Купеческая дочь

На следующий день Тоня решила, что не будет сидеть дома и скучать, раз она все равно не может пока что ходить на учебу. Девушка решила встретиться с Евстигнеем. — Как жизнь? — спросила Тоня молодого человека, придя в пирожковую. — Знаешь, Тоня, тяжело как-то начинать все с нуля, — сказал Евстигней, — Кружок развалился, восстанавливать его бессмысленно. Листовки, которые мы печатали, наверное, бесполезны. Ну узнают люди что-то новое, так и забудут об этом сразу же. Какой-то перевод денег и сил получается… — А пирожковая? — спросила девушка. — А пирожковая, Тоня, была нашим прикрытием. Пекли пирожки, продавали их, не гнались за выручкой… На ситный хлеб и картошку хватало — и достаточно, — ответил Евстигней. — Как говорит иногда папа, дело сразу не делается, нужно начинать с малого, — попыталась приободрить жениха Тоня, — Миша окончил университет и на службу поступил, имеет вполне неплохое жалование. Сказал, конечно, папе, что если что — он всегда готов его подменить, продолжить дело, но папа и сам вполне неплохо ведет торговлю, все у него хорошо. — Закрываться, Тоня, мы, конечно, не будем, вдруг еще когда-нибудь нам прикрытие понадобится, но дела идут уж слишком плохо, — сказал Евстигней, — Давай с тобой встретимся после обеда, погуляем? — Хорошо, — согласилась Тоня. Придя домой, девушка решила наконец-то признаться о своем положении родителям. — Мама, папа, — сказала Тоня, — Наверное, я должна признаться вам во всем. Я… — девушка задумалась, — Я в положении. — Призналась наконец-то, — даже немного обрадовалась Анна Паисьевна. Однако Степан Аристархович будто не ждал подобной новости, мужчина в глубине души надеялся на то, что он действительно ошибался в своих подозрениях, а Тоня была права, когда говорила, что ему все просто кажется. — Замуж, Тоня, тебе надо, — сказал Степан Аристархович, — За Евстигнея, причем срочно. Пока он не отказывается жениться. — Меня тогда из гимназии сразу же отчислят, — ответила Тоня, — Евстигней — честный человек, он не будет отказываться от своих слов, тем более, что меня любит. — Тебя, Тоня, все равно за беременность скоро отчислят, — сказал мужчина, — До поры до времени платье будет все прикрывать, но к лету все равно все будет заметно. Тебе не дадут окончить учебу. — Папа, неужели ты думаешь, что я зря Дарью шантажировала? — удивилась Тоня, — Да благодаря моей наглости, моей дерзости, моим поступкам в целом, я осталась учиться. Она знает о моем положении и отчислять не будет. — Бессовестная ты, Тоня, — сказал Степан Аристархович, — Совсем бессовестная. «Ну бессовестная я, бессовестная, вообще распустилась, последний стыд потеряла, зато в гимназии осталась», — подумала Тоня. После обеда к девушке пришла Лариса и снова принесла листок бумаги с домашним заданием. — Не унывай, Тоня, — сказала девушка, — Сейчас выходные будут, а потом три дня — и снова вернешься к нам. — Я не унываю, — ответила Тоня, — Дела у меня идут неплохо, разве что скучно без вас. — Может быть, тебе объяснить что-нибудь? — предложила Лариса, — Чтобы ты не отстала от программы. — Да что тут может быть непонятного? — удивилась Тоня, — Все понятно. А если что — Миша мне сразу бы все объяснил, иначе на что мне брат нужен? Поболтав в подругой немного времени, Лариса ушла домой. «И мне пора идти», — подумала Тоня. — Мама, я к Евстигнею, — сказала девушка и, быстро одевшись, вышла на улицу. — Тоня, — радостно улыбнулся Евстигней, увидев невесту, — Давненько мы с тобой не гуляли. Пошли, может быть, в кофейню? — Пошли, — ответила Тоня, — Я уже осторожно садиться начинаю, так что можно идти хоть куда. — Тебе за отчисление попало? — спросил Евстигней, — Так ты же в положении, неужели не пожалели? — Папа до последнего не хотел верить в то, что все это правда, а призналась я только сегодня утром, — сказала Тоня, — Конечно, сказала бы я правду раньше — меня бы пожалели, но я сама виновата, промолчала. Придя в кофейню и сев за свободный столик, Тоня сказала Евстигнею: — Наверное, пирожное я есть не буду, что-то не хочется, а вот какао бы