Арс, я тебя сейчас поцелую

— Алло? — Привет, — немного запинаясь, здоровается Антон. В комнате темно, только слабый свет фонаря подсвечивает чашку и покусанную булку. Чашка эта — подарок на двадцать третье февраля от всех девочек, еще со второго курса. Зеленая с красиво написанным печатным шрифтом «Антон». Несмотря на многочисленные переезды, это одна из немногих вещей, которые он оберегает. Ностальгия, наверное. — Прости, что поздно, но та-ак получилось. — Где ты? Ты в порядке? — Да, я… Не совсем, — со вздохом признается Шастун. — Антон, что слу… — Я дома, — решает начать с более простого. — Это хорошо. Антон кивает, бездумно разглядывая потрескавшуюся штукатурку. Очень хочется курить, но не нарушать придуманное им же правило не курить в квартире хочется больше. — Ты расскажешь, что случилось? Тебя не было на занятии, — с плохо скрываемым беспокойством спрашивает мужчина. Они впервые разговаривают по телефону, и Антон невольно задумывается, как у Арса получается всегда выглядеть и звучать прекрасно. — Да так, — машет рукой парень, откидываясь на спинку стула. — Вчера подрался. Решил не пугать всех своей побитой мордой. — Ты что сделал?! — Подрался, Арс, боже мой, — фыркает Шастун, щупая уже не такой опухший глаз. Могло быть хуже. — Такое бывает, знаешь. В трубке чужое дыхание. Антону кажется, что он чувствует его на своей коже. — Это все? У тебя пьяный голос, Антон, пожалуйста, — его голос чуть срывается, становится высоким. — Что-то еще, правда? Что-то еще произошло. Пожалуйста, расскажи мне. Ты случился, хочет сказать Шастун. Но это неправда, он пьет вовсе не из-за неразделенной любви и прочей хуйни для подростков. Он пьет, потому что в итоге не может контролировать ничего. Все, что есть хорошего в его жизни, может исчезнуть за секунды. Делал проект два месяца, всю душу в него вложил? Ха, отдадим его какой-то профурсетке, кому нужен твой талант. Лучшая подруга уезжает в другую страну, а ты должен ей мило улыбаться и удачи желать, а сам внутри от одиночества загибаться. Потому что никому ты нахуй не нужен. Слишком много говна для одного дня. — Кажется, меня уволили. Точнее… Я послал начальника нахуй. За такое увольняют? Наверное, — делает глоток обжигающей жидкости, шипит едва слышно, не закусывая. — Но в остальном я в порядке. Никаких проблем. Шастун ждет, что Арсений бросит трубку. Он сам бы, наверное, так и поступил. Но мужчина — нет, когда он заговаривает, его голос звучит мягко и внимательно. Антон не знает, что значит внимательный голос, но это точно он. — Антош, — тихо заговаривает мужчина. — Почему ты пьешь один? Потому что всем похуй на меня, подкидывает пьяное сознание. Шастун от него просто отмахивается, прекрасно понимая, что все не так плохо, он просто драматизирует. Но сейчас поздняя ночь, а ему так грустно. — Потому что я один. Какое-то время Арсений молчит, и Антон пугается, думая, что тот таки бросил трубку. Но спустя почти минуту раздается сдавленная ругань, и что-то падает. — А-арс? — Диктуй адрес. Кладя телефон на стол (получается только со второго раза), Антон в очередной раз задумывается, точно ли не он сам выдумал Арсения. Слишком уж идеальный. Слишком красивый и добрый. Интересно, а какая футболка у него была сегодня? Кажется, Антон успевает задремать, от стука в дверь он вздрагивает и чуть не наворачивается со стула. Аккуратно поднявшись на ноги, он, слегка пошатываясь, бредет в прихожую. Открывает дверь, не глядя, и едва не слепнет от яркого света подъезда. В этом безжизненном белом свечении Арсений кажется еще бледнее, чем обычно, а глаза, наоборот, ярче. Шастун никогда в жизни таких глаз не видел. — Привет, — хмуро говорит мужчина, но при взгляде на него смягчается и даже чуть улыбается. Только улыбка у него нервная и болезненная как будто. — Приветики? — неловко отвечает Антон, отходя в сторону, чтобы он мог зайти. Арсений фыркает едва слышно, становится рядом и внимательно следит, как парень закрывает дверь. — Может, включишь свет? Совсем ничего не видно, — просит он, и у Антона уходит несколько секунд на поиск выключателя. В конце концов, они садятся на кухне. Шастун открывает форточку, ему вдруг кажется, что в комнате воняет. Да и вообще, как-то неловко: в квартире бардак. Посуда, вон, не помытая, пыль на подоконнике, а что в спальне происходит — и представить страшно. За последние дни он весь был занят работой, так что даже разбросанные по привычке