Intimate feelings

— Давай ты не пойдёшь никуда, а? У тебя же похмелье.       Сколько там натикало? Половина седьмого?! Почему он такой отвратительно бодренький? Уже успел сходить в душ и теперь носится по квартире, словно не он бухал и трахался до четырёх утра. — Я молод и свеж, какое похмелье, мне в универ надо, я столько пропустил, что теперь «на карандаше».       М-м, этот поучительно-задротский тон меня возбуждает. Наблюдаю, как он прыгает на одной ноге, пытаясь влезть в джинсы, мои, кстати. Люблю, когда он носит мои шмотки, после него остаётся такой приятный энергетический шлейф, не говоря уж о том, что в нормальной одежде он выглядит как… ягодка. Моя ягодка. Здорово, что у нас практически один размер.       Люблю смотреть на него и это почти отличное утро, вот только… моя голова… и рёбра, и… задница. Чёрт, как только отпала надобность постоянно доказывать ему, что я невъебенно крут, тело меня предало.       Рука затекла. Почему, чт… дергаю и… бля, ну понятно, затекла — я прикован наручниками к спинке кровати. М-м? — Ягодка?       Беспомощно дёргаюсь, привлекая внимание, блин, вроде это я его пристёгивал. М-да, помню только, как мы ввалились в квартиру, на ходу раздевая друг друга, и дальше, кажется, играли в полицейского и проститутку, но кто был кем припоминается слабо. А… ладно. — Мы ключ потеряли, — весело усмехается он, — отстегни сам. — Какой нерадивый полицейский, — бурчу я и отстёгиваюсь наконец, в голову тут же прилетает острый импульс — пользоваться способностями, когда башка раскалывается — не лучшая идея.       По коже бегут «иголки», и я слабо шиплю то ли от боли, то ли от облегчения. Ичиго опускается на колени рядом с кроватью, перехватывает мою руку и нежно растирает затёкшее запястье. — Я был проституткой, — целует повреждённую кожу, рассыпая искры благодатной энергии. Чёрт, как он это делает — легчает моментально. — Правда? — я в блаженстве. — Может, ещё поиграем? — Пытаюсь затащить его на кровать. — Не сейчас, — упирается он. — Ну не оставляй меня, одному мне скучно и одиноко, — завожу я новую-старую игру. Он довольно лыбится, подхватывая на лету. — Бедный котёночек. Хочешь пойти со мной? У нас сегодня, как раз, занятие по венерическим заболеваниям, будем рассматривать особо тяжёлые случаи, там будут фотки и наглядные пособия. Видел когда-нибудь посиневший член?       Я брезгливо морщусь и отворачиваюсь — нет, спасибо! — Один раз, когда не мог снять кольцо, пришлось обращаться к врачу, и две медсестры дрочили мне несколько часов, пока эрекция не спала.       Теперь брезгливо морщится он, принимая мои россказни за чистую монету. Показываю ему язык и получаю тычок в плечо. — Мудак!       Всё же затаскиваю его к себе на кровать, от него приятно пахнет шампунем и свежестью. И как жаль, что он уже надел штаны. — Пусти, иначе я опоздаю, — просит, но не вырывается, всё его тело говорит о том, что хочет остаться. Я целую его шею, обводя языком новые следы, что сам оставил, не кровавые укусы, а просто метки принадлежности, и будоражат они сильнее жажды. — Если тебе серьёзно скучно, то будь хорошим мальчиком и позвони Йоруичи, уверен, она с лёгкостью найдёт для тебя занятие. — Никогда не вспоминай эту бабу в нашей постели, — я строю кислую мину и отпускаю его. При имени этого генерала в юбке весь настрой упал. — Вали давай, больные письки тебя заждались.       Он ржёт, чмокает меня в нос и уходит. Уходит, блин. В квартире сразу наступает гнетущая тишина, раньше меня это ничуть не раздражало, а теперь с ума сводит. Пять минут прошло, как он ушёл, а я уже скучаю — не заметил, как превратился в розовую сопливую тряпку. Чем я раньше-то занимался?       Серьёзно, ну допустим до обеда я смогу проспать, а дальше? Моя энергия восстановилась и сидеть в пустой квартире невыносимо, не могу же я начать пить с семи утра. Или могу? Вчерашняя текила напоминает о себе тягучей болью в голове и теле, ну ладно, тело по большей части болит, потому что меня всю ночь трахали, когда пьян особенно нравится отдавать контроль Куросаки. Столько воли ему даю — однозначно, с бухлом надо завязывать.       