Арс, я тебя сейчас поцелую

Утро есть боль. Ни одно блядское утро не начиналось с чего-то хорошего, Антон прямо сейчас готов подписать петицию, которая вообще напрочь его запретит, просто уберет. Будет только день, вечер, ночь, а утро пусть идет нахуй. Открыв глаза, он еще несколько секунд осознает себя. Вспоминает сначала имя, потом то, почему все болит так сильно. В конце вспоминает, где находится. Еще и Ира, сука, включила одну из этих своих мерзко-громких песен и совершенно бездарно ей подпевает. Поднявшись на локтях, Шастун занимает сидячее положение и шарит рукой в поисках телефона. Не обнаружив оного, со стоном наклоняется к полу, но и там его нет. Решив, что материальные ценности не имеют значения, накрывается с головой пледом и отворачивается к спинке дивана, пряча глаза от солнца. К сожалению, поспать ему не дают. — Антошенька, — обманчиво мило начинает Ира, подходя ближе. Он ее не видит, но буквально чувствует, как она стоит около дивана с, например, ведром холодной воды. — Вставай, солнце мое. — Не-а, — бурчит он, удивляясь тому, насколько хуево может звучать его голос. — Я тебе водички принесла с аспирином, — нежно воркует девушка. Антон заинтересованно приподнимает голову, выглядывая из-под пледа. Никакой воды у девушки, конечно, не обнаруживается. — А еще через двадцать минут придут Арс с Сережей. Ответить Антон не успевает: девушка просто разворачивается и уходит на кухню. — Ну, пиздец, что я могу сказать, — ей в спину кричит (читай: хрипит) Шастун. Дважды пытается встать — на третий таки получается — и ползет в ванную. Там из зеркала на него смотрит монстр, не меньше. Синяки под глазами такие, будто его ночью с пандами скрестили. Ну, или он косплеит зимнего солдата. А все оставшееся лицо… Нет, ебало, опухшее и отвратительного серого цвета. Про запах изо рта Шастун вообще молчит. — Новая щетка под раковиной, — кричит из кухни Ира. — Святая женщина, — под нос бормочет он. Через десять минут водных процедур он приводит себя в относительный порядок, даже волосы кое-как укладывает, используя всю ловкость и опыт прошлых попоек. На красные глаза старается не смотреть, но не заметить грязную и неприятно пахнущую футболку не может. — Ир, — зовет он, высунувшись из-за двери ванной. — У тебя есть майка какая для меня? — Сейчас посмотрю, — следует ответ. Через пару минут Кузнецова бесцеремонно заходит к нему, впихивает какую-то тряпку и, гаденько улыбнувшись, выходит. Тряпкой оказывается нежно-розовая футболка с красиво вышитыми цветами. Антону она оказывается впритык, но, по крайней мере, прикрывает поясницу и живот. Большего он не просит. — Красавец? — зайдя на кухню, спрашивает он и в удивлении застывает на месте. Во-первых, на столе стоит две миски — с салатом и фруктами, которых вчера точно не было. Кроме того, на всю квартиру приятно пахнет блинами, а в изящных вазочках разлито разное варенье. Сама Кузнецова выглядит так, будто всю ночь спала в руках ангела на облаках, а не глушила коньяк вместе с ним. — Как же я тебя ненавижу, — с безмерной любовью говорит он. — Я знаю, — улыбается она, протягивая стакан с водой и таблетку. — А ты красавец, как всегда. Розовый очень подчеркивает твои горящие щеки при виде Арса. — Заткнись, — беззлобно ворчит он, одним глотком осушая весь стакан. Как раз в эту секунду в дверь стучат, и вся такая распрекрасная хозяюшка Ира спешит открыть. Антон же замечает настенные часы. — Ага, завтрак, — фыркает он. — В час дня. — Доброе утречко, — слишком весело произносит зашедший на кухню Сережа. С той же самой гаденькой улыбкой. Что он вчера сделал? — Доброе, — кивает Антон, наблюдая, как Ира приглашает всех за стол. Жмет протянутую хвостатым руку. — Хорошо выспался, Шаст? Чай, не на мягкой перине прилег, — со странной интонацией произносит Матвиенко, садясь на предложенное место. — Да нормально, а что… Мысль прерывает Арсений, который непривычно тихо заходит на кухню. На нем простые джинсы и черная футболка, ворот которой совершенно не скрывает свежих засосов. Какого хуя? У Арса кто-то