Попадание в цель

      Вы когда-нибудь чувствовали себя героем фильма? Это не так здорово, как может показаться. Особенно если ты против своей воли принимаешь участие в какой-нибудь третьесортной киноленте про американских подростков и понятия не имеешь, когда прозвучит заветное режиссерское: «Снято!»       Вообще я редко смотрю фильмы — у нас дома нет телевизора, а кинотеатр является слишком дорогим удовольствием. Но последний раз мне посчастливилось оказаться в темном зале с ведром попкорна этим летом. Родители тогда уехали по делам в другой город, и бабушка с дедушкой проспонсировали наш с кузенами поход на модную молодежную комедию, которую так хотелось посмотреть Сьюзан. Действие фильма разворачивалось вокруг умненькой главной героини, которую за ее выдающиеся интеллектуальные способности недолюбливали одноклассники и всячески ее изводили. Тогда мне показалось это полным бредом, и я с трудом досидела до конца. Нет, ну правда, неужели написанный на A тест — достаточный повод для окунания головой в унитаз? И кто в своем уме будет расклеивать отфотошопленные фотографии по всей школе? А распускать сплетни на пустом месте? А обливать краской?       Кто бы мог подумать, что в скором времени я сама окажусь на месте героини того придурковатого фильма. Похоже сценаристы и в самом деле вдохновляются вполне реальными жизненными историями. Или же реальные люди берут себе на вооружение то, что увидели на киноэкране.       Я смотрю на растекающуюся по полу серую субстанцию, которая чудом не покрыла меня с головы до ног. В нос бьет резкий запах краски, от которого начинают слезиться глаза. А может быть так начинается истерика? Совсем рядом грохочет музыка; из приоткрытой двери спортзала видно, как вспыхивают разноцветные лучи прожекторов; слышны смех и радостные вопли. Мое появление осталось незамеченным, поэтому до сих пор вокруг нет довольных и ухмыляющихся рож. Мысль формируется в голове молниеносно, и я тянусь рукой к валяющейся банке с краской, чтобы ворваться с ней наперевес на эту дурацкую вечеринку и надеть на голову первому попавшемуся кретину.       Но происходит что-то странное. Я не могу наклониться. Более того, мои ноги болтаются чуть не в полуметре от земли, и я могу лишь беспомощно трясти своими конечностями. Чья-то нога в черном кроссовке быстрым и точным пинком захлопывает дверь, и рев музыки становится чуть тише. Затем нога исчезает где-то подо мной, и до меня наконец доходит. Я не открыла в себе внезапные способности к левитации. Меня держат: две крепкие руки, явно мужские, обхватывают под грудью. И что-то не похоже, что меня собираются отпускать.       Настолько близкий тактильный контакт с другим человеком дело для меня непривычное, тем более при таких обстоятельствах. Вместо того, чтобы попытаться вывернуться из захвата или начать звать на помощь, я оказалась способна лишь безучастно наблюдать, как меня уносят прочь от спортзала вглубь темного коридора. Оставшийся висеть на моем локте рюкзак в такт шагам неизвестного стучит по моему бедру, и с каждым ударом одна мысль сменяет другую в моей голове. Что там рассказывал полицейский про необходимую самооборону на собрании жильцов района? Интересно, кто-нибудь нас заметит? Мама и папа расстроятся, если я больше не вернусь домой? Кому они отдадут всю одежду Сьюзан? Все так и закончится?       Не знаю, сколько времени я провела в качестве ноши. Но когда мой похититель споткнулся, я будто опомнилась и вырвалась из его хватки. Перехватив рюкзак на манер оружия, я стараюсь принять, как мне кажется, угрожающую позу.       — Не приближайся!       — Почему? — А у него приятный голос: низкий и мелодичный. Стоп. Этот нахал кажется искренне удивленным, а я тут размышляю о красоте его голоса.       Щелкает выключатель, и яркий люминесцентный свет возвращает школьному коридору его привычный вид. Теперь я могу рассмотреть своего похитителя. Первое, на что обращаешь внимание после его гигантского роста, — это глаза. Я никогда раньше не видела радужек такого глубокого синего цвета. В голову лезут дурацкие сравнения с морской водой или вечерним небом, поэтому приходится себя одернуть. Не хватало еще почувствовать себя героиней глупого любовного романа. Но это сложно. Парень чертовски привлекателен, в нем все такое же необыкновенное, как и глаза: высокие скулы, прямой нос, волевой подбородок, выразительные пухлые губы. Его лицо кажется знакомым, хотя я ни разу не сталкивалась с ним напрямую раньше. Но точно видела его в клубе дебатов и в столовой. Наконец я обращаю внимание на форменную спортивную куртку с баскетбольным мячом на груди и капитанскую нашивку на левом рукаве.       — У меня аллергия! — выпаливаю первое, что приходит в голову, когда понимаю, что передо мной стоит капитан ненавистной баскетбольной команды — сегодняшний именинник, которому в подарок его дружки приготовили очередное унижение для меня.       — На людей? — Уголок рта красавчика приподнимается в легкой усмешке.       — На баскетболистов! — рявкаю в ответ и, развернувшись, бегу по коридору.       Вслед мне звучит: «Эй, ты куда?» А затем я слышу, как красавчик начинает бежать за мной. Я не останавливаюсь, надеясь добраться до выхода из школы раньше, чем меня догонит баскетболист. И мне это почти удается. Я уже держусь за ручку двери, когда синеглазый вновь поднимает меня в воздух как тряпичную куклу и, зажав рукой мой рот, оттаскивает обратно в коридор.       — На улице тебя ждет еще один сюрприз, который тебе точно не понравится, — его шепот щекочет мне ухо, и кожа мгновенно покрывается мурашками. — Так что если не хочешь принять душ из клея и блесток, не дергайся.       Вдруг раздается громкий смех и топот по меньшей мере дюжины человек. Слышны слова: «убогая нищенка» и «гном». Голоса и шаги все ближе и ближе, и я начинаю вырываться. У меня нет сомнений, что дружки капитана вот-вот окажутся здесь, и тогда меня действительно ждет сюрприз. Я ни на минуту не поверила в благородство предводителя баскетболистов. То же мне, благородный принц и защитник! Может быть я и убогая нищенка, но точно не идиотка.       Мне никак не удается хоть немного ослабить крепкий захват, поэтому я делаю единственное, что остается в подобной ситуации, — вцепляюсь зубами в ладонь капитана. Слава Богу, я не прокусила ее до крови, а то неизвестно, чем могла бы заразиться, но этого оказывается достаточно, чтобы он меня отпустил. Видимо, сработал эффект неожиданности. Наученная горьким опытом, со всей силы пинаю красавчика под колено и срываюсь с места. На этот раз звуки погони раздаются с большим опозданием, что дает мне хорошую фору. Я петляю по школьным коридорам, едва не врезаясь в стены из-за скорости, которую не сбавляю ни на мгновение. Лишь у учительской я останавливаюсь на несколько секунд, чтобы перевести сбившееся дыхание, а затем без стука врываюсь внутрь.       В ярко освещенном кабинете никого нет, и у меня внутри все холодеет. Все преподаватели ушли домой, и теперь я просто не знаю, что мне делать. Единственная надежда на спасение испарилась, а по школе бродит кучка тупых баскетболистов, придумавших себе развлечение, в котором мне отведена главная роль. Глаза начинает жечь от собирающихся слез, и мне хочется свернуть где-нибудь в уголке и поплакать над своей горемычной судьбой. Может быть, удастся здесь спрятаться, пока меня не надоест искать? Я готова просидеть в учительской хоть до понедельника, лишь бы избежать нового унижения.       Но я не успеваю ни спрятаться, ни даже схватить с ближайшего стола что-нибудь тяжелое. Дверь открывается, и в учительскую врывается синеглазый капитан баскетбольной команды. Глядя на меня с укоризной, он захлопывает за собой дверь и закрывает ее на защелку. Я готова побиться головой об стену от осознания собственной тупости. Мне даже не пришло в голову проверить, запирается ли дверь изнутри.       — Ты совсем ненормальная?! — рычит на меня синеглазый. — Ты хоть понимаешь, что могла меня травмировать?       — Да пошел ты! — Не только баскетболист, но и я вздрагиваю от этой фразы. Я еще ни разу такого никому не говорила.       — У тебя от стресса в голове помутнение? Я тебе, вообще-то, помочь хочу, а ты…       — Помочь? Ты издеваешься? Так я тебе и поверила!       Красавчик закатывает глаза и, набрав в легкие воздух, явно собирается разразиться гневной тирадой, но громкие голоса за дверью побуждают его отказаться от этой идеи. Он прижимает палец к губам, призывая меня молчать, и замирает. Я тоже стою как вкопанная, боясь пошевелиться, и жду, когда развеселая компания пройдет мимо. Когда голоса отдаляются, а затем и вовсе растворяются в школьных коридорах, меня покидают силы, и я опускаюсь на пол, пряча лицо в ладонях.       — Эй, ты в порядке?       Поднимаю голову и вижу обеспокоенное лицо синеглазого, который присел на корточки рядом со мной. Вместо ответа киваю и снова закрываю лицо ладонями.       — Я Четыре. А ты ведь сестра Калеба? Беатрис?       — Трис, — зачем-то поправляю его.       — Не переживай, через пятнадцать минут охранник будет делать обход, и все разойдутся.       Снова киваю, не зная, что сказать. Происходящее кажется каким-то нереальным — чем-то таким, что просто не может быть на самом деле. Я так вымотана, что у меня нет сил ни думать, ни разговаривать. Мне хочется отключиться от реальности и больше в нее не возвращаться. Чтобы не было ни банок с краской, ни идиотов-баскетболистов, ни их капитана-красавчика, ни дурацких пряток в учительской.       — Забавно, — хмыкает капитан, и я поднимаю на него непонимающий взгляд. — Ты — первый человек, который не задал мне вопрос про мое имя. Обычно все спрашивают, почему Четыре. Или делают остроумные, как им кажется, комментарии по этому поводу.       