Купеческая дочь

Прошло около месяца. Решив не искать себе лишние проблемы, Тоня перестала ругаться с классной дамой, вела себя максимально корректно, научилась делать письменные уроки на переменах и во время других уроков, начала снова получать пятерки и немало обрадовалась, узнав, что классная дама, скрепя сердце, снова начала ей ставить пятерки по поведению, борясь с желанием придраться к какой-нибудь мелочи и поставить четверку. Родители снова начали радоваться успеваемости дочери и легко закрывали глаза на то, что Тоня практически каждый день куда-то ходит. — Раз может и учиться, и гулять, пусть гуляет, — сказал супруге Степан Аристархович. Тем временем, на кружке работа кипела. Во многом благодаря Тоне листовки печатались бесперебойно и девушка начала не только их печатать, но и разносить по адресам. — Осторожнее, Тоня, не делай глупостей, не попадись никому, — часто говорил напутственное слово девушке Евстигней. — Хорошо, я постараюсь, — каждый раз с улыбкой отвечала Тоня и шла по адресу. В один прекрасный день Евстигней сказал Тоне: — Завтра надо бы не позже часа дня отнести листовки по одному адресу, их дальше передадут, куда надо, уже другие люди. — Хорошо, значит, я тогда завтра на учебу не пойду, — согласилась Тоня. Выйдя из дома в обычное время, девушка сразу пошла на явку. — Будем печатную машинку сегодня мучить? — спросила Тоня Евстигнея. — Нет, уже достаточно материала, пока что хватит, — ответил Евстигней, — Слишком много материала тоже опасно держать, вдруг обыск будет? А так у нас все культурно, обычная комната, где я живу, печатная машинка, может быть, для личных нужд. — Тогда давай я свяжу пока что пару салфеток на заказ, — предложила Тоня. — Если хочешь — вяжи, — ответил Евстигней. Тоня, как обычно, начала довольно быстро вязать салфетки. Радуясь тому, что ее научила этому в детстве мать, девушка связала пару салфеток. — Какая у тебя высокая скорость, — удивился Евстигней. — Так потому что рисунок простой и размер маленький, — ответила Тоня, — Виктор говорил, что эти салфетки охотнее всего покупают, вот и вяжу именно их. Хоть какие-то деньги для нашей типографии, раз я не могу приносить наличные деньги, пусть хотя бы буду работать на наше общее благо. — Молодец ты, Тоня, — похвалил девушку Евстигней, — На учебе все нормализовалось? — Да, все хорошо, — ответила Тоня, — Особых проблем нет, получаю, в основном, пятерки, хотя бывают всякие оценки. Поболтав еще полчаса, Евстигней сказал Тоне: — Идешь по вот этому адресу. Придешь, постучишь в дверь, спросишь Дарью. Отдашь листовки, намекнешь, что стоит внести хоть небольшое пожертвование. Если денег не даст, сильно не спорь, они и без того нам помогают. — Хорошо, — ответила Тоня, — Дарью зовут прямо как нашу инспектрису. Взяв в руки сверток с листовками, Тоня пошла по адресу, который ей сказал Евстигней. «Надо же, Дарью зовут прямо, как нашу инспектрису», — еще несколько раз подумала Тоня и вскоре пришла к дому. Подойдя к крыльцу, Тоня не увидела на двери обещанного розового почтового ящика, о котором так часто говорили другие члены кружка. «Может быть, его сняли?» — подумала Тоня и постучала в дверь. — Кто пришел? — раздался голос из-за двери. — Мне бы Дарью увидеть, — ответила Тоня. — Даша, иди, к тебе пришли, — сказал человек. — Поесть нормально не дадут, пришла домой на полчаса и сразу гости прилетели, — раздался до безобразия знакомый голос. «Точно, думала о другой Дарье и пришла к ней в дом…» — пронеслось в голове Тони, — «Это же не сороковой дом, а двадцать четвертый…» Бросив на крыльце сверток с листовками, девушка побежала прочь. — Алексеева, стоять! — раздался окрик Дарьи Кирилловны, — Или возвращаешься обратно, или отца вызываю. «Не надо отца вызывать», — подумала Тоня и вдруг девушке стало страшно. «Листовки на крыльце забыла…» — пронеслось в голове Тони. Быстрым шагом Тоня