Антон опять опаздывает. Настолько, что приветливая девушка за стойкой администратора смотрит как-то укоризненно. Конечно, может, ему кажется, а может, она просто сучка. В раздевалке никого нет, и Антон с чистой совестью снимает джинсы, прыгая на одной ноге. Примерно так же он снимает оставшуюся одежду, буквально впрыгивая в спортивки.
— Здравствуйтепроститеможнозайти, — выпаливает он, застывая на пороге. Мигель обрывает свой рассказ на полуслове и тоже смотрит на него.
— Я уже думал, Арсений тебя исправил, опоздун, — со вздохом говорит он. — Топай на свое место и слушай внимательно.
Послушно кивнув, Шастун быстро идет к пустующему месту ближе к дверям, но не успевает даже повернуться к учителю, как со стороны Арсения раздается вежливый кашель. Мужчина выразительно смотрит на незанятый пятачок пространства рядом. При этом умудряясь выглядеть так, будто ему вообще плевать. Только внутри парня все равно визжит двенадцатилетка при мысли, что Арс его ждал и даже место занял.
Стараясь как можно тише пробираться к нему, Антон задевает локтем одну из девушек, рассыпается в извинениях, бренчит забытыми браслетами на весь зал и явно очень сильно раздражает Мигеля. Настолько, что тот молча наблюдает за передвижениями ученика и начинает говорить, только когда тот, наконец, становится на свое место.
— Все? Я могу продолжать?
— Ага, — глупо кивает Шастун и улыбается Арсению.
Ему улыбаются в ответ. Занятие продолжается, уже через полминуты все о нем забывают. Все, кроме мужчины, который легко касается своими прохладными пальцами тыльной стороны ладони парня, привлекая внимание.
— Здравствуй, Антон, — и теперь уже сам Шастун готов визжать от того, какой Арсений охуенный. Сегодня на нем футболка «No boyfriend no problem». Антону так смешно, но он старается держаться, понимая, что в следующий раз его просто выставят за дверь.
— Приветики, — манерно отвечает парень, и они снова улыбаются друг другу.
В этот раз большинство упражнений и движений получается делать хоть не с первого раза, но хотя бы со второго. Даже Мигель хвалит его в своей типичной манере, ехидно глядя на то, как Антон делает выверт, стараясь не запутаться в конечностях.
— Не так отвратительно, как обычно. Арсений, молодец, впрочем, как и всегда, — и идет дальше, к следующим ученикам.
И только Антон начал думать, что дела налаживаются, Мигель объявляет, что теперь они должны будут разучить основные танцевальные движения. Как оказалось, все, что они делали до этого, — простая разминка.
— В смысле, блять? — тихо, как он надеется, возмущается парень. — Я и так чуть ноги не поломал, а это что, самое простое?
Арсений сочувственно хлопает его по плечу — и это единственное приятное в этой ситуации.
За последний час занятия Антон успевает словить парочку инфарктов и, кажется, растянуть мышцы. Насчет последнего он не уверен, но сердечко всерьез сдает.
— Может, тебе к врачу сходить? — взволнованно спрашивает Арсений, глядя, как парень идет к раздевалкам, комично расставив ноги.
— Не, все хорошо, — машет рукой смущенный таким пристальным вниманием Антон. — До свадьбы заживет.
— Ну, если ты так говоришь, — несильно успокаивается мужчина. Скептически оглядывает парня, похожего на долговязого пингвина, почему-то на несколько секунд дольше задерживаясь на его шее. Антон, заметив это, мысленно одергивает себя от желания почесать кадык и просто старается игнорировать его. Наверняка он весь сейчас красный и потный, а мужчина удивляется, как кто-то вообще может так потеть.
Вода в душевой оказывается обжигающе холодной, потому что задумавшийся Шастун забывает подкрутить краник, и его с головы до ног окатывает ледяная волна. На что он предсказуемо выпрыгивает в проход, где стоит, угадайте, кто? Правильно.
