Глава 30.
7 декабря 2020 г. в 21:58
Помню, я хотел рассказать про своих бабку и деда. О них хорошего не могу ничего поведать. Вот представьте себе пожилую даму, мило одетая и ухоженная, с, казалось бы, дружелюбной улыбкой, а когда она говорит с тобой, ты понимаешь, что сладкую оболочку ты попробовал, а начинка оказалась гнилой. Именно такой она и оказалась, моя бабка Кэтрин. А мой дед Глен все равно что бесчувственное бревно. Он всегда находится под каблуком своей жены, и слова не пикнет без ее ведома. Они, напомню, родители Ральфа, и очень не любили мою маму. Глен, может, в душе любил свою невестку, но скрывал это. А там не знаю. Я с ним никогда не общался. В гости они почти не приходили, но когда все же пришли, этот момент был не самый лучший. Ральф был трезвый, что уже было удивительно для меня и мамы. Позвонили в дверь и я, радостный четырехлетний мальчик, побежал встречать ее. Ральф шел следом за мной. Он открыл дверь, я стоял рядом и улыбался, предвкушая, как увижу своих бабушку и дедушку. Кэтрин вошла первая со своей слащавой улыбкой и взглянула на меня. Она издала "Кхе Кхе", кивнула на меня и обратилась к Ральфу: "Сынок, не мог бы убрать этот мусор с дороги? Мне надо пройти!" Я тогда не сразу понял, о каком мусоре она говорит. Я оглянулся и не увидел ничего такого, что можно назвать мусором. Только когда Ральф, словно волкодав, гавкнул на меня, чтобы я ушел, мне стало понятно, что имела в виду Кэтрин. Мусором она назвала меня. Я отошел назад, так как боялся гнева Ральфа. Встречать свекровь со свекром вышла моя мама. Она надела хоть и простое, но новое платье, и вежливо поздоровалась. Кэтрин ее даже взглядом не удостоила и строго начала осматривать наше жилье. Моя мама всегда содержала дом в чистоте и порядке, если не считать пьяных дебошей Ральфа. И в этот день все было чисто. Но Кэтрин провела пальцем по тумбочке и сразу начала критику в адрес моей мамы, хотя я на ее пальце не увидел ни пылинки. Кэтрин называла ее плохой хозяйкой, безрукой поварихой, когда все сели обедать, неухоженной женой, хотя моя мама всегда была ухоженной и аккуратной, и отвратительной матерью, когда во время обеда я попросил у мамы еще один кусочек кукурузной лепешки. Когда она все же дала мне лепешку, Кэтрин сказала:
- Ты балуешь его! Сейчас он съест лишнюю лепешку, а завтра будет объедать моего сына!
Я помню, как была напряжена моя мама. Ей требовалось железное терпение, чтобы не сказать все, что она думает о своей свекрови. Она молчала, так как боялась Ральфа. Перед их приходом он ей, грозя кулаком, велел вести себя хорошо. Я прекрасно знал, что будет, если она ослушается. Молчал и я. Что я мог сделать в столь юном возрасте? Когда Глен подарил мне игрушечную машинку и Кэтрин это увидела, я понял, что сделал он это зря. С тех пор он никогда не спорил со своей женой и спрашивал на все разрешение. Но я все еще надеялся, что может что-то я не так понял. Кэтрин перед тем, как сесть на диван, несколько раз отряхнула для себя место. Я сидел тогда и смотрел мультфильмы. Она мне велела немедленно переключить и уйти. Когда я ей сказал, что всегда в это время смотрю мультики, она повела себя очень странно. Сначала она стала гладить меня по голове, подозрительно улыбаясь, а потом схватила за ухо и больно дернула, столкнув с дивана.
- Быстро переключи! - сказала она слащавым голосом.
Я заплакал от того, как она меня дернула за ухо, а еще поцарапала своими накрашенными ногтями. Мама пришла и хотела уже заступиться за меня, но увидев Ральфа в дверях, прикусила язык и ушла вместе со мной в мою комнату. Там она обработала царапину и приложила мокрое, холодное полотенце к моему покрасневшему уху. Вместе мы не выходили до тех пор, пока Кэтрин и ее цепная собачка Глен не ушли. Это не самое лучшее знакомство я запомнил на всю жизнь. И когда в суде мне сообщили, что эти люди будут моими опекунами, я жалел, что тогда не сбросился с небоскреба. Потому что Кэтрин меня просто сожрет и не подавится. Даже мать моей покойной мамы так со мной не поступила, хотя она та еще мразь. Она скорее бы сдала меня в детдом, нежели взяла под опеку. Это я бы назвал актом милосердия. А Кэтрин явно решила взять меня не просто так. Я долго не мог понять, почему она согласилась меня опекать, пока не узнал чисто случайно, что мне, как сироте, положены некоторые льготы. Тогда-то я не знал, что она может быть настолько алчной. Ей хотелось сунуть в карман лишние несколько сотен долларов, а без меня, пришлось бы довольствоваться тем, что есть. Вот для чего я ей был нужен! В целом она создавала для окружающих людей хорошее впечатление, особенно в католической церкви, которую она часто посещает. Никто бы не подумал, что за ее улыбкой и приветливостью скрывается настоящая ведьма, которых в США раньше линчевали. О, я с таким удовольствием расскажу, как она любила издеваться надо мной! Потому что сила в правде! Но скажу сразу, чтобы потом не повторяться, Глен всегда молчал! Он был как тот священник из притчи о милосердном самаритянине, который увидев раненного и раздетого человека, прошел мимо и не помог ему. Милосердным самаритянином был для меня Джонни. Когда меня вручили по их опеку и я, вспомнив первую встречу с ними, хотел кричать: "ЗА ЧТО?" Короче, детство у меня испорчено окончательно! Я много расскажу! Много! Это будет долгий рассказ, так как такое я никогда не забуду.