выпила. — Хорошо, давай будем пить какао, — ответил Евстигней. Сидя за столиком и держа любимого человека за руки, Тоня была полностью счастлива. «Как хорошо, как чудесно, как прекрасно», — подумала девушка и приобняла Евстигнея. Сразу же почувствовав, что ее порыв немного неуместен, Тоня убрала руку обратно. — Пойдем потом ко мне в мезонин? — спросил Евстигней невесту. — Пойдем, — ответила Тоня, — Только не сейчас. — Конечно, не сейчас, — согласился Евстигней. Пара разговаривала о разных пустяках, о том, какие пирожки стоит печь и продавать, а какие неприбыльны, как вдруг Тоня сказала: — Знаешь, Евстигней, так хорошо мне сидеть дома и не учиться, что я даже чуть ли не жалею, что решила продолжить свою учебу. — Бросить гимназию никогда не поздно, — ответил молодой человек. — Не стоит, — ответила Тоня, — Я там с таким трудом осталась, что глупо будет бросать теперь. Дарья на меня злая сейчас, наверное, а что поделать? Не обнималась бы с учителями и не сказала бы я ничего подобного, был бы у нее повод меня отчислить. Вдруг совершенно неожиданно для себя и спутника девушка сказала: — Ладно, хватит о ерунде говорить, не надо. Можно подумать, нам обсуждать больше нечего. Тоня и Евстигней снова начали говорить о разных пустяках, как вдруг в кофейню вошла Дарья Кирилловна. — Помяни черта — он и явится, — сказала Тоня своему жениху, — А что, я отчисленная, пусть и временно, мне можно по кофейням ходить. Видя, что инспектриса подходит к их столику, Тоня нехотя встала и сказала: — Мадам, не понимаю, какие у вас ко мне вопросы, я временно отчисленная. — Договоритесь до того, что будете постоянно отчисленной, — ответила Дарья Кирилловна и по тону голоса женщины Тоня поняла, что инспектриса немало разозлена от этой неожиданной встречи с девушкой. Видя, что Дарья Кирилловна оглядела кофейню и вышла на улицу, Тоня села обратно за столик, поморщилась и сказала: — Еще чувствительно садиться… Так вот, Дарья теперь явно будет вечно ко мне цепляться, нужно после восстановления будет вести себя максимально прилично. И в кофейню уже не пойдешь, и в театр она мне не даст разрешения пойти, придется снова через черный ход ходить. Лишь бы на выпускных экзаменах не завалила. — Не завалит, — ответил Евстигней, — Она там не одна будет, так что не получится. Посидев какое-то время в кофейне, Тоня сказала Евстигнею: — Может быть, не к тебе в мезонин пойдем, а ко мне домой? Все-таки, у меня уютнее, а у тебя не так хорошо. — Что хочешь, сложно одному уют создавать, без женских рук, — ответил Евстигней, — Родители в деревне, братья-сестры тоже. А мне одному и этого хватает. — Деньги им высылаешь? — спросила Тоня и, вдруг вспомнив о хождении в народ, добавила, — Может, поедем в народ? Будем там агитировать. — Высылаю помаленьку, — ответил Евстигней, — А ехать в деревню и агитировать бесполезно. Ответ будет один — Господь терпел и нам велел. Агитировать есть смысл в городе, в деревне народу не до того… Подойдя к дому, Тоня еще раз предложила Евстигнею пойти к ним в дом. — Неудобно как-то, — ответил молодой человек, — Неприлично, даже можно и так сказать. — А ты через окно, — предложила Тоня, — Я зайду через дверь и открою тебе окошко. Ко мне так Лариска уже лазила. — Лариска — подруга, а мне будет не столь уместно так появляться, — ответил Евстигней. Придя в пирожковую и поднявшись наверх, Тоня в порыве чувств бросилась обнимать своего жениха. — Евстигней, — прошептала девушка, целуя своего любимого в губы, — Как я не хочу с тобой расставаться даже до завтра! — Выходи за меня замуж и не будем расставаться вообще, — ответил молодой человек. — Сначала надо учебу окончить, — сказала Тоня, — Не получится. Чувствуя такие знакомые поцелуи на шее и услышав знакомый шепот Евстигнея со знакомым предложением, девушка едва слышно прошептала: — Конечно, пошли. Время летело незаметно. Лежа в кровати и отдыхая, Тоня почувствовала себя нехорошо. Не придав этому особенного значения, ведь девушку иногда и тошнило, и были другие ощущения, Тоня начала одеваться. Почувствовав, что у нее закружилась голова, не