есть? — Привет, — с неловкой улыбкой говорит мужчина, и парень как-то на автомате жмет его руку, садясь у стенки, напротив Попова. Пока Сережа хвалит хозяюшку Иру, а она, в свою очередь, делает смущенный вид, Антон разглядывает шею Арсения. Тот сидит очень тихо, краснеет как-то странно, и Шастун ничего с собой поделать не может. Ревнует, пытается вспомнить, были ли засосы у него вчера вечером. Антон четко помнит, что они пошли к ним вчера; помнит, что здоровались с Сережей, а что дальше — уже нет. Вроде он даже заснул у них, но потом его перетащили вниз, к Ире. — Ребят, — тихо зовет Антон, но все очень резко замолкают. — А чего я вчера делал? До этого улыбавшийся Арсений как-то весь поникает, опускает глаза вниз, на свои руки. Мнет их нервно. Внутри от этого становится очень тревожно, неужели Антон его чем-то обидел? — Не помнишь, что ли? — удивляется Сережа. — Недавеча как вчерашней ночью ты выдрал моего друга в очко. — Сережа! — кричит на ржущего Матвиенко Арсений, вскакивая на ноги. Но быстро садится. — Не было такого. Сережа просто долбоеб. — Да уж, Сережа, ты хватанул, — смеется Ира, опускаясь рядом с покрасневшим Шастуном. Шастуном, который очень резко все вспомнил. И откуда засосы, и почему спал он не на мягком. — Не было, — медленно произносит парень. — Вспомнил. Матвиенко заинтересовано смотрит на парня, потом — на друга и улыбается совсем нехорошо. — Вы это, ребят, простите… Вел себя как идиот, — все еще смущенный, говорит Антон, глядя на Сережу. — Разбудил, и вообще, без спроса завалился. И ты, Арс, извини за… Ну, извини, короче. — Ничего страшного, — спокойно, слишком уж спокойно, говорит Попов. — Ты был бухой. Со всеми случается. — Эй, — зовет Антон, переводя взгляд на мужчину. Смотрит прямо в глаза, серьезно так, обращая все внимание на себя. — Я не был настолько пьян. Улыбка у Арса неуверенная, но искренняя, и Шастун тоже невольно начинает улыбаться. Так они и сидят, как два идиота. Ира с Сережей с восторгом наблюдают всю сцену, словно добротную драму. Только гейскую. — Кто будет чай? Только заварила, — прерывает затянувшуюся паузу девушка. Дальше трапезничают они в приятной, дружеской обстановке. Болтают, успевают даже поспорить о кино. Точнее это Сережа с Антоном спорят по поводу того, какой фильм Ричи можно считать лучшим. Последнее слово в итоге остается за Ирой, предложившей вариант, с которым согласились все. — Что, прямо ни разу не пробовал? — удивляется девушка, аккуратно поливая свой блин клубничным вареньем. — Даже одну затяжку? — Ни разу, — подтверждает Сережа. Равнодушно слушая не единожды обсосанную тему, Арсений рассматривает Антона, который в этот момент запихивает в рот половину блина, пачкая губы в варенье. Вишневое, кислое, оно очень приятно чувствовалось бы в поцелуе. Правда, Сережа точно бы разорался, он и так уже успел десять раз пошутить про него с Шастуном, спасибо, больше не надо. Одной рукой парень держит кружку, а вторая — с тремя кольцами — свободно лежит на столешнице, приковывая к себе взгляд. У него патологически потные ладони, но впервые брюзга Арсений не чувствует отвращения. Наоборот, испытывает непреодолимое желание коснуться этой теплой кожи, почувствовать Шастуна. Его слова все еще приятно греют душу, подтверждая то, что Антон хочет касаться его не только будучи пьяным. Именно поэтому Арсений не отказывает себе и легко сжимает его ладонь, гладит большим пальцем тонкую кожу на запястьях. Шастун, живо участвующий в разговоре, бросает на него быстрый взгляд и снова отворачивается. Только на губах появляется легкая улыбка. Попов в качестве эксперимента слегка царапает кожу, разминает одной рукой его ладонь, как когда-то сам Антон. Ребята это, конечно, замечают, но решают не акцентировать свое внимание. Чувствуя неожиданную смелость, Арсений поднимает ногу и гладит обнаженной щиколоткой ногу парня, который сползает чуть ниже на стуле, давая ему больший простор. Это очень по-киношному, Арсу даже чуточку смешно, а еще очень хорошо. Так, поглаживая его ногу, он сидит весь остаток обедозавтрака.