Арс, я тебя сейчас поцелую

Если честно, Антон терпеть не может ухаживать за больными. Отчасти потому, что сам отвратителен во время болезни: постоянно ноет, ходит всем недовольный и много спит. Болеет он редко, но метко. Только Арсений оказался и в этом уникумом. Лекарства очень скоро подействовали, даже цвет лица перестал быть настолько серым. — Может, чаю? — предлагает Антон, как только мультфильм заканчивается. Мужчина переворачивается на живот, так что их лица оказываются в опасной близости, и качает головой. — Нет, — мычит он, уткнувшись носом в жесткое плечо. Руками обхватывает Шаста, будто большую игрушку, и мотает головой. — Давай еще полежим. Шастун с ним не спорит. Ему вообще очень нравится нынешнее положение дел, даже несмотря на то, что так лежать совсем неудобно. Подумаешь, какие-то удобства, когда у тебя в руках такой восхитительный мужчина лежит. Все бы ничего, но спустя пару минут у Антона затекает все, что только может, а Попов, кажется, решил сыграть роль трупа в их постановке «Два влюбленных идиота». — А-арс, — почти стонет Антон, пытаясь сдвинуться. Это не так просто, Арсений вовсе не дюймовочка. — Двигай давай, мне неудобно. И я хочу кофе! Какое-то время ничего не происходит, но потом мужчина с явной неохотой отсаживается в сторону, забавно обиженно надув губы. — Не дуйся, — фыркает Шастун, целует его в макушку, встав на ноги. — Пошли-пошли. Для большей эффективности он его еще за руку берет и тянет за собой, но Попов с места не двигается. — Если ты сейчас же не встанешь, я… На руках тебя понесу, вот! — убежденный, что это отличная угроза, говорит он. — Тебе слабо, — с явной насмешкой фыркает Арсений. Когда он успел стать такой сучкой? — А вот нихуя не слабо. — Слабо. — Ты вынуждаешь меня… — Сла-або-о, — нараспев тянет мужчина, издевательски улыбаясь. Распрощавшись со своим позвоночником, Антон без предупреждения подхватывает его на руки и пытается поднять. Арсений совсем не мужественно визжит, вцепляется ему в шею, но попыток слезть не предпринимает. — Нихуя не слабо, — почти кричит Шастун и во второй раз пытается выпрямиться. В этот раз получается, но коленки предательски начинают дрожать. — Ты все доказал, а теперь отпусти меня! — Довыебывался, — максимально суровым голосом произносит он и делает первый шаг. Колени скрипят. Потом второй. Позвоночник молит о пощаде. Третий сопровождается просьбами Арса отпустить его, пока они оба не погибли. Антон игнорирует его попытки спастись и делает четвертый. К тому моменту, как он добирается до кухни, со лба капает пот, а руки откровенно дрожат, поэтому Арса он почти что бросает на стул, а сам падает на пол. — Эй, можно было и поаккуратнее, — капризно жалуется Попов, закидывая одну ногу на другую. Если бы не тот факт, что Арс болеет, Шастун бы его с этого стула сбросил. Но вместо этого он ползет до плиты. — Ты чай будешь, граф? — Нет, — все еще манерничая, отвечает он. Антон прилагает максимум усилий, чтобы не дать ему по морде: такое сучинское у него выражение лица. Вместо этого он готовит себе кофе, наблюдая забавнейшую картину. Арсений сначала разворачивает банан, а потом, передумав, откладывает его, но позже снова берет. И так три раза. Может, Антон ошибся в выборе любви всей жизни? Приготовить такой же, как дома, не получается. Кофе у Сережи горьковатый, дешевый, но все равно бодрящий. Шаст с удовольствием присаживается напротив жующего банан Попова, делая глоток напитка. Он приятно обжигает язык, согревает горло, Антон тихо стонет от удовольствия, обнимая чашку обеими руками. Так они и сидят, молча, каждый в своих мыслях, и тишина почему-то не кажется некомфортной. Молчать с тем, кого ты любишь, и при этом не чувствовать себя неловко — это высшее проявление гармонии, считает Арсений. В том, что Антона он любит, сомневаться не приходится. И, похоже, эти чувства взаимны. Ну, не прибегают же с утра пораньше к просто нравящимся людям лечить и отпаивать чаем, не делается так. Кстати, о чае. — Анто-он, — тянет мужчина, ложась грудью на стол. — Я пить хочу. — М-м? — Сделай чай, пожалуйста. — Сам делай. — Ну, солнышко, ну, зайчик, — воркует Арсений, ленясь даже сидеть прямо, не то что вставать. — Вот ты же меня любишь? Вопрос повисает в воздухе. Антон, выпучив глаза, смотрит на него, а сам мужчина делает вид, что ничего странного не сказал. — Сделай чай, если любишь. Не произнося ни слова, Шастун откладывает чашку, и идет к плите, и, слава богу, не замечает, как краснеет Арсений. Если честно, Антон в принципе не собирается поворачиваться и вообще никогда больше на Арса смотреть не будет. Совсем. — Фу, он с лимоном, — демонстративно высунув язык, ноет Попов, когда Антон ставит перед ним чашку. — Ты не любишь чай с лимоном? — Нет. — Больной ублюдок, — с наигранным ужасом произносит парень, и, ну, ему приходится посмотреть на Арса. Не специально, просто так надо, понимаете? Вместо ответа Арсений просто строит гримасу, разве что язык не высовывает, но чай пьет. Правда, каждый раз морщится, будто