Глава 34.
6 марта 2021 г. в 11:47
Дженнифер помнит этот момент с тортом, который Эдди упомянул. Она вместе со своим ныне покойным Джонни долго выбирали торт на день рождения Эдди. Торт был среднего размера с надписью "С днем рождения, Эдди. Зная, что никого у него нет, кроме нее и Джонни, они решили подарить ему сладкий подарок. Не думала она, что торт он даже в глаза не увидит и съест его Кэтрин с подружками. Дженнифер помнит, как была шокирована тем, что он не только не ел его, но даже не знал, что это было для него. Ей тогда (и сейчас) было очень жаль его. Но что она могла поделать? Кэтрин никого к нему не пускала и видеться с ним она могла только в школе. Дженнифер продолжила читать.
Я возвращаюсь к своей истории. Кэтрин, как я говорил, лишила меня счастья и простых радостей. Я не сильно переживал из-за этого, но вот то, что у меня не было времени заняться шитьем, больно било по моей душе. Мне нужно где-то зарабатывать деньги, а заработать я их мог только шитьем. К счастью, Кэтрин перестала меня запирать на ночь в моей комнате. Она часто мучилась бессонницей и на ночь пила снотворные, чтобы уснуть. Это было мне на руку. Перестала она и чем свет меня будить, так как никаких больше серьезных поручений у нее для меня не было. Это не означало, что она сделала вдруг для меня поблажку. Я делал другие мелкие поручения. Ночью я, когда она спала, тихо спускался в подвал и шил. Швейную машинку и материалы для шитья я тайком протащил, когда она заставила меня делать генеральную уборку. И вот ночами я шил в течение двух или трех часов. Но самым худшим временем для меня было именно лето. Как только наступало это время года, меня снова поднимали ни свет, ни заря. Теперь я должен был заниматься садоводством. Одно дело, когда ты делаешь это на территории своего дома, и совсем другое дело, когда тебя, словно раба, отдают в распоряжение совершенно незнакомых тебе людей. Я говорю о том, что Кэтрин стала заставлять меня пахать не только по ее поручениям, но и по поручениям ее обожаемых подруг-склочниц. За свои труды я ничего не получал: ни денег, ни еды, ни похвалы, ни слов благодарности. На этих старых мерзавок я был озлоблен, но молча сносил все. Деваться-то мне некуда было. Если им что-то не понравится, то об этом сию же минуту узнавала Кэтрин. Так что лето для меня было адом. Я завидовал тем, кто шел по улице и ел мороженное или пил холодную газировку. Как-то однажды, работая у одной из подруг Кэтрин, мимо шла Дженнифер. Увидев меня, усталого, голодного и потного, она не поленилась быстро сбегать и купить для меня холодной кока-колы. Боже, я был готов тогда ей руки целовать за это. Повезло, что никто нас не видел. Иначе за подобное тунеядство мне могло влететь. До дома я буквально полз, ужасно уставший. Повезло, что Кэтрин после этого меня не принуждала делать что-то еще. Она просто отправляла меня мыться, а потом велела сидеть в комнате. Я завидовал ребятам моего возраста. Они могли в свободное время гулять или отдыхать у озера. Мне это категорически запрещалось. Никакого свободного времени быть у меня не должно, иначе это "воспитает во мне гордыню и лень". Ну, так любила говорить Кэтрин. Она начала заставлять меня работать даже по воскресеньям и в божественные праздники. Зная, что я лютеранин, она не видела ничего грешного в том, чтобы заставлять "еретика" работать без выходных. Никто меня не жалел, кроме Дженнифер и Джонни. Они видели, как я мучаюсь от такого к себе обращения. Если так, то за такое ко мне обращение со стороны опекунов должна была нагрянуть соц.защита. Но я просил Джонни и Дженнифер не жаловаться в эту инстанцию. Я не знаю, как живут дети в приютах и детских домах, но знаю, что если бы я там продолжил шить, то всю одежду, что я сшил, отдавали бы детям или продавали, а деньги тратили бы на нужды сирот. Я очень люблю детей и даже сейчас, когда живу один без лишних хлопот и обид со стороны Кэтрин, захаживаю в детские дома и дарю детям сшитую мной одежду. Мне средства позволяют и почему бы мне не сделать такой скромный подарок для несчастных детишек, которые волей судьбы остались без мамы и папы. Я знаю, какого это - не иметь настоящую семью и не видеть в свои беззаботные детские годы никаких простых радостей. Я решил, что когда женюсь и стану отцом, то своих детей не дам в обиду, буду воспитывать их достойными людьми и они не будут ни в чем нуждаться. Я стану самым лучшим отцом и мои дети буду гордиться мной, а я буду гордиться ими.