— Ан-антон? — споткнувшись на его имени, спрашивает Арсений, вдруг неожиданно заинтересовавшийся потолком.
— Ой, блять, сука, пиздец, — не переставая ругаться, парень аккуратно протягивает руку и, терпеливо снося холодные брызги, выключает воду. — Что за жизнь нахуй?
— Согласен, — раздается из соседней кабинки.
Арсения он окончательно замечает только когда выключает воду. А еще замечает, что стоит полностью голый и ну, он взрослый мужик и ничего такого, как бы такое.
— Я это… Пойду. Ага, — и, совершив резкий оборот вокруг своей оси, Арсений почти выбегает из душевой, забавно шлепая розовыми сланцами.
С красными горящими ушами Шастун возвращается в душ, не понимая, чего стоит стесняться больше — того, что он быдло, или что засветил все, что только можно было. Решив, что стесняться стоит и первого, и второго, а еще, вспомнив, как с него сняли штаны (сука Макар, шутник ебучий) перед всей школой в седьмом классе, Антон совсем закопался в себе. Отмывшись, он закутывается в полотенце, стараясь прикрыть все, что только можно. Получается только пах и кусок ног, Шастун расстраивается еще больше.
Когда он заходит в раздевалку, Арсения там все еще нет. Зато куча других мужчин, которые явно не особо стесняются своей наготы, и Антону удается быстро переодеться, а потом и вовсе выскочить на улицу. Заняв привычное место около урны на входе, Шастун вытягивает из недр своих карманов пачку сигарет, разочарованно отмечая, что осталось только две. Даже несмотря на смущение, Антон решает дождаться Арсения и поболтать с ним еще чуть-чуть.
— Иу, — совершенно по-девчачьи восклицает мужчина, размахивая ладонью перед собой. Антон тушит уже вторую сигарету, напоследок глубоко затянувшись. — Сигаретный дым так неприя… Фу, Антон!
Довольный Шастун смотрит, как мужчина смахивает с себя только что выдохнутый прямо на него дым, и почему-то не может не улыбнуться. Арсений тоже улыбается, пусть и пытается делать вид, что зол.
— Я снова убедился, что вы, Антон, абсолютный негодяй, — и, намеренно топая, идет вперед. Шастун, смеясь, идет следом.
— А вы, Арсений-как-вас-там-по-батюшке, граф.
— Сергеевич.
— Андреевич, — и они обмениваются рукопожатиями.
Дорога до метро занимает от силы пятнадцать минут, но они идут специально медленно, так что растягивают их на все двадцать. На улице уже стемнело и похолодало, так что Арсений мерзляво кутается в свою тонкую модную куртку с вышитыми на ней черепами, раскрашенными на мексиканский манер. Выглядит он в ней, конечно, замечательно и очень холодно. Поэтому без какой-либо задней мысли, Шастун протягивает руку и легко растирает его совершенно замерзшие ладони, совсем не романтично и чуточку больно. Им для этого приходится остановиться, и оба почему-то молчат. Закончив со второй, Антон немного хмуро смотрит на мужчину, не выпуская еще из рук потеплевшую ладонь, и спрашивает:
— Так лучше? — полувопросительная интонация.
— Лучше, — медленно моргая, словно под гипнозом, отвечает Арсений. — А что, куртку свою погреться не одолжишь? Жалко?
— Нет, она мне и самому нужна, — спокойно отвечает Антон и лезет в сумку, где, помимо спортивной формы, запихана куча ненужного хлама. — А вот шарф не жалко.
И закутывает бледную с россыпью родинок шею в темно-синий шарф. Откуда он там, Шастун даже близко не подозревает, но зато вон как пригодился.
— Понимаю, конец апреля, но не май месяц же на дворе, — и идет дальше, как ни в чем не бывало.
