже светлого — своего отца, поэтому он не так силён, как древние, но и демон внутри него не столь разрушителен, хотя с этим я бы поспорил. Тёмная сторона Ичиго внушает дикий ужас. А этот Исида, надо полагать, прямой потомок квинси, которых вампиры якобы истребили. Чудеса да и только!       Но вернёмся к главному — причём же здесь я? — Может быть, ты не в курсе, но война между квинси и вампирами давно закончилась, — продолжает Шихоин. А она тролль — зачёт — войны нет, потому что квинси вымерли, ха-х, хотя получается, что не все. — Я не стремлюсь убить всех, — отвечает квинси, пожимая плечами, — только его, — тычет в меня пальцем, скотина, — и дорогих ему людей, чтобы страдал так же, как я! — Да что я тебе сделал?! — снова срываюсь, пытаясь выпутаться из объятий Куросаки. — Я тебя даже не знаю. Нахуй ты мне сдался! — Заткнись, Джагерджак! — приказывает Йоруичи. Ичиго гладит меня по плечам, успокаивая, хотя его собственная энергия колеблется и прерывается от волнения, он же можно сказать, предка встретил. Ебать конём такую родню!       Погоди ебать, давай дослушаем.       Только ради тебя, ягодка. — Чтобы страдал, — задумчиво повторяет Шихоин, мол, неплохая идея, а потом продолжает. — Твои родители умерли, когда ты был ещё младенцем. Вырастил тебя дедушка, который скончался естественной смертью пару лет назад — всё верно? — для проформы спрашивает начальница, хотя в достоверности её сведений сомневаться не приходится. Исида недовольно кивает, продолжая сверлить меня злобным взглядом поверх треснутых очков. — Так чем же тебе так насолил Джагерджак? Семью твою он не трогал, он тогда и сам пешком под стол ходил. — Он не трогал, — нахохлившись бурчит этот Исида, — зато его мать! — срывается на крик и кажется сейчас заревёт.       Ну ёптвоюмать, опять моя мать! Всё интереснее и интереснее! — Его мать, — продолжает распаляться он, — соблазнила моего отца, пила его кровь и в конце концов убила! Его тело нашли на помойке! Как какой-то мусор! Моя мать умерла от горя! Я даже не помню лица своих родителей!       Даебатькопать, мы в сопливой дораме, что ли? Сил моих больше нет! — Я много лет по крупицам собирал информацию, везде искал эту презренную женщину, но она словно испарилась! Зато нашёл её сына, значит, пусть он отвечает за её грехи! Убью всех, кто ему дорог! — практически в истерике вопит он.       Я смотрю на него и вдруг понимаю, что передо мной совсем юный мальчишка, не старше Куросаки, избитый и замученный, изъеденный жаждой мести. Сейчас, когда его «плотину» прорвало, я вижу не крутого убийцу вампиров, а несчастного обездоленного ребёнка, пошедшего по неправильному пути. Даже жалко его становится. Если вспомнить каким озлобленным и напуганным был я, как прятался за тысячью масок, пока Куросаки не вытащил всё наружу, не открыл эту чертову дверь, не вывел на свет. Теперь и я хочу сделать для кого-нибудь то же самое. Не ради этого Исиды. Ради себя самого. Давно пора что-то менять.       Если он так убеждён, что это была именно моя мать, хотя это теперь уже нельзя ни доказать, ни опровергнуть — моя мамаша много жизней загубила, быть может, и его несчастный отец когда-то попался ей на крючок. Честно сказать, мне всё равно, она это была или нет — пусть думает, как ему легче. Всем нужен тот, на кого можно излить обиду и гнев. — Эй мститель, — спокойно говорю я, — она не испарилась, я её убил.       На это неожиданное заявление Кенпачи прыскает в кулак, Кискэ сокрушённо качает головой, а Йоруичи, тяжело выдохнув, хлопает себя ладонью по лбу в знак того, что уже по горло нажралась этой эпичной драмы, ну, может ещё потому, что в её подчинении сплошные убийцы и психопаты. — Убил?! — вскидывается Исида, вытаращив на меня заплаканные покрасневшие глазищи, на месте злости в которых появляется тоска и досада. — Ага, дважды, если быть точным, — киваю я. — С особой жестокостью. Она была сукой, в этом ты прав. Так что ты уже отомщён. — Он продолжает пялиться на меня, не веря своим ушам. — Я вообще ща хороший весь, не видно что ли? Встал на путь исправления, — на это заявление все дружно закатывают глаза. Все, кроме Куросаки, а на остальных мне, собственно, плевать. — Так Джагерджак, лучше заткнись, пока я не узнала ещё что-нибудь… приятное о твоём прошлом, — велит Шихоин.       Я пожимаю плечами, ключевое слово здесь «прошлое». Вот сказал и даже глазом не моргнул, а раньше-то сам себе не мог признаться. Всегда думал, что, убив её, превратился в монстра, она меня превратила, вынудила стать таким, но на самом деле это не так. Теперь я отчётливо понимаю, что быть или не быть монстром выбираем мы сами — сами выбираем путь, по которому идти, и сделать этот выбор, повернуть в другую сторону никогда не поздно. — Ну допустим, — продолжает Шихоин, — этих двоих, — указывает на меня и Куросаки, — ты хотел убить из мести, а других вампиров зачем убивал? — Светлых не убивал, — бубнит он себе под нос, словно это оправдание. — Зачем?! — сквозь зубы повторяет свой вопрос Шихоин. Блин, я восхищаюсь этой женщиной, я бы этого недомерка уже приложил бы как следует головой об стену, чтобы посговорчивее стал. — Выманить его хотел, напугать, — неохотно отвечает тот, — да и потренироваться тоже… Все вампиры — зло! — О, небо! — Йоруичи поднимает глаза к потолку, вопрошая за что на неё свалились такие наказания. Сейрейтей с ног сбился, разыскивая этого киллера-самоучку, а он тренировался, видите ли. — Вот что, мститель, людей ты убил, тёмных, светлых — не важно! Это не оправдание, ты должен быть наказан по закону, но ты вероятно последний квинси, поэтому я готова предложить тебе выбор: либо тюрьма, либо работа на Сейрейтей под неусыпным контролем и чутким руководством нашего начальника оперативной части. Решай сейчас. — Начальница как всегда лаконична и непреклонна.       Кенпачи скалится своей фирменной маньячной улыбочкой и приветливо машет Исиде своей лапищей — жуть. — Просись в тюрьму, — подсказываю я, на что Куросаки отвешивает мне невесомый подзатыльник.       Исида пялится на ухмыляющуюся рожу Кенпачи, ёжится и сглатывает, потом снова бросает взгляд на меня, неужели ещё планирует моё убийство? — Если с Джагерджаком хоть что-нибудь случится!.. — словно читая его мысли, предупреждает Шихоин, он тут же отводит взгляд. Думает. Ох, бедолага. — Работа, — наконец выдыхает с лицом согласившегося на добровольное сожжение агнца. — Отлично! — Хлопает в ладоши Шихоин. — Зараки, принимай бойца. И глаз с него не спускать.       Кенпачи нахально подмигивает Шихоин, вальяжно поднимается с дивана, хватает несчастного Исиду за шиворот и практически волоком тащит за собой.       А я ему говорил — тюрьму выбирать.