Купеческая дочь

Первую четверть Тоня окончила не так хорошо, как хотелось бы — тройки по чистописанию избежать не удалось, четверок тоже было немало. Наблюдая за тем, как классная дама выставляет оценки за поведение, девочка сильно переживала из-за того, что именно ей поставят. «Не надо, не ставь тройку», — думала Тоня, — «Миша говорил, что тройку за поведение позорно иметь, а девочке — тем более». Как Тоня ни приглядывалась, ей так и не удалось увидеть, какую именно оценку ей поставила классная дама за поведение. Решив, что в любом случае она не будет прятаться, а будет признаваться родителям — несмотря на то, что с момента крупного скандала прошло больше месяца, воспоминания о наказании были свежи, будто все произошло вчера — Тоня снова попробовала приглядеться, но ей это снова не удалось — Софья Ефимовна отложила табель слишком далеко. «Не буду ни врать, ни убегать», — подумала Тоня, — «В прошлый раз чуть ли ни неделю через силу садилась, не хочу так больше». Когда, наконец, гимназисткам были розданы табели, Тоня, первым делом, посмотрела на оценку по поведению — там стояла тройка. Не обращая внимания на дежурные фразы классной дамы о том, что оценки за четверть — не повод расстраиваться, а знак, на что стоит обратить внимание, Тоня сидела немало расстроенной. Девочке было обидно, что она так и не смогла получить еще две-три четверки, чтобы за четверть вышла четверка по чистописанию. Тройка по поведению огорчала Тоню еще больше, ведь шансов на то, что ей бы простили не лучшую успеваемость, было значительно больше, нежели родители закрыли бы глаза на плохое поведение. — Оценки по поведению я вам слегка завысила, — сказала Софья Ефимовна, — Николаевой и Усольцевой поставила наперед пятерки, Алексеевой решила не ставить в первой же четверти двойку. Если в следующей четверти ситуация не изменится, Николаева и Усольцева останутся с четверками, Алексеева может забыть о тройке. Поняв, что тройку ей поставили просто так, Тоня окончательно расстроилась и решила в следующей четверти вести себя иначе. Придя домой, девочка решила ничего не скрывать и, придав себе более-менее беззаботный вид, сказала матери: — Мама, нам табели выдали. Увидев, какие оценки получила за четверть дочь, Анна Паисьевна сказала: — Плохо ты учебу начала. Не споря и не пытаясь оправдаться, Тоня отправилась к себе в комнату ждать прихода домой отца. Степан Аристархович, увидев оценки дочери, промолчал. — Папа, как тебе оценки? — решила нарушить молчание Тоня. — Сейчас, дочка, папа поест, подумает и потом скажет, — услышала девочка в ответ. С трудом дождавшись окончания обеда, Тоня надеялась, что отец скажет ей что-нибудь приободряющее. Спустя довольно длительное время, проведенное в тишине, Степан Аристархович сказал: — Смотри, Тоня, в чем дело. Четверки можно постепенно подтянуть до пятерок. Ты же помнишь, почему они у тебя стоят, что ты не так сделала? — Помню, — ответила девочка, — В следующей четверти постараюсь исправить положение. — Почему у тебя стоит тройка по чистописанию, в принципе, я тоже понимаю, — сказал Степан Аристархович, — Тебе надо не спешить, когда пишешь, тогда клякс будет гораздо меньше. И промокашкой надо как-то аккуратнее пользоваться, а то у тебя иногда все лицо бывает в чернилах, не представляю, как это возможно. Но, в конце концов, на то и придуманы уроки чистописания, чтобы учиться писать аккуратно. «За чистописание не ругал», — обрадовалась Тоня, — «Теперь осталось поведение». — Теперь, что касается поведения, — сказал Степан Аристархович, — Тройку по поведению я понять не могу. Тоня, с тобой сколько