Арсений, пусть и с запозданием, следует за ним. Дальше они по большей части молчат, только Антон смешно шутит про странный плакат одной из кинопремьер, а Арсений совсем несмешно, зато очень красиво, смеется. Смеется и кутается в шарф, пряча в нем покрасневший нос, а глаза все равно улыбаются.
— До встречи, — уже у метро говорит Арсений, протягивает руку.
— Да, — парень улыбается себе под нос отвратительно счастливо, пожимая протянутую ладонь. — До встречи.
Они расходятся в разные стороны, на разные станции. Только заходя в пустую холодную квартиру, Антон вспоминает, что забыл забрать шарф. И сразу как-то теплее становится.
Из офиса Шастун выходит ночью, в половине двенадцатого. От безумных часов, проведенных за компьютером, чудовищно болит шея и спина, а голова трещит по швам, как плохо заштопанный пиджак. Как-то раз он порвал такой, слишком резко потянувшись обеими руками за летящим мячом, но то было в школе, а больно сейчас. Стоически отказавшись от идеи прогуляться до аптеки, Антон как можно быстрее идет к метро, пренебрегая даже наушниками. Любые звуки приносят боль, а совсем недавно скачанный и уже любимый альбом пилотов не улучшит его состояния.
Вагон абсолютно пустой, если не считать парочку в дальнем углу. Антон их игнорирует, падая на сидение, и погружается в мысли о душе и теплой постели. Наверное, именно поэтому он пропускает момент, когда перешептывания перетекают в откровенную ругань и крики.
— Убери руки! — визжит девушка и делает шаг назад, неловко пошатываясь на высоких каблуках. Но парень не позволяет уйти далеко, хватает ее за руку и дергает на себя так, что она буквально падает в его руки. — Нет, нет! Отпусти меня!
— Еще чего, — фыркает он, сжимая ее сильнее, девушка слабо вскрикивает. — Я что, зря тебя весь вечер обхаживал?
— Нет, пожалуйста, — уже тише, совсем слабо просит она, в ужасе глядя на него.
— Не ломайся, как целочка, — уже более грубо, агрессивно говорит он. — По тебе же видно, что ты тоже меня хочешь.
Вагон останавливается, но люди больше не заходят. Никого вокруг, кто мог бы ей помочь. Никого, кроме Шастуна.
Антон встает необычайно легко, головная боль отходит на дальний план, и он мысленно радуется, что надел кольца потяжелее. Идет сначала медленно, а потом все быстрее, успевая перехватить замахнувшуюся было руку, так что мужчина вздрагивает и поднимает на него взгляд. Роста в нем не сказать чтобы много — Шастуну по плечи.
— Она же сказала, — медленно, едва ли не по слогам, произносит парень. — Руки убери.
— Ты кто еще такой, блять? — рычит мужчина, пытаясь выдернуть руку. Но безуспешно, у него хватка не слабая. — Съебался живо, сука.
— А за суку ответишь, — и бьет прямо в лицо. Не так, чтобы сломать челюсть, но больно. Настолько, что девушку мужчина все-таки выпускает, и та живо бросается куда-то за спину своего защитника.
Ответный удар, к сожалению, не заставляет себя ждать. Приходится на челюсть, по касательной. Так что Антон знает, на утро там будет синяк. Не успевает парень отреагировать, как мужчина использует запрещенный прием — бьет в кадык, Антон отшатывается, держась за горло и жестко кашляя. Времени на то, чтобы прийти в себя особо нет, и именно поэтому он не успевает как-то отбиться от четкого удара в глаз.
Чувствуя, что лежит на полу вагона, Антон с жалостью думает о запачканной куртке, когда удары, которые он едва-едва закрывал руками, иногда давая сдачи, прекращаются. Мужчина кричит, Антон чувствует, как он падает рядом, слезая с его живота.
— Так тебе, падла, — шипит девушка, а потом ее тонкие и слабенькие ручки помогают Шастуну подняться. — Вставай, пожалуйста, пойдем.