носки в корзину не убирал. — Будешь чай? Или, может, кофе? — взяв вторую чашку в руки, спрашивает парень, растерянно оглядывая свою кухню. — Кофе, если можно, — не отводя от него глаз, отвечает мужчина. Кивнув, Антон приступает к приготовлению «правильного» сваренного кофе, не замечая того, с каким удивлением Арсений за ним наблюдает. Заливает хороший кофе, привезенный Позовым с недавней семейной поездки в Прагу, в турке холодной, почти ледяной водой. Она у него всегда стоит в холодильнике, отстоянная. — Тебе с сахаром? — Без, — отзывается он, только когда Шастун поворачивается к нему, вопросительно вскинув брови. Антон снова кивает и продолжает, тихо напевая себе под нос. Привычное действие занимает его, вводит в почти медитативное состояние. Арс сидит, на удивление, тихо и ничего не говорит. Только смотрит, как вовсе не маленький парень ловко умещается в крохотной кухоньке. По Антону (и полупустой бутылке) видно, что он пьян, но двигается он уверенно, твердо. Только стоит, чуть пошатываясь, так что Арсений слегка напрягается, готовый в любой момент его ловить. В огромных растянутых штанах и старой потертой футболке, открывающей хороший вид на шею и первые позвонки, болезненно натягивающие кожу, когда Шастун наклоняется. Голые, без всех, кроме одного, колец и браслетов, руки, широкие с длинными пальцами. У Антона кулак в полтора раза больше его, хотя между ними не такая большая разница в росте. Просто весь парень такой, с широкой спиной и длиннющими ногами, заметными морщинами вокруг глаз от частых улыбок и вечно растрепанными волосами. Арс едва сдерживает желание провести по ним — проверить, жесткие они или мягкие. Вместо этого он снова соскакивает на руки и с удивлением понимает, что кольцо, надетое им сейчас, Антон еще ни разу не снимал. Мужчина не помнит, был ли он с ним в душе, но даже на тренировке он всегда с ним. Когда Антон ставит перед ним чашку с ароматным напитком и сам садится рядом, Арсений указывает на руку и, наконец, спрашивает. — Ты его никогда не снимаешь. Оно что-то значит для тебя? — разглядывая изящное, так сильно отличающееся от других колец (Арсений не признается, но он уже успел их все рассмотреть и запомнить), начинает он. Кольцо серебристое, словно согнутый в круг прутик с слегка торчащими концами. Оно маленькое, так что Антону приходится носить его на мизинце. — А, это, — Шастун опускает взгляд на свою руку и невольно улыбается. — Да, оно… Оно не мое. Это кольцо Иры, она отдала мне его. Еще когда мы только закончили универ, я собирался вернуться в Воронеж. Мы ж с ней с первого курса подружились, представляешь? Не сразу, конечно, она себя как сучка вела в начале, но потом… Потом мы подружились, и когда я собрался уехать в Воронеж, домой, она его мне отдала. Сказала, на память. Чтобы не забывал. Парень неожиданно замолкает, уставившись прямо перед собой. Он бледный, от чего синяки кажутся еще темнее, чем есть. И неожиданно выглядит младше, чем он есть, но Арсений вообще не уверен, сколько парню лет. Может, ему какие-нибудь двадцать два, а может, и под тридцать. По нему вообще не поймешь. Молчание затягивается, и Арсений, решившись, протягивает руку, кладет поверх широкой ладони. — Антош, расскажи мне, пожалуйста, что случилось, — просит мужчина, большим пальцем легонько гладя покрасневшую кожу на сбитых костяшках. — Почему ты подрался и с кем? И Антон ему рассказывает, неожиданно даже для самого себя. И про случай в метро, и про начальника, который пусть хороший мужик, но поступил как мудак. Говорит сухо, будто рассказывая историю, произошедшую с кем-то другим, не с ним. Но Арсений слушает внимательно, а руки у него пусть прохладные, но такие приятные, так что спустя какое-то время Шастун чувствует себя не таким несчастным, как ему казалось. — И главное, я в этот проект душу вложил, понимаешь, — эмоционально говорит он, машет рукой, так что едва не сносит бутылку. Арсений предусмотрительно убирает ее подальше. — Столько времени и сил, а он этой сучке Юле отдал. Ну ладно, может, она не сучка, но в дизайне ничего не понимает. А я там каждый пиксель, каждый код знаю, сам же делал. — Пусть она и будет его представлять, но он твой, — убежденно произносит Арсений, сильнее сжав руку. — И ничего этого не изменит. Никакие бумажки. Антон смотрит на него, уверенного и серьезного, и впервые так сильно чувствует желание коснуться этих родинок. В любой другой