С моих губ едва не срывается: «Ты дебил?» Но я вовремя прикусываю язык. И хотя мне все равно не верится в искренние намерения этого баскетболиста, разумнее будет ему подыграть. Или хотя бы попытаться.       У меня не слишком богатый опыт общения с людьми, но даже такой социальный изгой, как я, понимает, что Четыре ждет, что я поддержу разговор. Он дружелюбно мне улыбается, слегка наклонив голову в мою сторону. Наверное, можно было бы спросить про те комментарии о его имени. Или обсудить школьную программу и учителей. Или поблагодарить за спасение от душа из краски. Но я продолжаю сидеть молча, глядя в упор на синеглазого капитана баскетболистов. Не знаю, как выгляжу со стороны, но Четыре вскоре перестает улыбаться и опускает взгляд, внезапно заинтересовавшись рисунком на ковре.       Так мы и продолжаем сидеть в неловком молчании, пока за дверью не слышится топот множества ног и приглушенные крики: «Валим! Быстрее!». И будто по команде Четыре вскакивает на ноги и выключает свет в кабинете. Я едва успеваю открыть рот, чтобы задать вопрос, как синеглазый хватает меня за руку и, потянув на себя, прижимает своим телом к стене справа от двери. Одна часть меня хочет возмутиться и потребовать объяснений, но другая, видимо, более разумная, в конечном итоге держит мой рот на замке.       Я никогда не считала себя романтичной. Не то чтобы я не думала о любви и отношениях с противоположным полом. Думала, но как о чем-то само собой разумеющимся в далеком будущем. В настоящем парни меня совсем не интересовали. Как человек с нормально функционирующими глазами я, конечно же, обращала внимание на обладателей привлекательной внешности, но никаких эмоций по этому поводу у меня не было. Я не краснела, не бледнела, у меня не перехватывало дыхание, не учащался пульс — в общем, ничего такого, о чем пишут в любовных романах. Однако именно сейчас со мной происходит что-то похожее. Мои щеки пылают, и сама я будто в огне. Хочется поскорее убежать прочь и одновременно теснее прижаться к синеглазому баскетболисту, удерживающему меня. Он такой высокий, что моя макушка едва достает ему до середины груди. И от него так приятно пахнет, что хочется прижаться носом к его футболке.       Неожиданный звук отвлекает меня от дурацких мыслей и заставляет колотиться сердце уже по совершенно иной причине — кто-то пытается попасть в кабинет. Дверная ручка опускается, затем в замочной скважине с тихим щелчком проворачивается ключ, и на пол падает узкая полоска света. Я в панике жду, что нас вот-вот обнаружат, и безуспешно пытаюсь придумать хоть какое-то оправдание своему присутствию, но ничего не происходит. Дверь так и остается приоткрытой, но никто в кабинет не заходит.       Спустя несколько минут Четыре осторожно высовывает голову в коридор, а затем резко хватает меня за руку и вытаскивает за собой. Мы со всех ног бежим к выходу, ни разу не оглянувшись. Поворот, еще один. Двери классов и темные коридорные окна пролетают мимо размытыми пятнами. Когда мы вылетаем на улицу, сердце грохочет где-то в районе моих ушей, а колени подгибаются, будто под тяжестью непомерной ноши. Меня так трясет, что я не сразу соображаю, что застыла на школьном крыльце, жадно глотая воздух ртом, когда следует поскорее отсюда убраться. Солнце давно опустилось за горизонт, а это значит, что мне давно пора быть дома, если не хочу получить еще один выговор от родителей.       — Уф, кажется, пронесло. — Четыре взъерошивает волосы на затылке и усмехается. — Давненько я не удирал от школьного охранника.       Он выглядит довольным и расслабленным, будто все, что только что произошло, было всего лишь забавной шалостью. Он широко улыбается мне, будто ждет, что и я скажу ему что-то в этом роде. Но мне совсем не весело. Может, он и помог мне сегодня, но это не значит, что я буду с ним любезничать и шутить. Неизвестно: а вдруг это было все частью какого-то более грандиозного плана его баскетбольных дружков. И я во второй раз за сегодняшний вечер разворачиваюсь и убегаю от него, игнорируя его крик: «Постой, Трис! Куда ты?» Но на этот раз он не бежит вслед за мной.       Вечерний Чикаго накануне выходных скован автомобильными пробками, и мое такси целую вечность добирается до моего убогого района. Чтобы выиграть хоть немного времени, я выхожу раньше обычного и преодолеваю оставшееся до дома расстояние бегом. Но дома меня ждет только маленький банановый кекс со свечой и записка, что родители и Калеб ушли на собрание в общественный центр и будут рады, если я к ним присоединюсь.       Наверное, именно это и называется последней каплей. В любой другой день я бы молча привела себя в порядок и отправилась на это идиотское собрание, но не сегодня. Сегодня я выбрасываю в мусорное ведро кекс и записку и просто иду спать.