Война за неизбежное

Со своим привычным бесстрастным видом лорд перед самым отплытием дал адмиралу Норрингтону запечатанный конверт. Его, в свою очередь, надлежало передать Джонсу, когда корабль компании встретится с «Летучим голландцем». Сам же Беккет выразил искреннее сожаление по поводу неотложных дел, которые удерживают его в городе на несколько дней – поэтому он прибудет немногим позже. О дальнейших планах не сообщалось никому, включая адмирала; каким именно образом армада найдет путь к месту встречи пиратов, не догадывался никто. А мысли лорда переходили с одного предмета на другой: в его руках было огромное количество ниточек, за которые надлежало дергать; он в очередной раз следил, как люди, повинуясь инстинктам, исполняют его волю. Предатели есть везде – эту горькую истину мужчина усвоил давно. И использовал, но в своих целях; предпринимал необходимые меры, чтобы не предали его, и искал тех, кто исполнит его волю. За разумное вознаграждение, разумеется. А сдержать ли данное слово… Катлер улыбнулся – как можно знать, возможно ли будет сдержать данное слово в будущем? Стоит раз дать его, поклясться, как дьявол бросает все свои дела и складывает обстоятельства так, чтобы человек нарушил свое обещание… Именно поэтому к вопросам чести лорд относился снисходительно – он прекрасно усвоил, что в жизни есть темная, неприглядная сторона; он рос в ней, жил в ней, она проникла в него и заставила с собой считаться. Когда ты рождаешься не среди такого изысканного общества, у тебя только два пути: остаться в этой среде или же подняться над ней. И хотя Катлер выбрал второе, поднявшись до невероятных высот, эта среда все равно не позволяла забыть о том, каким является он, настоящий мир. Сколько в нем гнилого, продажного, низкого и грязного. Забыть об этой грязи – вот о чем мечтал мужчина, вот почему его так тянуло в это «высшее» общество, в котором он, впрочем, довольно быстро разочаровался. Ему хотелось покоя, а покой мог дать только такой же умный человек, как и он сам. При этой мысли Катлер невесело улыбнулся: он вспомнил, как раньше ему казалось, будто титул лорда устраняет все проблемы. А на деле – он порой лишь создает новые… На миг Беккет представил, как сложились бы его отношения с дочерью казначея, не будь он тем, кем является; если бы его руки не были в чужой крови, если бы он не стал причиной смерти стольких человек, если бы не вынес решение о смерти ее отца, если бы не врал ей прямо в глаза… Слишком много «если», и все разбивается об один отвратительный факт – даже если бы невероятное свершилось, ее отношения с Норрингтоном все равно остались бы прежними. Пока она его любит, все внешние обстоятельства не имеют значения… Блуждающий взгляд скользнул по коллекции оружия, по своему столу, на котором был легкий беспорядок, и остановился на одной из дорогих шкатулок, инкрустированной золотом и драгоценными камнями. В ней помимо грамоты о присвоении титула хранился маленький пузырек с темной жидкостью. За годы, которые Беккет провел в компании, мужчине пришлось пройти через многое. Не раз он выходил в море, не раз слышал о зверствах пиратов; впрочем, на берегу порой было не лучше. Интриги, сплетни и козни врагов заставляли Катлера все время держаться настороже – и очень хорошо, ибо опасность могла прийти в любой момент. Слабый всегда погибает; этот непреложный закон оправдывал себя и в мире людей. Однако в прежние дни, полных шума, склок и отчаянного желания продвижения по карьерной лестнице, Беккет еще не думал о смерти. Он задумался об этом после встречи с Джеком Воробьем. Едва мужчина смог мыслить здраво, как к нему пришла одна простая мысль: то, что было с ним, только вершина айсберга. Если верить рассказам того же мистера Годфри-Росса, участь офицера на пиратском судне весьма и весьма незавидна. А каково же придется ему, лорду Ост-Индской торговой компании, по приказу которого перевешали столько пиратов? Катлер не хотел однажды узнать ответ на этот вопрос, и с той поры вместе с ним всегда маленький флакон, о наличии которого не знает даже верный слуга. Лорд Беккет усмехнулся – в прежние времена у него не было столько тайн от Мерсера. Метка, яд и еще один яд, но совсем другого вида… Впрочем, о последней тайне слуга, вероятно, уже догадывается. Ничто в фигуре мужчины не выдавало его внутреннего состояния. Лишь нетерпеливое постукивание тростью – но это можно списать на волнение из-за отплытия «Эндевора». – Я уверен, милорд, ваш приказ будет, как всегда, исполнен, – подал голос Мерсер, бросив свой подобострастный взгляд на фигуру лорда, однако последний даже не удостоил слугу взглядом. Внимательные серые глаза сосредоточились на корабле, медленно покидавшем гавань; пока расстояние было небольшим, Катлер мог различить высокую фигуру Джеймса Норрингтона и его звучный голос, отдававший