вернулась к дому инспектрисы. Увидев, что женщина взяла в руки сверток, Тоня похолодела. «Это конец», — подумала девушка. — Вопрос первый, — сказала Дарья Кирилловна, — Почему вас не было на уроках сегодня. — Я болела, — ответила заготовленную реплику Тоня. — Больные не шляются по улицам и не бегают как козы, а лежат дома в постели, — сказала женщина, — Вопрос второй. Что это за сверток и к какой Дарье вы хотели прийти, но ошиблись домом. — Не знаю, — ответила Тоня, — Меня просто попросили отнести что-то куда-то. — А давайте посмотрим, что же внутри свертка, — сказала Дарья Кирилловна, — Развязывайте, иначе это сделаю я. Дрожащими руками Тоня начала развязывать сверток. От волнения девушка не могла ничего сделать и только затянула узел, который стало невозможно развязать. — Если вы не знаете, что внутри, почему вы так волнуетесь? — с легкой насмешкой спросила Дарья Кирилловна. — Потому что домом ошиблась, — ответила Тоня. — Хорошо, развязывайте сверток, я пока что чай допью, — сказала Дарья Кирилловна. Через десять минут, увидев, что Тоня так ничего не развязала, но уже начала плакать, женщина сказала: — Давайте ножом разрежем бечевку, раз у вас не получается. Быстро разрезав нить и развернув оберточную бумагу, Дарья Кирилловна взяла в руки одну из листовок и, прочитав ее, сказала: — Надеюсь, вы понимаете, что я сейчас вас должна полиции сдать, а лучше жандармерии? — Дарья Кирилловна, пожалуйста, не надо дело через полицию решать… — дрожащим голосом попросила Тоня, — Откуда я знала, что несла, кому и куда. На какое-то мгновение поверив Тоне, женщина бросила пачку листовок в печку, закрыла заслонку и сказала дочери: — Лида, убери со стола, я в гимназию. Крепко взяв Тоню за ухо, Дарья Кирилловна сказала: — Пойдем, что ли, в гимназии поговорим. «Пойдем, что ли, в гимназии поговорим», — пару раз про себя повторила Тоня, — «Значит, без полиции все обойдется». Плача от стыда за то, что ее вот так за ухо ведут по улице и это видят прохожие, Тоня смотрела себе под ноги, чтобы не видеть ничего вокруг. Войдя в гимназию, Тоня застыдилась еще больше и, покраснев, подумала: «Все ведь увидят, как меня привели… Позор будет на всю гимназию…» Оглядываясь по сторонам и увидев, что к ним спускается классная дама, Дарья Кирилловна сказала женщине: — Софья Ефимовна, здесь и ваша явная недоработка есть, мы с вами поговорим об этом попозже. Зайдя в каморку к дворнику, Дарья Кирилловна сказала ему: — Вот эту ошибку природы выдрать, как при старом уставе секли, а потом пусть идет ко мне в кабинет. Жалеть ее не надо, не за что жалеть. — И что ты натворила? — спросил дворник, вернувшись с охапкой веток. — При мне какие-то листовки нашли, не знаю, как они мне попали… — прошептала Тоня. — Точно, не за что жалеть, — сказал дворник, — Иди сюда, барышня, можешь радоваться, что не полиции попалась. Буквально вылетев из каморки дворника, Тоня помчалась в туалет и, не сдерживая себя, заревела в голос. «Позорище», — думала Тоня, — «Влетело как никогда, опозорилась явно на всю гимназию, сейчас отца вызовут… И ладно, если не отчислят, а если отчислят? Что я тогда делать буду?» Размазывая слезы по лицу, Тоня стояла у раковины и изредка умывалась. Минут через десять в уборную вошла Софья Ефимовна. — Вот даже сомнений не было, что вы здесь, пойдемте, — сказала классная дама. Еще раз умывшись и вытерев лицо рукавом, Тоня пошла вслед за женщиной. — Откуда листовки? — еще раз спросила Тоню инспектриса. — Не знаю, — ответила Тоня. — Сейчас вопрос о ее отчислении решается, а она не знает! — возмутилась Дарья Кирилловна, — Где взяла сверток? Он с неба к тебе упал? Тоня молчала, понимая, что не может выдать Евстигнея. «Может быть, в полицию не сообщат», — подумала Тоня, — «А я и после отчисления не помру, что-нибудь придумаю». — Откуда сверток? — еще раз спросила инспектриса, — Как попал к тебе в