На ноги встать получается, Антона даже не сильно шатает. Как раз вовремя открываются двери, и они вместе с девушкой выпрыгивают из вагона, не забыв захватить его сумку. К счастью, поезд отъезжает, как раз когда мужчина приходит в себя и пытается встать.
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спрашивает девушка, мягко держа его за руку. Антон слегка пошатывается, но теперь он припоминает, что успел ответить парой ударов, и становится как-то полегче. — Ой, бедненький.
— Да нормально все, — отмахивается парень, но получается как-то жалко.
— Спасибо тебе большое, — продолжает говорить девушка, слишком быстро и резко, видимо, из-за нервов. — Если бы не ты… Не знаю, что бы было.
Не опухшим глазом Шастун видит, что в ее глазах слезы, а в руке газовый баллончик.
— Ты тоже молодец, хорошо так его, — пытаясь выдавить из себя улыбку, говорит парень. Она быстро ему улыбается, а потом слезы начинают катиться по щекам, ее заметно трясет. Не зная, что делать, Антон обнимает тонкие плечи, притягивая к себе, а девушка крепко цепляется в ответ, прячет лицо у него на груди. Они стоят так, наверное, пару минут, а потом она отстраняется и пытается стереть с лица размазанную тушь и слезы, нервно улыбаясь.
— Спасибо тебе, правда, я не думала… Что такие хорошие люди еще есть, — дрожащим, но уже успокаивающимся голосом говорит она. — Меня Аня, кстати, зовут.
— Антон, — кивает парень.
— Рада… Очень рада познакомиться, — уже более уверенно улыбается она. — Пусть и при таких обстоятельствах.
Когда они снова заходят в вагон, то садятся рядом. Оказывается, остановка девушки прямо перед его.
— Ты точно в порядке? — уточняет Антон, слегка касаясь ее плеча. — Может, тебя проводить?
— Нет, не надо, я совсем рядом живу, — с улыбкой говорит она. — Ты и так мне помог.
— Тогда будь осторожна, ладно?
— Обязательно, — кивает девушка, а потом, привстав на носочки, неловко целует его в щеку. Неловко, потому что получается не в щеку, а в синяк на челюсти, но Шастун держится и даже не морщится. — Пока.
Оставшуюся дорогу парень давит в себе желание вернуться и проверить, точно ли она добралась до дома и все ли в порядке, но уже на подходе к подъезду, задавить переживания получается. Теперь он, скорее, переживает о своем лице, которое, наверное, уже распухло, а синяки налились кровью.
Зеркало показывает весь масштаб нанесенного ущерба, и он меньше, чем казался. Подбитый глаз, большой синяк на полчелюсти и еще несколько поменьше, так — пустяки. Ну, губа еще разбита, а на скуле небольшая царапина, но это так — мелочи жизни. В остальном же Шастун в полном порядке, даже ничего почти не болит. Только ребра чуть-чуть и ударенная в процессе падения голова. Голове вообще больше всего досталось. Но все это точно стоит помощи той, кто в этом нуждался.
Наконец, приняв долгожданный душ и переодевшись в свежую пижаму (то есть трусы и майку), Шастун быстро шмыгает под одеяло, спасаясь от вечных сквозняков. С тех пор, как неделю назад отключили отопление, дом все никак не может прогреться.
Час ночи, а Антон почему-то вдруг думает об Арсении. Вопреки своим ожиданиям, с понедельничной тренировки он о нем почти не думал. Списывались пару раз, а в остальное время Шастун был слишком занят работой, так что времени на душевные терзания совсем не оставалось. Сегодня он не то что об Арсе, о еде думать забывал. Но сейчас неожиданно сильно захотелось, чтобы кровать была не такой холодной и пустой. Захотелось греться не о давно сломанный электрический нагреватель, способный разве что слегка отогреть ладони, а о человека. Живого, теплого, конкретного родинкового человека.
С мыслями об Арсении он засыпает, и снятся ему вечно прохладные руки.
