Глава 36.
9 апреля 2021 г. в 18:38
Кэтрин, ограбив меня, уехала со своим мужем развлекаться в Европу, а меня сбагрила в летний детский лагерь. Ей не пришлось за меня платить, так как мне, как сироте, государство устроило поездку в лагерь бесплатно. Так что она бы ни за что не упрекнула меня за транжирство ее денег. Ведь на меня она не потратила ни цента. Если честно, то я ее иногда боялся. Мой страх перед ней был вызван тем, что я однажды узнал во время тяжкого труда у одной из ее подруг. Пока я вкалывал, как раб, Кэтрин со своей подружкой Мэри пили чай на веранде и смотрели на мои мучения, как на увлекательное зрелище. Разумеется, сначала они начали разговор с того, какой я плохой ребенок. Потом они плавно перешли к одной истории, которую я хорошо запомнил. Они заговорили о Сильвии Мэри Лайкенс*, бедной шестнадцатилетней девушке, которая умерла после долгих пыток и издевательств со стороны Гертруды Банишевски, ее детей и других соседских ребят. Все началось из-за банальной просрочки оплаты, то есть родители девушки на день позже прислали деньги на ее содержание. С тех пор все пошло и поехало. Ее били, унижали, оскорбляли, а потом опустились до пыток. Конечно, я знал, что дети по своей природе жестоки, но из разговора Кэтрин и Мэри, я не думал, что настолько. Еще больше меня поразила жестокость этой самой Гертруды. Когда они закончили свой разговор на столь жуткую тему, я посмотрел на Кэтрин. Она была абсолютно спокойной. Ее эта история никак не затронула, то есть ей ничуть не было жаль бедную девушку, которая не выдержала зверского к себе обращения и умерла. Как-то однажды во время очередной уборки мне попалась газета, где говорилось об этом вопиющем случае. Там была фотография самой Сильвии и ее главной мучительницы. Сильвия выглядела такой милой, добродушной девушкой, которую ждало счастливое будущее, если бы не ее опекунша. Я увидел фото этой самой "опекунши" и у меня невольно возникло чувство, что она и Кэтрин похожи друг на друга, в том плане, что у них одинаковый характер. Они обе получают удовольствие от причинения боли слабому. Только Гертруда привлекала своих и соседских детей, а Кэтрин - своих подруг. Конечно же, они меня не били, но зато унижали. Ее подружки, как оказалось, знают мою маму и из-за ее лютеранской веры испытывали к ней презрение. Тем более Кэтрин рассказала им, как я дерзил Мартину, отказавшись принять католицизм. Разумеется, эти старые склочницы, обожавшие своего пастыря, тоже не могли мне этого простить и наказывали не менее строго, чем Кэтрин. Они никогда не обращались ко мне по имени. Обычно они обращались ко мне "эй, ты". Как же я их ненавидел! Я мечтал поскорее вырасти, чтобы как гладиатор Спартак взбунтоваться против такого к себе обращения. Знаю, это звучит смешно и даже глупо. Но я был ребенком и мне хотелось сравнивать себя с кем-то великим. Одни пытались подражать знаменитым актерам боевиков, таких как Сильвестр Сталоне, Жан Клод Ван Дам, Арнольд Шварцнеггер или Чак Норрис, другие хотели быть как Джон Кеннеди, я же восхищался гладиатором Спартаком и его войной против рабства. Но я отвлекся. Как я говорил, я иногда побаивался Кэтрин. Мне казалось, что она скоро будет издеваться надо мной так же, как Гертруда над Сильвией и кончится все тем, что мое избитое бездыханное тело найдут в подвале.
Но Кэтрин меня сбагрила в детский лагерь. Для нее это был отдых от меня, а у меня отдых от нее. Не нужно было бы вставать до рассвета, чтобы выполнять тяжелые поручения, есть скудный завтрак из перловки и жареного хлеба, приходить домой после школы строго в указанное время. Одним словом - я получил свободу на время. Но если бы меня спросили, что я бы предпочел: вернуть честно заработанные деньги, что у меня отобрала Кэтрин, или отдых в лагере, то я бы выбрал первое. Лучше еще немного потерпеть, зато потом бежать куда глаза глядят без оглядки. Но меня никто не спрашивал, за меня все решили. Я оказался в детском лагере, как и многие другие ребята моего возраста. Но удивило меня то, что вместе со мной в лагерь отправилась Дженнифер. С ее богатым положением она должна была ехать отдыхать во Флориду или еще куда. Но оказалось, что она сама захотела поехать в этот лагерь. Причина - я. Она сама мне это сказала. Дженнифер бегала за мной, как собачка, вечно переживала за меня, пыталась как-то помочь. Я не высмеиваю ее эту привычку. Напротив, хочу сказать, что она была самым близким мне тогда человеком, кому я мог доверять. От нее я узнал, что Джонни хотел меня забрать к себе на все лето, но Кэтрин не разрешила. Если бы я узнал это раньше, то... Даже не знаю, что сказать. Но я готов был променять детский лагерь на отдых у Джонни. Я всегда мысленно обращался к нему: "Папа, родной мой". И он всегда смотрел на меня так ласково и добро, будто я был его родной сын. Да он и называл меня так - сынок. Я редко виделся с ним. Так что новость о том, что Кэтрин опять мне поломала жизнь, не позволив перебраться к Джонни, я воспринял с большой обидой. Настроение у меня было испорчено. До самого лагеря я ни с кем не говорил и мне хотелось побыть одному. Меня ничуть не интересовало, что будет в лагере. По приезду меня поселили с тремя парнями, которые, к счастью, оказались тихими. Майкл, Стивен и Бен были из параллельного класса и они предпочитали играть в настольные игры, лишь иногда играя в баскетбол или футбол, чтобы размяться. Ко мне они относились хорошо, но чаще просто игнорировали. Пару раз они приглашали меня присоединиться к их играм, но я всегда отказывался. Место здесь красивое, есть где погулять и чем заняться, но меня напрягало, что день разбит на время, а точнее все должно делаться по расписанию. Это невольно напоминало мне диктаторский режим бабки Кэтрин. Но по крайней мере тут не так строго. Про лагерь я могу тоже немало рассказать. Не скажу, что все было безупречно, но то лето оказалось для меня незабываемым в хорошем плане. Я обязательно об этом напишу. А пока мне нужно отдохнуть и постараться вспомнить побольше деталей из моего прошлого.
Примечания:
*Здесь упоминается реально существовавший случай о смерти Сильвии Лайкенс.