раз уже разговаривали об этом, сколько говорили, что ты ведешь себя неправильно, а ты все выводов никак не делаешь. Мне просто обидно, что ты простых разговоров никак не понимаешь. За шатание по улицам тебе сильно попало — ты сделала выводы, неужели тебя за поведение нужно так же выпороть, чтобы ты в гимназии вела себя в рамках пристойного? Ты же дома так не ведешь себя, так почему ты позоришь нашу фамилию за пределами дома? Опустив глаза и представив, что ей может так же влететь, как и месяц назад, Тоня чуть было не расплакалась. Быстро потерев глаза кулаком, девочка посмотрела на отца. — Папа, я постараюсь в следующей четверти вести себя иначе, — сказала Тоня. — Буду на это надеяться, — ответил Степан Аристархович. Дождавшись того, что отец уйдет из дома, Тоня тоже пошла к подругам. — Теперь можно хоть немного отдохнуть от учебы, — сказала Алла, — Вставать рано не придется, это замечательно! — Да, теперь можно не так внимательно следить за прической, — согласилась Тоня, — А то попробуй, приди лохматая на учебу, сразу замечание получишь. — Давайте погуляем по пустым коридорам гимназии, — предложила Алла, — Наверное, там сейчас интересно, необычно. — Давайте, — согласились Лариса и Тоня. По дороге в гимназию, Лариса сказала подругам: — Помнится, Савка однажды на чердаке своей гимназии сделал бумажного голубя, а потом поджег его и выпустил из окна. Говорил, что было интересно наблюдать за тем, как он летит и горит, — сказала Лариса. — Давайте так же сделаем, — предложила Алла, — Наверное, это красиво. Глядя на то, как Лариса легко согласилась с этой идеей, Тоня засомневалась. С одной стороны, ей было интересно увидеть, как именно будет проходить этот полет. С другой стороны, осадок от неприятного разговора с отцом до сих пор оставался. Решив, что любопытство перевешивает голос разума, упрямо твердивший то, что добром этот эксперимент не окончится, Тоня тоже согласилась с предложением подруги. — У кого-нибудь есть спички? — спросила Алла. — У меня нет, — с огорчением ответила Тоня, — И дома, боюсь, тоже не дадут просто так. — У меня есть, — ответила Лариса, — Мама два дня назад отобрала спички у Савки, когда он торпеду пытался сделать, и мне отдала, чтобы я на место положила. Я их как сунула в карман, так и забыла убрать. А теперь они нам пригодятся. Незаметно прошмыгнув в здание гимназии, пока сторож отвернулся в другую сторону, девочки пробежали по пустому коридору, а потом быстро поднялись на чердак. — Там педсовет идет, нас точно никто не заметит, — сказала Лариса, — А потом все разойдутся и мы так же незаметно выйдем. Сидя на чердаке и смастерив голубя, Лариса смело его подожгла и выпустила из окна. — Полетел наш голубь, — сказала девочка. — Только не туда… — обеспокоенно сказала Тоня, не замечая особенной красоты в его полете. И действительно, голубь изначально полетел слегка в сторону, а потом резкий порыв ветра вдруг подхватил бумагу и понес ее обратно в окно второго этажа. — Девчата, бежать надо, тушить голубя, пока мы гимназию не спалили, — крикнула Лариса. — Где же мы его найдем? — спросила Алла. — Не знаю, где мы его найдем, но если что-то загорится, нас обязательно исключат, — ответила Лариса. Педсовет по итогам первой четверти практически ничем не отличался от других педсоветов. Софья Ефимовна, встав со своего места, весьма монотонно говорила об успеваемости класса. — Явных отстающих нет, очень талантливых учениц тоже пока что не замечено, — сказала женщина, — Это мой третий набор, ничуть не лучше и не хуже предыдущих. У некоторых учениц есть трудности с чистописанием, что вполне