А может, и правда, побыть «хорошим мальчиком»? Пф-ф… до чего я докатился, а? Реально беру телефон не веря сам себе набираю номер любимой начальницы. — Джагерджак?! Какая честь! — она тоже отвратительно бодрая в семь утра. И никакого тебе «здрасти», ни «как твои раны», хотя, уверен, что она получала полный отчёт каждый день. — Неужто на работу попроситься хочешь?       Вот, блять, откуда она знает?! Может, сказать, что номером ошибся и сбросить? Всё же я не настолько ребёнок и мудак, что бы Куросаки не говорил, поэтому мужественно и по- взрослому отвечаю: — Ну… как бы, да, — выдираю из себя каждый звук. Ну давай, стеби, иронизируй, издевайся. — Отлично, — вопреки моим ожиданиям, она спокойна и учтива, — у меня как раз есть дело для тебя. Приезжай, — диктует адрес и отключается.       Ну вот и что я только что сделал?! Вставай Гримм, иди в душ, одевайся, пей аспирин и пиздуй на «любимую» работу, с которой тебя так удачно уволили, но ты за каким-то только что попросился обратно. Нет, определённо нужно завязывать с бухлом — мозги разжижает.

***

      Небо, что за ебеня? Надо было дежурную тачку просить, мою разберут, не успею мотор заглушить. Я уже и забыл, что существуют такие трущобы. Какой-то старый завод? Промзона? Заросшие травой полуразрушенные склады и непонятного вида бункеры. Ворота с колючей проволокой и маленькой табличкой «Сейрейтей». Ма-ать-перемать — тюрьма! А-ха-ха! Отличное место для этого адского ведомства. Когда-то здесь была тюрьма, а теперь — Сейрейтей. Не, ну, а что — камеры вместо кабинетов, шконки вместо удобных кушеток, решётки на окнах и мрачный серо-зелёный вместо приятного персика — то что доктор прописал. У Шихоин, наверное, vip-камера — с холодильником, телеком и отдельным толчком.       Внутри, конечно, всё не совсем так — ремонт полным ходом и на мрачную тюрягу уже не очень похоже, но я-то знаю.       Воняет краской, цементом и пылью. Повсюду снуют рабочие и агенты. На КПП непрестанно трезвонит телефон, где-то на кого-то орёт Кемпачи и энергетика… светлая, но жёсткая — хм-м, дом милый дом.       А идти-то куда? — Джагерджак, — окликает знакомый командный голос, — чего застрял, пошли со мной.       Не могу удержаться от улыбки и чинно следую за начальницей — всё же мне этого не хватало.       Мы проходим два коридора и оказываемся в соседнем крыле, здесь ремонт практически закончен. Быстро, однако, работают правительственные организации. — Во что ты вырядился? — придирчиво оглядывая меня, спрашивает Йоруичи.       А что? — рубашка, джинсы, кеды, всё даже не клубное, ну нет у меня не брендовых шмоток. — Форма где? — «В пизде» не успевает слететь с языка. — И засосы убери! — командует она. Я хватаюсь рукой за шею — совсем забыл — убираю. — Куросаки такой же красивый явится? — Нет, что ты, — мерзко улыбаюсь, — у него всё гораздо краси-ивее.       Она щёлкает языком и закатывает глаза. Я бы ещё чего-нибудь приятное выдал, чтобы побесить её, но в холле, словно в зале ожидания, сидят пятеро мужчин и одна… назвать её женщиной крайне трудно, таких уродливых и толстых я видел только в дурацких комедиях, но будем считать, что женщина. Все потрёпанные, унылые с бледными спектрами — так себе вампиры, живут как обычные люди, кровь не пьют — жалкое зрелище.       Чего это мы около них остановились? Только не говорите мне, что госпожа начальница собирается посадить меня на бумажную работу. — Это кто? — осторожно спрашиваю в надежде, что мои догадки не верны. — Потерпевшие, — невозмутимо отвечает Шихоин.       