Утром, разглядывая свое потрепанное лицо в зеркало, Антон пробует придумать отмазки. На ум почему-то идет только самое глупое «упал прямо на чужой кулак, представляете?». Виталий Евграфович его на раз-два раскусит, еще и от проекта может отстранить. А Шастун с ним два месяца ебался и сейчас, когда осталось только представить результат клиентам, отступать не намерен. Все это, вкупе с болью и внезапно накатившей усталостью, делают парня раздражительным и злым. Именно поэтому на веселое Иркино «Приветули» он едва не гавкает.
— Слушаю, — хмуро отвечает он, стараясь быстрее добраться до метро. Пробки уже, наверное, ужасные.
— Какие мы противные, — все еще весело фыркает она, но потом, уже спокойнее, спрашивает. — Все хорошо, Антоша?
— Все просто замечательно, — едва не рычит Антон, стараясь не кричать. Девушка ведь ни в чем не виновата. — Просто опиздохуительно.
— Понятно, — вздыхает она. — А у меня новости хорошие. Нанимателю понравился мой стиль. Он предложил мне работу.
Что в этом хорошего, Шастун не понимает. По крайней мере, для него тут ничегошеньки хорошего.
— Правда много формальностей — то же гражданство, например, но зато оклад ого-го какой, — воодушевленно продолжает она. Видимо, решив, что его поведение — обычная раздражительность по утрам. — И квартиру пообещали предоставить.
— Рад за тебя, — совершенно убитым голосом говорит он, но потом пытается исправиться. Как-то взбодриться, ведь его подруга делится важными вещами, а он только может, что думать, как в Москве будет без нее. — Не удивлен, ты очень хороша. Они получили прекрасного специалиста.
Пауза неожиданно затягивается, и Антон очень жалеет, что не может посмотреть ей в глаза. Он останавливается около входа на станцию и прикуривает уже пятую, наверное, сигарету за день.
— Ты не звучишь радостно, — наконец, говорит она, и голос у нее расстроенный. — Что-то случилось, Тош, ты должен мне рассказать.
— Я правда рад за тебя, Ир, это отличная возможность, — он давит пальцами на веки, стараясь отогнать головную боль. — Просто это очень неожиданно, понимаешь?
— Для меня тоже неожиданно, поэтому я и рассказываю это тебе, — немного растерянно отвечает девушка. — Мы же друзья, а это такой шаг…
— Давай я позвоню тебе вечером, ладно? Поверь, я безумно за тебя счастлив, и ты тоже заслуживаешь всего, что захочешь, но сейчас… Сейчас я не могу говорить, — глядя, как тлеет сигарета, Антон впервые за долгое время задумывается о прогуле. — Ты должна согласиться, если еще нет.
Молчание.
— Я позвоню вечером, — снова повторяет он, делая последнюю затяжку. — Тогда и обсудим все, ладно?
— Ладно, — голос звучит очень тихо. — До вечера?
— До вечера, — и сбрасывает трубку, со злостью швыряя окурок в урну.
Блядские четверги. Ничего хорошего в них не бывает. Еще и занятие вечером. Чертовы танцы, какого черта он согласился?
Потому что ты не мог ей отказать, подсказывает внутренний голос. Точно. Вот что он должен сделать — отдать Ире деньги за занятия, ей они точно понадобятся, и больше ни разу не появляться в этих стенах. Все равно у него ни черта не получается, а работы и без дополнительных нагрузок много. С самого начала надо было бросить эту затею.
Как он и ожидал, его появление наводит шороху на работе. Девушки ахают и по очереди спрашивают, как это так, не больно ли ему и не стал ли он теперь бандитом. Антонина Павловна даже вручает ему мазь от синяков, а потом тихо интересуется, не обижает ли его кто.
— Ты такой хороший мальчик, Тошенька, — говорит женщина, мягко поглаживая его по руке. — Такого мальчика легко обидеть, интеллигентного и доброго.