неудивительно, некоторые не слишком хорошо разбираются в арифметике… Вдруг классная дама замолчала. — Софья Ефимовна, вы окончили доклад? — слегка удивленно спросила директор. — Если это мои — руки пообрываю, — тихо сказала женщина. Несколько человек, которые сидели рядом с докладчиком, едва заметно засмеялись. Не обращая внимания на улыбки окружающих, классная дама сказала: — В соседний класс горящий бумажный голубь залетел, пойду выяснять, кто это натворил. Войдя в класс и затушив догорающего бумажного голубя, Софья Ефимовна вышла в коридор в надежде найти виновника этого беспорядка. — Девочки, вроде, здание не горит, может быть, нам лучше домой пойти? — спросила Алла подруг, — Мы этого голубя не найдем. — А вдруг уже что-то загорелось, а мы не знаем? — переспросила Лариса, — Так потушим и быстренько уйдем, а так, если что, нас в этот же день исключат. — Не узнают, что это мы, и не исключат, — сказала Алла. — А ты уверена, что нас сторож не видел? — спросила Тоня, — Может быть, он нас заметил и, когда его спросят, скажет, что мы заходили в гимназию. И все, больше ни в одну гимназию города никогда не возьмут. Вдруг увидев в коридоре свою классную даму с куском обгорелой бумаги в руке, Тоня и обрадовалась, что пожар не произошел, и испугалась, не предчувствуя ничего хорошего. — Четыре года назад за такое вас бы прямо здесь, в гимназии, розгами выдрали, — сказала классная дама, — Сейчас, к сожалению, нельзя, устав гимназий сменился. Пойдемте в класс. Не надеясь ни на что хорошее, Тоня вместе с подругами пошли за Софьей Ефимовной. — Протянули руки, — сказала женщина, взяв в руки линейку. — Софья Ефимовна, вы же только что сказали, что нельзя, новый устав, — удивилась Лариса. — Нельзя выпороть вас как положено, пусть родители этим занимаются, — сказала классная дама, — А остальное можно. Вытирая слезы, Тоня вдруг вспомнила сегодняшние слова отца и окончательно испугалась. «Вот этот случай папа точно не простит», — подумала девочка, — «Знать бы, что сейчас будет, отчислят или нет…» На какое-то время приостановленный педсовет продолжился выступлением классной дамы второго класса. Вдруг дверь кабинета открылась и в него вошла Софья Ефимовна вместе с тремя ученицами. — Вот эти девицы, как только что сами признались, сделали бумажного голубя, подожгли его и запустили с чердака, — сказала женщина, — Считаю необходимым поставить вопрос об их отчислении. Кто знает, что может прийти в голову девицам в следующий раз? Где гарантия того, что мы однажды не сгорим по их милости? — Вы зачем это сделали? — спросила директор девочек. — Баловались, — полушепотом ответила Лариса. — Софья Ефимовна, отведите девочек в класс и возвращайтесь, — сказала директор. После ухода классной дамы, оставшись в классе одни, девочки долго молчали. Тишину прервала Лариса. Посмотрев на свои руки, девочка сказала: — И ведь это, в любом случае, только начало… Дома будет самое интересное… — Может быть, нас не отчислят, — с надеждой сказала Тоня, — Я так хотела учиться… — Может быть, и не отчислят, но родителей точно вызовут, — ответила Лариса, — Савка опять будет смеяться, ведь у него все обошлось, голубь улетел в сторону от здания, потом упал на землю и ничего не было, ничего не загорелось. А у нас вечно все не так получается… Не зная, что можно ответить, Тоня промолчала. — Софья Ефимовна, вы ведь для красного словца про отчисление сейчас сказали? — спросила директор классную даму, — Чтобы учениц приструнить? — В принципе, да, — ответила женщина. — Тогда решите этот вопрос вместе с Дарьей Кирилловной и родителями девочек после