ситуации он бы сдержался, но водка и усталость играют с ним плохую шутку. Парень протягивает руку медленно, словно приближаясь к дикому зверю, и накрывает указательным пальцем крупную родинку на скуле, а средним — другую, поменьше, совсем рядом. Арсений замолкает на полуслове и просто смотрит на него, такого сосредоточенного, не зная, что делать. Решив ничего не предпринимать, он прикрывает глаза и поворачивает лицо так, чтобы парню было удобнее прикасаться к нему. — Давно хотел это сделать, — тихо говорит Шастун, уже обеими руками трогая его родинки, а потом и вовсе легко проводит по пушистым ресницам, гладит пушистую бровь. Это так занимательно, а лицо Арса безумно приятное. Такое хочется трогать и трогать. — Анто-он, — тянет мужчина и видение разбивается. Слишком резко дернувшись, Антон отстраняется от него, садится прямо и смотрит куда-то в стенку, лишь бы не на него. Ему неловко и чуточку стыдно, но еще и безумно приятно, кончики пальцев до сих пор щекотно покалывает от тепла, а уши, наверное, по цвету сочетаются с ярко-красной чашкой Арсения. Разочарованно вздохнув, мужчина открывает глаза, и пару секунд просто смотрит на стремительно краснеющего Антона, и тихо смеется. Не проходит и минуты, как они оба ржут в голос, так что соседи начинают стучать по батареям. — Ой, как некрасиво, — не в силах сдерживаться, выдавливает актер. Это вызывает новый смешок у парня, и они просто улыбаются друг другу, глядя прямо в глаза. Впервые за все время, что он здесь, Антон больше не кажется несчастным. — Еще кофе? — Да, спасибо. К тому моменту, как стрелка часов переваливает за два часа, а Антон начинает безбожно зевать, они успевают обсудить и то, какой же начальник Шастуна говнюк, и то, почему Арсений решил пойти на актера. — Просто на втором курсе я вдруг понял, что менеджер из меня, мягко говоря, хреновый, — с улыбкой говорит он и показывает на себя руками, мол, ну какой менеджер. Антон полностью согласен, Арсений даже в простой черной футболке и обычных джинсах похож на кинозвезду, а не на менеджера. — А я еще с детства любил разыгрывать сценки, представлять себя разными персонажами. Как-то раз еще до школы подговорил друга, и мы с ним вдвоем попытались ограбить ларек в маминых чулках. Досталось мне и за чулки, и за неудачное ограбление. Глядя, как искренне парень смеется над этой старой историей, мужчина и сам начинал улыбаться. Что-то в Антоне было такое, что заставляло его чувствовать себя лучше, чем есть на самом деле. — А ты почему пошел на рекламщика? — Если честно, я не был уверен, чего хочу. Это потом уже понял, но тогда пошел туда, куда смог поступить. Выбор в итоге стоял между экономом, предложенным отцом, и рекламой, которую посоветовала сестра, — задумавшись, он перевел взгляд на свои руки, вертя в руках кольцо. — А потом как-то само закрутилось — и вот он я, графический дизайнер. Это Ира всегда знала, чего хочет, и в итоге сделала неплохие успехи в этом. — Вы с ней довольно близки? — Когда-то я думал, что влюблен в нее, — фыркает Антон. Сейчас эта мысль кажется очень глупой, но тогда он действительно так думал. Кто знает, что было бы, решись он предпринять хоть какие-то попытки. — Но да, сейчас мы хорошие друзья. Она и Поз единственные мои друзья в этом городе. То есть теперь только Поз. — М-м? Почему? — делая глоток остывшего кофе, интересуется мужчина. Он не столько видит, сколько чувствует, как настроение парня снова падает. — Она позвонила мне сегодня и сообщила, что собирается переехать на работу в Ереван, — со вздохом признается Антон. — Если честно… Я не хочу, чтобы она уезжала. — Это грустно, когда друзья разъезжаются, но вы все равно сможете общаться. — Да, но… Я понимаю, что это безумно эгоистично, но я бы хотел, чтобы она осталась, — хмурясь, говорит он. — Не бросала меня. Но и сказать этого не могу, потому что это отличный шанс и она заслуживает, правда заслуживает, всего, что хочет. Вообще всего. Арсений понимающе кивает и придвигается немного ближе, отмечая про себя, что Антон полностью протрезвел. — Я обещал ей вечером позвонить. — И не позвонил, — тихо произносит мужчина, когда молчание затягивается. — Нет, хотя обещал, — явно стыдясь, говорит он. — Не позвонил, потому что знаю, что не сдержусь и попрошу остаться. А она — я ее знаю — останется, и мы оба будем меня ненавидеть. Грусть возвращается, но не так сильно, как раньше. Наверное, потому, что рядом сидит