желая пугать своего спутника, Тоня осторожно сказала: — Может, проводишь меня до дома? Уже темно. — Конечно, провожу, — согласился Евстигней. Дорога до дома прошла без происшествий. Долго целуясь перед входом во двор, Тоня наконец-то попрощалась с Евстигнеем. Подойдя к дому, девушка увидела Мишу и Люду, сидящих на лавочке. — Аморально, Тоня, — сказал Миша, — Даже со своим женихом такое себе позволять… — Не всем быть образцами для подражания, — улыбнулась Тоня и подумала, — «Не знаешь ты, Миша, что было получасом ранее, иначе вообще дар речи потерял бы». Войдя в дом, девушка начала раздеваться. Голова Тони снова закружилась. — Что с тобой, Тоня? — спросила Анна Паисьевна, увидев, что дочь держится рукой за стену. — Голова кружится… — растеряно ответила девушка, — Даже Евстигнея попросила проводить меня до дома, мало ли что. — Ложись в постель, — сказала Анна Паисьевна. Не споря, Тоня пошла в свою комнату. Встретив по дороге отца, девушка услышала неожиданную фразу: — Опять, Тоня, в грязном платье пришла… Если бы ни твое положение, выдрал бы, как тогда, в сарае, чтобы долго помнила. «Хоть какая-то польза от моей беременности», — подумала Тоня и, ничего не ответив отцу, вошла в комнату и начала раздеваться. — Тоня, как ты себя чувствуешь? — спросила Анна Паисьевна дочь, вскоре придя в комнату. — Не очень хорошо, — ответила Тоня, — Слабость какая-то, в голове шумит, поясница болит… Неожиданно увидев, что платье дочери не только в грязи, но и слегка в крови, женщина не на шутку испугалась. — Волновалась сегодня? — спросила Анна Паисьевна, — Что было? Я же вижу, что что-то не то. — Волновалась, случайно увидев инспектрису, — ответила Тоня, — Ну и с Евстигнеем в мезонине сегодня… Позволили себе лишнего, слишком долго в постели вместе лежали. — Да не лежали вы, — сказала Анна Паисьевна. Вдруг в голове женщины промелькнула крамольная мысль. «Выкинуло бы сейчас и все: ни сплетен не будет, ни слухов, ни обсуждений на полгода», — подумала Анна Паисьевна, — «А сейчас, если врача звать, уже сплетни пойдут. Да и чем он поможет?» — Тонечка, скажи правду, ты хочешь родить? — спросила женщина, — Тебе эта беременность нужна? — Хочу, — ответила Тоня, — Нужна. Я хочу, чтобы ребенок родился. А зачем ты это спрашиваешь? — Просто, Тоня… — замялась от слишком откровенного обсуждения Анна Паисьевна, — Сейчас такая ситуация… Беременность — вещь такая, неоднозначная. Бог дал, Бог взял. В общем, если ты не хочешь родить — сейчас надо пойти и погулять где-нибудь, пешком и подольше. — А если хочу? — спросила Тоня. — Тогда лежать, не волноваться и надеяться на лучшее, — ответила Анна Паисьевна. — Я хочу родить, — ответила Тоня. — Тогда лежи, — сказала женщина, — Я тебе сейчас капелек принесу, чтобы не волновалась. Лежа в постели и выпив капли, Тоня не понимала, почему мать так активно ее опекает. — Поесть бы, уже давно время ужина, — сказала девушка и попыталась встать. — Не надо вставать, Тоня, я сюда принесу еду, — ответила Анна Паисьевна, — И завтра бы тебе не вставать, отлежаться надо. — Хорошо, — недоуменно ответила девушка. На следующий день к Тоне снова пришла Лариса. — А почему ты лежишь в постели? — удивилась девушка, — Заболела? — Мама вставать не разрешает, говорит, что если я хочу родить — надо лежать, — ответила Тоня. — Значит, надо лежать, — сказала Лариса, — Вчера так забавно вышло, все учителя пытались тебя к доске вызвать, видать, забыли, что тебя временно исключили. — Знаешь, Лариса, — задумчиво сказала Тоня, — Мне так нравится дома сидеть, что даже возвращаться на учебу не хочется. — Так не возвращайся, — ответила Лариса, — Выходи замуж и все. — Нельзя, надо доучиться, жалко бросать учебу, — сказала Тоня. Когда Лариса ушла, к Тоне в комнату пришла Анна Паисьевна. — Что-нибудь болит? — спросила женщина. — Нет, все хорошо, — ответила Тоня. — Тогда, наверное, можно вставать, но напрягаться нельзя, сиди дома, набирайся сил, — сказала Анна Паисьевна, — И чтобы больше того, что вы вчера с Евстигнеем устроили, не повторяла, а то не родишь. — Хорошо, — ответила Тоня.