приказы команде. – Он своими руками передаст смертный приговор для казначея, – ни к кому по сути не обращаясь, проговорил Беккет. – Если юная мисс об этом узнает, это будет конец для их связи, – озадаченный слуга явно не был уверен, что его слова требуются, но в конце концов все же решился это озвучить. И эти слова заставили мужчину резко повернуться и буквально впиться взглядом в лицо помощника: – Ты в этом уверен? – явное недоверие лорда к подобному заявлению отразилось в едва заметном покачивании головой: – Нет, это не станет поводом для разрыва. Возможно. Однако определенный вред это все же нанесет. Станет большим пятном на ее нерушимой привязанности к этому… Человеку. Однако не в моих интересах говорить ей правду, – к Катлеру вновь вернулась невозмутимость, когда он вновь встретился взглядом с Мерсером. – Иначе придется упомянуть о том, кем именно был отдан приказ о казни Кловерфилда… А я, к сожалению, в последнем разговоре имел неосторожность высказать такое намерение. Мне не нужны ее подозрения. – Но что эта девчонка может против вас? – недоумевал слуга, но столкнулся с почти что усталым, но по-прежнему жестоким серым взглядом: – Она может возненавидеть меня еще сильнее, чем ненавидит сейчас. – Милорд, простите, но… Для вас это имеет значение? – несмотря на осторожность, с которой Мерсер произнес эти слова, он почувствовал, что перешел некую грань, которую переходить не следовало. Лорд не удостоил его даже взглядом, в котором бы читалось раздражение, нет; его взгляд остановился на фигуре, стоящей чуть поодаль, среди толпы провожающих. Люди стали расходиться, а она все стояла, глядя в том направлении, где исчез «Эндевор». Заметив, что толпа редеет, Беккет едва заметно кивнул своему слуге – это значило, стоило возвращаться. Катлер догадывался, о чем сейчас думает девушка, и не хотел с ней сталкиваться. По крайней мере, пока. – Мисс, вам просили передать, – горничная юной Кловерфилд протянула конверт, не содержащий на себе никаких опознавательных знаков. Догадываясь о содержании, девушка все же вскрыла его и невесело улыбнулась. – Плохие новости, мисс? Вместо ответа Лора красноречиво смяла бумагу, швырнув ее в камин. Горничная сопроводила такой поступок осуждающим взглядом – она словно предчувствовала, что подобное сулит неприятности. Так и оказалось. За одним безликим словом «неприятности» скрывается бесконечное множество значений. Для Лоры Кловерфилд неприятностью в этот вечер был внезапный визит человека, видеть которого становилось все тяжелее и тяжелее с каждым разом. Девушка всей душой ненавидела те приличия, которые не давали ей выставить гостя за дверь, и искренне недоумевала: почему этот человек ищет с ней встреч? Разве он не чувствует той антипатии, которую к нему испытывают? – Неужели в нашу последнюю встречу вы сказали мне не все? – холодно поинтересовалась Лора, едва лорд разместился в гостиной. Она даже не потрудилась предложить гостю чаю. – Вы проигнорировали мое приглашение. Девушка едва заметно усмехнулась. Сколько любви и восхищения у нее вызывал Джеймс, столько ненависти и отторжения – лорд Беккет. – О чем вы все время думаете? – подал голос мужчина, озадаченный затянувшейся паузой. – Ваша светлость, – вежливая улыбка заиграла на губах девушки, и только проницательный Беккет мог бы заметить в ней проявление раздражения. – Ведь я не спрашиваю, о чем думаете вы. Это прозвучало не слишком вежливо, но мужчина, кажется, нисколько не обиделся; напротив, в стальных глазах появился знакомый блеск – такой блеск в них обычно бывает, когда все шло по его плану. – А хотите узнать, о чем я думаю? – не только улыбка, но и голос лорда стал слишком пугающим. В какой-то мере этот вопрос был провокационным – сказать «нет» в высшей степени невежливо, но и говорить «да» Кловерфилд не хотелось, ведь тогда начнется рассказ о замыслах лорда по очищению вод Карибского моря от пиратов… Не слишком хотелось еще два часа слушать его планы по захвату власти. Лора прикрыла глаза, стараясь сделать так, чтобы эмоции не проявились на лице. Улыбка Беккета стала прежней; в ней говорили больше глаза, чем губы, но ничего хорошего эти глаза сказать не могли. Каждый зрительный контакт с этим человеком был испытанием, и каждый раз Кловерфилд старалась пройти через это достойно. – Я вижу, вам это безразлично… А еще я вижу, что мое общество вам неприятно, – эти слова были сказаны голосом, выдававшим раздражение. – Но мне любопытно, на что же вы надеетесь? Ваш отец, как мне доложили, на пути сюда попал в сильный шторм… Обломки его корабля видели несколько судов – сожалею, но он больше не вернется. Мистер Норрингтон тоже в опасном путешествии, – при этих словах Беккет не смог удержать торжествующей улыбки, – мертв даже бывший губернатор Суонн, который, как мне известно, придерживался той же стороны, что