руки? «Надо врать, надо выкручиваться», — подумала Тоня. Спустя длительную паузу девушка сказала, — Я шла в гимназию. Ко мне подошел какой-то незнакомый мне человек и сказал, что нужно не позже, чем к часу дня, передать сюрприз его невесте Дарье. Назвал ее адрес. Я пошла по адресу, но, видать, в голове все перемешалась и я пришла в ваш дом. — Идите в класс, за вами придут, — сказала Дарья Кирилловна. Когда Тоня ушла, женщина сказала, — Софья Ефимовна, конечно, я доказать не могу, что Алексеева нагло врет, но, как вы понимаете, для полиции доказательств будет маловато. Поэтому ваша задача — сделать так, чтобы этот случай не вышел за пределы гимназии, а в идеале — чтобы его вообще никто не обсуждал. С классом бесед не проводить, с дворником я поговорю, Алексеева до конца недели остается на два часа после уроков. Можете напугать ее возможным отчислением так, чтобы она действительно в это поверила. Стоя у окна в классе и снова плача, Тоня услышала шаги, приближающиеся к классу. — Антонина, — сказала Софья Ефимовна, — Вот знали бы вы, каких трудов мне стоило убедить Дарью Кирилловну не отчислять вас именно сегодня! «Меня оставляют учиться!» — обрадовалась Тоня. — Если вы не сделаете соответствующих выводов, ваши следующие проступки буду рассматривать как личное оскорбление и неуважение к тому, что я для вас сделала, — сказала Софья Ефимовна, — Ноль по поведению и то, что вас оставляют до конца недели на два часа после уроков — сказочное везение относительно того, что вы сегодня натворили. — Да, мадам, хорошо, спасибо, — поблагодарила женщину Тоня. Придя домой, Тоня не хотела ничего говорить родителям. «Наверное, папе уже обо всем сообщили», — подумала девушка, — «Папа сам начнет этот разговор». И действительно, Степан Аристархович, вернувшись домой, сразу же захотел поговорить с дочерью. — Ну что, Тоня, допрыгалась? — спросил мужчина, — Попалась с листовками? Это, рано или поздно, должно было случиться. Твое счастье, что без полиции и жандармерии дело обошлось, что тебя просто выдрали в гимназии. Ты хоть представляешь, какой это позор на всю гимназию? — Представляю, — вздохнула Тоня. — Если ты после этого дня не прекратишь страдать глупостями, я не представляю, что может на тебя повлиять, — сказал Степан Аристархович. На следующий день Тоня пришла на уроки. Меньше всего девушке хотелось, чтобы о вчерашнем эпизоде кто-либо узнал. Собрав всю волю в кулак, Тоня села за парту. — От папы вчера за прогул попало? — спросила подругу Лариса. — Да, — соврала Тоня. — Мы с Аллой видели, как тебя Дарья по улице за ухо тащила, видать, ей попалась? — Да, попалась, — вздохнула Тоня. После окончания учебного дня и отсидев свои два часа в классе, Тоня пришла к Евстигнею. — Евстигней… — сказала девушка, — Прости меня… — За то, что ты домом ошиблась? — спросил Евстигней, — Да ладно, всякое бывает. Хорошо еще, что ты к вашей инспектрисе домой пришла, а не в дом кого-нибудь из полиции. — А откуда ты все знаешь? — удивилась Тоня. — Жоржик шел по улице и случайно увидел, как ты пыталась от вашей Дарьи убежать, — ответил Евстигней. — Евстигней, пожалуйста, прости меня, но я не могу больше сюда приходить… — сказала Тоня, вытаскивая монеты из кармана, — Вот два гривенника, вам на типографию, больше ничего нет. И даже дело не в родителях, не в Дарье, не в том, что мне потом в гимназии попало… У меня сейчас такое на душе творится, мне нужно хотя бы месяц побыть наедине с собой. Может быть, отметки пока что исправить, но даже не это, дело в том, что я должна понять, как дальше жить… Вот только как я буду жить без тебя? Робко подойдя к молодому человеку, Тоня обняла Евстигнея и прижалась щекой к его груди. — Если захочешь — найдешь меня, где живу — знаешь, — прошептала Тоня. — Найду, Тоня, найду обязательно, — сказал Евстигней, сначала целуя девушку в макушку, потом в щеку, а потом в губы.