теплый и внимательный Арсений, а в теплоту его глаз хочется закутаться, как в плед. — Прости, что ебу тебе мозги всем этим бредом, — вздыхает Антон. — Тем более поздно ночью, нахуй тебе это вообще надо. — Эй, Шаст, — пихнув его в плечо, громко произносит Арсений, перебивая начавшего грузиться парня. — Мне не плевать, ясно? Так что это вовсе не бред. То, с какой уверенностью он это произносит, заставляет Антона взглянуть на мужчину иначе. Если до этого вечера ему он нравился как внешне привлекательный, обаятельный мужчина, то теперь Шастун понимает, насколько Арсений замечательный человек. А еще добрый, потому что только добрый и заботливый человек будет сидеть в два часа ночи на кухне с едва знакомым парнем и обсуждать его проблемы. — Спасибо тебе большое, Арс, — искренне говорит парень, чувствуя волну симпатии, поднимающуюся в груди. Арсений смотрит на него, положив голову на сложенные на столе руки, и улыбается. Глаза у него в этом неверном свете блестят, сияют изнутри, и Антон взгляд отвести не может, так красиво. Он уже честно заебался восхищаться, но перестать не может. Улыбка у мужчины ласковая настолько, что это смущает. Не улыбнуться в ответ невозможно. — Я пойду. Ты уже зеваешь, — с мягким смешком говорит мужчина, нехотя поднимаясь. — На ночь глядя? — снова уставившись на часы (неработающие, так что это бессмысленно) восклицает Антон. — Не пущу. — Ой, да что там, всего… Два сорок три. Подумаешь, — машет рукой мужчина, но ехать куда-то не хочется совсем. А еще уходить от этого уютного человека из совсем неуютной квартиры, но этого Арс точно не скажет. Антон упрямо качает головой и тянет его за собой в спальню-гостиную. — Никаких возражений, Арсений Сергеевич. — Ой, так неудобно, не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством и стеснять. Ладно. Антон начинает откровенно ржать, хватаясь за плечо мужчины. Тот дрогнул, но устоял. Вручив ему стопку свежей одежды, Шастун, соблюдая приличия, отворачивается, что выглядит комично, учитывая, сколько раз они переодевались в одном помещении. — Футболка с Барби? Серьезно? — Знаешь, как тяжело было найти такую моего размера? — Верю. Когда же парень поворачивается обратно, то едва сдерживает смешок, настолько забавно Арсений выглядит в его слишком больших шмотках. Как сиротка. Еще и позирует, как на камеру. — Ну что, соска? — игриво оголив плечо (другой край воротника впивается ему в шею), говорит мужчина. Только успокоившись от последнего приступа смеха, Антон сгибается пополам, чуть на пол не валится, и уже не просто смеется, а сдавленно стонет, хватаясь за подлокотник дивана, чтобы устоять на ногах. Арсений манерно фыркает, не выходя из образа, но потом сдается и тоже смеется вместе с ним. Застелив диван (узенький и слишком короткий для обоих), Антон всего на секунду отворачивается, а когда снова смотрит на мужчину, тот уже лежит на нем, накрывшись одеялом. Только глаза и кончик носа выглядывают. — Ты чего? Вылезай. — Зачем это? — На кровати ляжешь, — спокойно говорит Антон и, когда Арсений начинает пререкаться, тянет его за ногу. Мужчина отбивается, но Шастун использует запрещенный прием, начиная его щекотать, и они оба с грохотом валятся на пол. Но и там битва продолжается до тех пор, пока довольный и раскрасневшийся Шастун не захватывает его руки над головой, прижав их к полу, а бедра крепко сжав ногами. — Ага! Я выиграл! Ты ночуешь на кровати. — Ой, не знаю, кто из нас выиграл, — игриво говорит Арсений, и эта резкая перемена настолько удивляет парня, так что он расслабляет руки. Зря. Лежа под довольно улыбающимся мужчиной, Антон не может перестать улыбаться. К счастью, ему все-таки удается убедить его лечь на кровать, использовав шантаж, уговоры и угрозы. — Или ты прямо сейчас ложишься на кровать, или я буду каждый день присылать тебе ужасные анекдоты! — О, боже, нет! — театрально вскинув руки, восклицает Арсений. — Только не это! Антон злодейски хохочет, и им снова стучат по батареям. Это немного успокаивает их, и мужчины все-таки ложатся по своим местам. Ухитрившись как-то разместиться на слишком коротком диване, Шастун прикрывает глаза и уже собирается заснуть, как его будит голос Арса. — Почему мы не догадались просто вместе лечь на кровать? — Давай оставим это на будущее, дорогой, — манерно и очень сонно отвечает Антон. — Спокойной ночи. Поворчав немного, Арсений все-таки отзывается: — Спокойной ночи, Шастунишка.