и вы… Очень глупо бороться против неизбежного, вы не находите? Голубые глаза резко потемнели: – Вы говорите мне, что это предприятие опасно для Джеймса… Что он может из него не вернуться, – девушка с трудом проглотила ком, застрявший в горле после этих слов, но ее взгляд был достаточно красноречив: – Ну а вы не боитесь за свою судьбу? За свою драгоценную жизнь, которая, по сути, и смысла не имеет? Что в ней главного – приумножение богатства или возможность вершить чужими судьбами? Казнить и миловать, возможность стать на порядок выше обычного человека или занять место некоего высшего божества? Я лишь хочу понять, где кончаются ваши амбиции, и начинается то, ради чего вы живете, – уже спокойнее закончила Лора. Беккет про себя отметил, какого труда ей стоило понизить свой голос. Так или иначе, стерпеть эту выходку он не мог; в один миг вспомнились все те слова, которые он забывал и прощал, списывая все на молодость этой особы. Теперь ее поведение перешло дозволенную границу, хотя лорд забывал о том, что сам искал с ней встреч. А когда его желание сбывалось, то его разговор проходил совсем не так, как хотелось бы мужчине, и последний винил в этом ее, а не себя. – Вы пожалеете об этих словах, – впервые голос лорда изменил своему обладателю. Но даже в такой откровенной угрозе не было ненависти, столь свойственной этому человеку; Катлер медленными шагами вышел из особняка Кловерфилдов, повернувшись и невидящим взглядом окинув этот каменный, неприступный дом. В этот дом его приглашали, но по-настоящему двери для него так и не открылись. Мужчина знал, что будет после: он знал, что придется действовать, и что эти действия не приведут семью казначея к счастливому будущему. Но что хуже всего, он знал еще кое-что – даже сейчас, после всего услышанного, после откровенной ненависти, брошенной ему в лицо, Катлер не мог заставить себя в ответ ненавидеть эту девушку. Непрошенным воспоминанием зазвучал ее голос в ушах и то, что она этим голосом сказала ему на прощание. «Убирайтесь вон», – вся ненависть наконец нашла выход в этих двух словах. Сколько лет он не слышал подобных слов? Сколько бы зла он не причинил, никто не смел ему сказать ни слова, ибо страх всегда оказывался сильнее боли. Лорд вернулся в свой особняк, когда ночь уже опустилась на Порт-Роял. Он не услышал обеспокоенного голоса Мерсера, его глупого вопроса о том, почему милорд шел пешком, отпустив карету. – Следуйте за мной, – безразлично велел Беккет, и слуга, совершенно сбитый с толку странным поведением его светлости, поспешил следом. Катлер равнодушно перебирал бумаги, не обращая на застывшую фигуру слуги ровно никакого внимания. Потом, найдя необходимый документ, все тем же голосом пояснил: – Это обвинение против казначея, Джонатана Кловерфилда. Здесь доказано, что многие годы он пользовался своей должностью для незаконного обогащения: необходимые свидетели у нас есть. Я скажу вам прямо, мистер Мерсер… Как только придет весть, что «Голландец» исполнил мой приказ, мы обнародуем это обвинение. – Но какая вам польза от этого обвинения, если этот человек уже будет мертв? Лорд Беккет молчал. Было в его позе нечто такое, что выдавало глубокое раздумье – такого голландец еще не наблюдал никогда. Неужели его господин решался на что-то? Он, который никогда не размышлял над чужими жизнями, который всегда умел добиваться желаемого, не гнушаясь никакими методами… Настоящий Макиавелли. Этот человек вызывал и страх, и восхищение; он смотрел одинаково равнодушно и в лицо врага, и в лицо друга, а сейчас, похоже, его мучает сомнение. Но если это и было сомнение, то длилось оно недолго, и Мерсер услышал прежний властный голос: – Когда это произойдет, нашими стараниями все деньги, украденные из казны города, вернутся. Их семья заплатит всем, что имеет... Только большая часть денег по закону перейдет компании, – и совершенное равнодушие в голосе. Словно эти слова не были приговором для дочери, которая сначала лишится отца, а потом – всего остального. На какой-то миг голландец потерял дар речи; он мог лишь гадать о том, что произошло с лордом, раз он решился на подобный шаг. Если этот замысел воплотится, участь девушки станет незавидна… В голове Мерсера вертелось с десяток вопросов, но взгляд Катлера их рассеял: – Это все потом, – голос лорда показался слуге слишком спокойным. – А теперь о нашем завтрашнем отплытии. Мужчина с равнодушным видом выслушал слова голландца о том, где они встретятся с кораблем компании и одним из пиратских баронов. – Очень хорошо, – нетерпеливый взмах рукой означал, что Мерсеру пора уходить, и тот умолк, подчиняясь. Хоть лорд и остался в тишине, он все равно слышал голос, говорящий ему о том, что сам Катлер может не вернуться из этого путешествия. И хуже всего было то, что впервые мысль о собственной смерти его не пугала…