педсовета, — сказала директор. Просидев еще около часа в классе, Тоня вдруг увидела, что к ним пришла классная дама и инспектриса. — Бессовестный народ! — с порога начала возмущаться Дарья Кирилловна, — Сколько лет здесь работаю, вы первые, кто горящую бумагу с чердака кидает! Пожалела, значит, вас Софья Ефимовна, поставила приличные отметки по поведению, нет, все вам без толку, не понимаете к себе хорошего отношения, хоть кол на голове теши! Я очень надеюсь, что сегодня дома родители так отреагируют на ваш проступок, как хочет отреагировать что я, что Софья Ефимовна, но сдерживается. Будете стоять в классе, пока за вами родители не придут, садиться не разрешаю. Отстояв в классе еще часа два, изредка поглядывая на классную даму, которая сидела с книгой, Тоня увидела, что в класс входит Дарья Кирилловна. — Софья Ефимовна, пойдемте. Скажете родителям про голубя, про то, что исправили им оценки по поведению на двойки. Когда шаги затихли вдалеке, Тоня спросила подруг: — Исправили оценки по поведению на двойки и оставили нас на учебе или отчислили? — Хоть так, хоть так может быть, — ответила Алла, — Я никакому варианту не удивлюсь. Еще через полчаса к дочери пришел Степан Аристархович. Взяв девочку за руку и выйдя из гимназии, мужчина сказал: — Молодец, дочка, правильные выводы сделала из нашего сегодняшнего разговора, все на словах сразу поняла. Посмотрев на Тоню, которая не поняла иронию отца, Степан Аристархович добавил: — Как я сказал днем, что с тобой разговаривать бесполезно, ты ничего не понимаешь, так и убедился в этом полчаса назад. Тебе классная дама и без того завысила оценку, не стала ставить двойку по поведению за первую же четверть, а ты даже эту доброту не оценила, пожар чуть было ни устроила… — Папа, прости меня, пожалуйста, — сказала Тоня. — Особенно хорошо твои слова звучали бы, если бы гимназия сгорела и нам платить за здание пришлось бы, — произнес Степан Аристархович, — Прямо чудесно звучали бы… — Меня отчислили? — спросила напрямик Тоня, не в силах больше ждать того, чтобы это сказал отец самостоятельно. — Нет, Тоня, тебе дали последний шанс на исправление, — ответил Степан Аристархович, — А я, в свою очередь, помогу тебе исправиться. На каникулах будешь дома сидеть. В тишине дойдя до дома — Тоня была очень рада, что ее не отчислили, поэтому не слишком расстроилась от подобного известия, Степан Аристархович сказал супруге: — Антонина сегодня ужинать не будет. «Что поделать, потерплю», — подумала Тоня, — «Главное, что меня не отчислили». — Вставай, Тоня, подумаешь о своем поведении, может, какие-нибудь мысли в голову придут, — сказал Степан Аристархович, рассыпая горох в углу. «Сама виновата, ничего не поделать», — подумала девочка, решив не спорить. — Тонька, так что, тебя все каникулы из дома не выпускали? — спросила Лариса подругу. — Да, все каникулы, — ответила Тоня. — Меня два дня дома подержали, а потом мама пожалела меня, — сказала Лариса, — А драли? — Драли, сильно, еще похуже, чем после моего шатания по улицам, — ответила Тоня, — Только сейчас садиться начала. — И мне тоже сильно влетело, — ответила Лариса, — Какие-то мы дуры, зачем все это устроили. А вдруг бы нас отчислили? А вдруг бы гимназия сгорела? Тогда бы точно отчислили да родителей платить за причиненный ущерб заставили. — Может, не будем брать пример с твоего Савки, это вечно плохо кончается, — предложила Тоня, — И из-за этих двоек нам пятерка за год по поведению точно не светит. — Да хоть бы четверка вышла, уже хорошо будет, — вздохнула Лариса, — Давай действительно будем вести себя правильно, не так, как вели.