Ещё раз оглядываю жалкую картину перед собой, в ответ на меня с надеждой и благоговением смотрят шесть пар уставших глаз, видимо, давно сидят. — И что же они потерпели? — Их покусали. — Поку… ты издеваешься?! — Всё, Джагерджак, мне некогда! Вот тебе кабинет, — указывает на дверь рядом с этой скамьёй терпил. — Допросишь, сам разберёшься, мне потом отчёт и… — грозно трясёт указательным пальцем перед моим носом, — чтобы всё… никого не запугивать, не оскорблять, быть учтивым и вежливым, понял?! Не то я тебе оставшиеся рёбра доломаю! — И сверкнув жидким золотом глаз уходит, развернувшись на каблуках, не успеваю я и рта раскрыть.       Пошла ты!.. — Йоруичи?! — Она же шутит? Не собираюсь я возиться с этими… я хочу в «поле».       Она, не оборачиваясь, на ходу отмахивается, мол, не хочешь брать, что дают — вали домой. То-то она была такой милой по телефону, а наёбка-то — вот она где!       Фак!!!       Смотрю на этих, они все, как один — на меня и как-то мне ссыкотно, взгляды у них: то ли они мне сейчас в ноги кинутся, умоляя об императорской милости, то ли разорвут на части, если ещё хотя бы пять минут промаринуются на этой чёртовой лавке.       Сглатываю застрявший в горле ком — ну ладно, господа «покушеные» вампиры — и толкаю дверь: — В кабинет — по одному!       Уже через час мне хочется побиться головой о стену и выпрыгнуть в окно. От дрочки так рука не устает, как от этой писанины, не говоря уж о том, как утомительно их слушать.       Рассказы совпадают почти один в один, меняется только время да место действия. Всех обманули, соблазнили, опоили прекрасные незнакомки, покусали несчастных вампирчиков, отхватив драгоценной кровушки, что автоматически сделало их распространителями нелегальных «препаратов», пусть и невольно. В доказательства все пятеро предъявили мне следы побоев, то есть укусов и засосов в самых различных местах от запястий до шеи и даже на сосках, ещё один хотел снять штаны, но припомнив утренний разговор о больных пиписьках, смотреть я не решился, хотя парень был вполне ничего такой.       Было бы очень весело потешаться над вампирами, которых покусали люди, если бы сегодня ночью я сам едва не оказался в отряде этих неудачников. А мы ещё эту бабёнку в больницу отвезли, надо было бросить подыхать от ломки, как я и собирался, но Куросаки… выйдет ему боком когда-нибудь это благородство.       Хм, если считать меня — шесть случаев за одну ночь, все в разных местах. И это только те, что обратились, уверен, раза в два больше просто не заявили, не все такие честные, как эти.       Хм, сдаётся мне, чёрный рынок вампирской крови прикрыт, раз кровиманы так обезумели, и прикрыт он отнюдь не Сейрейтеем. Надо бы наведаться в больницу к моей вчерашней «искусительнице», может, ещё не сдохла.       Задумался и пропустил стук в дверь. Ладно, кто там ещё остался? Ах да, прекрасная дама на сладкое. Кто её решился опоить и уж тем более покусать боюсь даже представить.       Она вплывает в кабинет, и пространство вокруг сужается. Усаживается за стол напротив меня, обволакивая его собой, подмигивает мне ярко накрашенным глазом и улыбается красными варениками вместо губ, может, ей думается, что обворожительно, но мне видится — плотоядно. — Какой чудесный у тебя спектр, красавчик! — Чуть наклоняется вперёд, опираясь на стол и прожигая меня красноречивым масляным взглядом. — Твоей маме сноха не нужна? — И мерзко хрюкает, типа, мне тоже должно быть смешно.       Я отодвигаюсь, врезаясь в спинку своего стула и мотаю головой, не в силах выдавить из себя ни слова, так мне страшно, что она засосёт меня своими губищами и проглотит. — Да ты не робей, милый, зря что ли красивый такой, давай уже приступим к делу. — К-к какому делу? — заикаюсь я и чувствую, как шевелятся волосы на голове, а возможно даже седеют. — Показания бери у меня, — милостиво подсказывает она. — Новенький, что ли?       