Едва сдерживая зубной скрежет, Антон аккуратно отодвигает ее руку. Женщина крошечная даже по меркам обычных людей, а для него она вовсе даже человеком не кажется.
— Нет, Антонина Павловна, меня никто не обижает, — терпеливо отвечает он. — Я могу себя защитить, не беспокойтесь.
Явно не поверив ему, она уходит, сокрушенно качая головой. Парень провожает ее нечитаемым взглядом, молча разворачивается к своему столу и натыкается на Виталия Евграфовича. Мужчина красноречиво указывает на свой кабинет. Приходится идти.
— Антон, это неприемлемо, — сразу говорит он. — Нам завтра клиенту проект показывать, а ты дерешься тут…
— Как завтра? — слишком громко восклицает Шастун, от удивления даже встав с кресла. Начальник одаривает его таким взглядом, что парень быстро садится обратно. — Через неделю же.
— Планы поменялись. Теперь завтра, — кивает для уверенности он.
— Но… Я же…
— Я и сам узнал только вчера вечером, но теперь ничего не изменишь, — с явной усталостью в голосе говорит мужчина. — И ты должен был сам представить его как главный дизайнер, но теперь это невозможно. Не в таком виде.
От удивления Шастун и слова не произносит, что Виталий Евграфович толкует на свой лад.
— Ну, не расстраивайся так сильно, — явно смягчившись, говорит он. — Скажи лучше спасибо, что я тебе выговор не пишу, а только от проекта отстраняю.
— В смысле отстраняете? Вы не можете, я его сам весь, от начала и до конца…
— Теперь его ведет Юля.
— Юля — дура, — тут же уверенно заявляет Шастун. — Она растр от вектора не отличит, Виталий Евграфович, при всем уважении, но никто не сможет представить его так, как я.
— Шастун, я все сказал, — жестко говорит мужчина. — Можешь быть свободен.
Не до конца веря, что произошло, Антон встает и просто пялится на начальника. Одну, две минуты…
— Антон! Я по-хорошему прошу тебя…
— А не пойти ли вам нахуй, Виталий Евграфович? — спокойно спрашивает Шастун и выходит.
Игнорируя доносящиеся ему вслед крики начальника, он подходит к своему столу, хватает сумку и идет на выход.
— И чтобы глаза мои тебя не видели! — последнее, что он слышит, пока не закрывается лифт.
Уже позже, дома, где он проводит день в приятной компании водки «Столичной», ему приходит смс-ка. От одного из рекламщиков, с которым он неплохо общается. Лаконичный текст сообщает ему, что увольнять его никто не собирается, но до понедельника ему лучше не появляться. Хоть что-то.
Закусывая водку сухим хлебом, потому что ничего другого в его квартире нет, Антон себя не жалеет. А что себя жалеть? Но все равно грустно. От проекта отстранили, подруга собирается уехать в другую страну и забыть его, а из друзей под рукой только горшок из-под мертвого фикуса. Тревожить Позова Шастун не стал — у него и так своих проблем много, еще не хватало за друга-еблана переживать.
Примерно с такими неприятными мыслями он и засыпает прямо за столом, уложив голову на руки. Будит его неожиданно сообщение.
— Твою же мать, — еще толком не протрезвев, ворчит Шастун, потирая щеку. Экран смартфона оповещает его, что сейчас одиннадцать часов, а значит, Ирке звонить поздно. Какая у Москвы с Ереваном разница во времени?
Немного проснувшись, Шастун, наконец, открывает сообщение. Их не одно, а целых два, и еще один пропущенный звонок.
От: Арс
23:17
Привет. Тебя сегодня не было на тренировке. Я немного волнуюсь, надеюсь, что ты в порядке. Ответь, как сможешь.
И снова эти точки, запятые… Зачем это все? Ой, второе.
От: Ирка
21:08
не позвонил ты нихрена. Не знаю, что у тебя случилось, но я не экстрасенс, чтобы понять. Позвони
Антон, конечно, звонит.