Итак, три года рабской жизни под чутким надзором вечно ухмыляющейся Кэтрин и равнодушного Глена. Мне терпеть еще два года до моего восемнадцатилетия, хотя совершеннолетним я стану только в двадцать один. Но терпеть такое к себе жестокое обращение до двадцати одного года я точно не буду. Хватит! Мое терпение тоже не безграничное. Но я при этом был полон решимости переехать в Калифорнию. Все это время я шил ночами и продавал тайком от Кэтрин сшитую мной одежду. На свой страх и риск я прятал заработанные деньги дома. Конечно, было бы надежнее прятать их у Дженнифер, но я с такой загруженностью постоянно забывал передать ей деньги или просто не успевал. Знал бы я, что мне это потом больно аукнится, то среди ночи бы встал и, тайком выбравшись из дома, добежал бы до Дженнифер и быстро отдал ей деньги на хранение. Почему я вдруг об этом заговорил? Сейчас объясню. Как-то я возвращался из школы домой. Как раз закончился очередной учебный год и всех школьников отпустили на каникулы. Дома я застал Кэтрин и Глена в прекрасном настроении. Кэтрин и вовсе пела песенки, упаковывая вещи в чемодан. Но поскольку мне не разрешалось задавать вопросы (вопросы в доме задавала всегда Кэтрин, а я должен был молчать, чтобы не быть тщеславным и гордым), Кэтрин сама сказала причину своего превосходного настроения. Она и Глен уезжают на все лето в Европу. Для меня это было новостью! На все лето в Европу? Вряд ли она и ее подкаблучник получают такую пенсию, чтобы позволить себе трехмесячный тур по Европе. Им бы не хватило и льгот, которые мне, как сироте, полагались от государства. Так откуда у них деньги? А вот откуда - из коробки в моей комнате. Кэтрин забрала все до последнего цента. Все пятьдесят тысяч долларов. Вот почему она такая веселая! Она меня обворовала и считает это нормальным! Почему? Потому что когда я потребовал вернуть мне мои деньги, она мне сказала следующее: "Ты забываешься, молодой человек! Эти деньги - плата за мои заботы о тебе. Все, что ты заработаешь, будешь отдавать мне. И не вздумай прятать от меня деньги! Я их все равно найду". Когда я возразил ей и сказал то, что наболело, то получил от нее пощечину и упрек: "Ты так и не научился быть благодарным." Но на этом сюрпризы не кончились. Думая, что раз она и Глен уедут на все лето в Европу, я надеялся, что останусь на лето один в своем доме. Но оказалось, что государство предоставило мне поездку в летний лагерь. Странно, что до этого я такую привилегию не получал. Кэтрин сказала, что хотела меня на все лето к своей сестре Нэнси отправить работать на ферму, но она уехала к своему сыну в Нью-Йорк, и "проявила великодушие" ко мне, решив отправить в лагерь. Чтобы сделать мне больнее, она стала на моих глазах пересчитывать мои деньги со своей вечной самодовольной улыбкой. Как же я ее ненавидел тогда! Как же я хотел ее убить! Она воплощала в себе все, что я так ненавижу в женщинах: высокомерие, самовлюбленность, алчность, коварство и религиозный фанатизм. С последним я, может быть, и преувеличиваю, но в ней эти задатки наблюдаются. Все деньги, что я с таким трудом заработал, присвоила себе эта Калигула в бегудях. Вместе со своим подкаблучником они едут в Европу, можно сказать, за мой счет. Боже, а ведь я мог купить себе дом в Калифорнии. Мне нужно было всего лишь забрать половину, которую я оставил на хранение у Дженнифер. Возможно, мне снова придется все, что заработаю, прятать у нее.