Поспешно киваю и хватаюсь за ручку, стараясь скрыть дрожь в пальцах, усиленно пытаясь понять: какого хрена я делаю здесь с этим монстром, а не валяюсь в постели со своим прекрасным мальчиком. Серьёзно, эта бабища страшнее всех чудовищ Куросаки вместе взятых. И с ней я должен быть учтивым и вежливым?!       Спустя полчаса сальных шуточек, неоднозначных намёков и пару литров холодного пота я выяснил, что «потерпевшая» по «доброте душевной» подобрала на улице бродяжку, накормила, обогрела, он прожил у неё несколько дней, а потом ограбил и сбежал. — И это всё? — спрашиваю в надежде побыстрее отделаться. Её мерзкими духами провонял весь кабинет, и я сейчас задохнусь. — Конечно, нет! — она показательно стыдливо опускает глаза, изображая трепетную бабочку, хотя с какой стороны ни глянь, всё равно остаётся мохнатой гусеницей. — Ещё он покушался на мою честь. — На что он… п-покушался? — не знаю даже смеяться или рыдать, не представляю, кто мог на эту годзиллу «покуситься» даже при великой ломке. — Я сплю чутко, всё слышу, — продолжает она, не обращая на мой скепсис никакого внимания. — Он каждую ночь прокрадывался в мою комнату, стоял над кроватью и всё рассматривал меня и дышал так… тяжело. Фр-р, фр-р… — старательно изображает, заодно заплёвывая слюной моё лицо. Фу, блять, мерзость.       Бедолага, наверное, примерялся, как её лучше грохнуть, расчленить и где спрятать столько мяса, но потом решил, что утонет в жире, который из неё вытечет, и не стал мараться. — То есть вы не единожды замечали его подозрительное поведение, но не выгнали и в полицию не обратились? Почему? — остаюсь профессионалом я, учтивым, блять, и вежливым. — Ну как же, идти ему некуда было, бедняжке, да и хорошенький он был, не такой красавчик как ты, но тоже…       Вдох-выдох! Ещё раз, ещё только раз!.. И он станет для неё последним! — Он пытался вас покусать? — Меня?! — искренне изумляется она. — Он же человек, как он меня покусать может? — То есть, не кусал и никакого другого, прости господи, насилия не применял?! — уточняю я, держась из последних сил. Она кивает. — Тогда почему вы пришли в Сейрейтей, а не обратились в полицию?! — Так обращалась я… — И?! — Они его искать месяцами будут, что с людишек возьмёшь… — Он что-то очень ценное украл?! — даю ей последний шанс. — Да у меня и брать-то нечего, так, пару сотен йен… — Так, госпожа!.. — нервно сдавливаю переносицу пальцами, кажется, у меня дёргается глаз. — Зови меня госпожа Чоу! *       Вдох-выдох! Спокойно, Гриммджоу, ты за каким-то хуем встал на чёртов светлый путь, так что будь терпеливым, учтивым и вежливым. — Госпожа… — выдох, — Чоу, что вы от Сейрейтея-то хотите? — Как что?! — возмущается она, словно это я тупой и уже надоел своим занудством, а не наоборот. — Найдите его, я же… скучаю…       Блять! Блять! Блять!!!       Вдох-выдох… терпе-ение, Гримм… Нет, нахуй! Нахуй этот светлый путь! И нахуй эту тупую, уродливую бабищу! — Слышь ты, нимфоманка недоделанная, — я поднимаюсь, опираясь руками на стол, смотрю на неё сверху вниз горящими глазами пантеры, алый всполох спектра обжигает пространство, щас тут воспламенится нахуй всё! — Собирай все свои три подбородка и вали отсюда, пока я сам тебя не расчленил! — и плевать на то, что она не знает о моих мыслях по поводу её страшной смерти.       Она вся съёживается, тяжело сглатывает, в глазах отражается страх. Наконец-то! — Ещё раз придёшь с такой хуйнёй!..       Договаривать не приходится, она кивает, как китайский болванчик, и неожиданно ловко для её комплекции выметается из кабинета.       Как только хлопает дверь, меня немного попускает. Падаю лицом на стол и ещё пару раз ударяюсь лбом о твёрдую поверхность — ну блять, привет, жалобы, привет, бесконечные ночные дежурства.       