ему гадость какую подсунули. И ноет, конечно же, черт возьми, ноет. — Кто вообще это придумал? — ворчит он. — Засовывать фрукт — или что это за штука вообще — в напиток. Кто? Старательно игнорируя беспрерывную болтовню мужчины, Антон допивает остатки своего кофе. Он горчит, уже совсем не согревает, а голос Арса начинает подбешивать. Класс, они пропустили период встречаний и просто перешли к тому, что бесят друг друга. Не замолкая, Арсений поднимается и идет к холодильнику. Антон с интересом наблюдает за его передвижениями, на автомате отмечая, что мужчина выглядит намного лучше, чем утром. Тем временем, он залезает в морозильник, разве что голову туда не засовывает, и достает два рожка с мороженым. Один шоколадный, другой ванильный. — Ты какой будешь? — Арс, ты совсем ебанулся? — Что, не любишь мороженое? — Ты придурок, — вздыхает Антон, подходя к нему. — Это факт. Кажется, Арсений раздумывает над тем, обидеться или нет, но решает все-таки не обижаться. Антон же просто забирает оба мороженых. — Эй, их всего два! Тебе придется делиться, — возмущается мужчина, пытаясь отобрать сладость обратно. Шастун просто поднимает руки, отводя их в сторону. — Прыгать я точно не буду. Отдай сюда. — Ты, блять, болеешь, — сокрушенно произносит парень. — Какое еще мороженое? Неделю хочешь проваляться? Попов недовольно смотрит на него исподлобья, складывая руки на груди. Глаза у него при этом шальные, блестят каким-то чертовским (блядским, если спросить Шаста) блеском. — Отдай мороженое, — упрямо повторяет он, разве что ногой для убедительности не топает. Подходит ближе, встает вплотную, что само по себе заставляет сердце парня биться чаще. — Ты точно идиот, — вздыхает Антон, а потом что-то происходит. Словами не объяснить, но будто паяльник к груди приложили, но такой, едва-едва нагретый, и он постепенно повышает температуру. Так что пока еще тепло, но жечь уже начинает. Вот у Антона сейчас такое творится в сердце. — Отдай, Шастун, я не шучу. Я взрослый мужчина и могу решать… — Арс, — прерывает его Антон, перекладывая оба мороженых в одну руку. Голос у него серьезный, спокойный, да и сам он чувствует безграничное спокойствие. Словно все это время бродил в темноте, пытаясь найти выключатель, а теперь стоит под горящей лампочкой. И все то напряжение, липкая нервозность исчезают, потому что ну вот она, лампочка-то, сияет прямо перед ним. — Я тебя сейчас поцелую. Лицо Попова успевает вытянуться от удивления, но Антон не дает мужчине и слова произнести. Наклоняется, прижимает свободную ладонь к его все еще горячей щеке и целует. Так, как хотел уже пиздецки давно. В первую их встречу буквально. Не платонически или легко, нет. Жарко, цепляясь пальцами за кожу и, наверняка, делая больно. Мороженое падает, Антон уже обеими руками обнимает лицо мужчины, целует настойчиво и совсем не нежно. А потом Арс отвечает, и связь с миром — и до этого не очень устойчивая — обрывается окончательно. Пальцы у него снова прохладные и на шастуновской шее ощущаются неебически правильно. Будто и созданы были для того, чтобы касаться его кожи, царапать заднюю сторону шеи. — Анто-он, — едва не стонет Попов, когда они отрываются друг от друга, но только на секунду. Это кощунство — разлучать их губы, Антон уверен, что где-то в Библии точно есть строчка об этом. Может, даже целый стих. А если нет, он сам впишет, во все чертовы издания. Губы у Арса сухие, потрескавшиеся, и ему наверняка немного больно, но прямо сейчас Антону плевать на все. Плевать на то, что сам может заразиться, на то, что холодильник, к которому он его прижал, может упасть. Единственные важные вещи — губы Арса на его губах и руки, эти чертовы руки, сжимающие плечи Антона так правильно. Так, как он мечтал все это время. Не сдерживаясь, Шастун низко стонет прямо в поцелуе, чувствуя, как Арсений кусает его нижнюю губу, слабо оттягивая. У него на языке все еще кислинка от лимона, это отзывается пульсацией по всему телу. Они успокаиваются медленно, но поцелуя не разрывают. Просто хаотичные, почти жесткие движения перетекают в медлительные и нежные. Антон гладит белое лицо, на ощупь пытается найти родинки и буквально лижет рот мужчины. Тот просто позволяет это, своими загребущими руками забравшись уже под футболку. Его пальцы, касающиеся живота, заставляют Шастуна вздрогнуть, мурашки стайкой проходят по позвоночнику, и он невольно подается ближе, зажимая Арса окончательно. И только сейчас понимает, что мужчина все это время стоял на носочках. Это выстреливает в голову похлеще пули. — Я… Охуеть, — выдает Попов, отстраняется на жалкие миллиметры. Он прижимается носом к щеке парня, его влажные губы касаются челюсти. — Я думал, уже не дождусь. — Ну ты и задница, Арс, — фыркает Антон, сжимая вышеупомянутую часть тела. Из-за этого Арсений издает странный высокий звук, перетекающий в довольное мычание, которое Шастун буквально съедает в очередном поцелуе. — Я стараюсь, — с придыханием произносит мужчина и улыбается. Ох уж эта блядская улыбка.