Не успела эта «баттерфляй» выпорхнуть, как в дверь снова раздаётся стук. Ну нет, с меня хватит! — Пошли вон! — ору я, но дверь всё равно открывается. — Оу, смотрю работа кипит? — Я-ягодка! — увидев его, вздыхаю с облегчением, первая приятность за этот стрёмный день. — Забери меня домой, меня здесь все обижают, — жалуюсь снова, сокрушённо укладывая голову на стол. — Мой бедный котёнок, — сюсюкает он, подходя ко столу. Сразу же тяну его ближе, усаживая к себе на колени, и утыкаюсь в шею, вдыхая его запах, чтобы перебить приторную вонь духов годзиллы. — Ты ведь хорошо себя вёл? — он зарывается пальцами мне в волосы и легко тянет, чтобы я посмотрел на него. — Конечно, — невинно хлопаю честнейшими глазами, — я сама учтивость и вежливость, — тянусь поцеловать его, просто мазнуть губами по его губам. — И эту милую женщину, что вылетела отсюда, чуть не сшибив меня с ног, напугал и обидел не ты, — шепчет мне в губы, но я сдаваться не собираюсь. — Конечно, нет, её жестоко ограбили и покушались на… — стоически сдерживаю предательские смешки, — на девичью честь и достоинство, вот она и расстроилась, я здесь абсолютно ни при чём.       Он недоверчиво щурится, но я не даю ему времени на сомнения, утягиваю в глубокий поцелуй, и очень быстро мы оба забываем, о чём вообще шла речь. Пару минут мы с упоением целуемся, а потом я поднимаюсь, усаживая Ичиго на стол, он не протестует и даже не отрывается от моего рта. Пойдём дальше — укладываю его поверх только что с таким трудом собранных показаний, бумага мнётся — плевать. Вжимаюсь пахом ему между ног, м-м-м… а не плохо в общем-то иметь собственный кабинет. — Это та годзилла так возбудила тебя? — гаденько шепчет он. Я смеюсь в поцелуй, сейчас я хорошо контролирую свои мысли, он не читает их, они просто сходятся, что очень меня веселит. — Не знал, что тебе нравятся такие… габариты… — он тоже смеётся и легко кусает меня за нижнюю губу. — Мне пора начинать ревновать?       М-м-м, мой мальчик просто восхитителен. Успеваю расстегнуть ремень на его джинсах, знаю, он ничего не разрешит мне здесь, но пока ещё не опомнился, увлеченный моим языком, можно и пошалить немного. — Джа… блять! — слышится с порога, дверь смачно хлопает.       Шихоин стоит вполоборота, стараясь не смотреть в нашу сторону, не то чтобы она раньше «клубнички» не видела, но всё равно не ожидала такой наглости. Ой, какие мы нежные, подумаешь, два парня обжимаются на столе, мы даже не голые.       Пока Шихоин собирается с мыслями, чтобы «развидеть» пикантную картинку, Ичиго успевает выскользнуть из моих объятий и спрятаться за спинкой стула. Он спешно приводит себя в порядок, не решаясь поднять глаза на начальницу. Я же совершенно не смутившись, расслабленно падаю на стул и любуюсь вспыхнувшим на его щеках румянцем, ну, и кислая рожа Йоруичи тоже добавляет удовольствия. — Ты ещё и дня не проработал, а на тебя уже жалоба, Джагерджак! — наконец начальница вспоминает за чем, собственно, явилась. — Что ты сделал с госпожой Чоу?! — Неужели ты думаешь, что моих способностей достаточно, чтобы хоть что-нибудь с ней сделать? — оскорбляюсь я, чем злю Шихоин ещё сильнее.       Она переводит взгляд на Куросаки, привычно желая потребовать, чтобы он меня угомонил, но то, что она только что видела, резко снижает градус её доверия к нему. — Дежуришь сегодня! — поджав губы, выплёвывает она и хлопает дверью.       Не страшно — ничего нового.       Пара секунд неловкой тишины. А теперь внимание! Три. Два. Один! — Ты же сказал, что хорошо себя вёл!       Я запрокидываю голову и заливаюсь раскатистым смехом, даже не пытаясь сдержаться — мне тоже не нужно читать его мысли. — Чего ты ржёшь, мудила?!       Он совсем не разделяет моего веселья, а я не могу остановиться, уже хватаясь за живот. — А… а… а как же котёнок? — Да пошёл ты на хуй! — он хочет обойти мою бьющуюся в припадке безудержного хохота тушку, но я перехватываю и снова тяну к себе на колени, на этот раз он, конечно, показательно вырывается. — Нет, ягодка, твоя очередь, у меня задница болит.       Не сдержавшись, он тоже начинает хихикать от моих тупых, но правдивых шуточек, и мы не замечаем, как снова начинаем целоваться.