Купеческая дочь

Прошло чуть больше недели. Придя в себя после родов, Тоня сказала Евстигнею, который исправно ходил ее навещать: — Евстигней, наверное, нам надо уже съезжаться, нехорошо жить раздельно. — Да, Тоня, я тоже об этом думал, — ответил Евстигней, — Будем жить в мезонине, на первое время места хватит. Пирожковая снова работает, мы с ребятами решили работать в полную силу, а не для прикрытия, поэтому денег должно хватить на троих человек. — А ко мне переехать не хочешь? — спросила Тоня, — Такое же бывает, что муж переезжает к жене. Родители против не будут, я не сомневаюсь. — Тоня, давай не будем злоупотреблять ничьей добротой, — предложил Евстигней, который был не в восторге от возможности переезда в уже сложившуюся семью, — Все-таки, мы с тобой создаем новую семью, давай жить вместе, сначала в мезонине, а потом видно будет. Надеюсь, на собственный домик скопим. — Да, собственный домик — это просто чудесно… — задумчиво сказала Тоня, — Ну что, давай жить в мезонине, наверное, ты прав. Для начала девушка решила сообщить о своем решении родителям. — Мама, папа, — начала Тоня, — Я переезжаю жить к Евстигнею, нехорошо мужу и жене жить раздельно. — Мы с папой поддерживаем твое решение, — сказала Анна Паисьевна, — Только все получилось довольно неожиданно, приданое даже не собрано. — Как же, не собрано? — удивилась Тоня, — Складывали же уже что-то. А чего не хватит — сами потом купим. Были бы деньги, как говорится. — Тоня, помнишь, я тебе говорила, вышивать надо, полотенца там всякие, салфетки, — напомнила Анна Паисьевна, — Вот что ты будешь семье мужа дарить? — Два полотенца у меня есть и хватит, — ответила Тоня, — Мама, мне бы одеялко и подушку, все остальное у Евстигнея есть. — Эх, Тоня, совсем тебе что-то плевать на традиции, — сказала Анна Паисьевна, — Грустно это. Люда сколько всего с собой привезла, когда замуж за Мишу выходила, а ты даже не думаешь ни о чем… — Мама, так ты мне выдашь что-нибудь или мне с пустыми руками ехать к Евстигнею? — спросила Тоня. — Забирай, Тоня, свое одеяло и подушки, — ответила Анна Паисьевна, — И сундуки забирай, которые мы с тобой начинали собирать. — Вот видишь, Тоня, самим надо жить, чтобы никто не указывал, как правильно поступать, — сказал Евстигней супруге, которая немного огорчилась после разговора с матерью. — Будешь смотреть, что мы с мамой успели собрать около года назад? — спросила Тоня мужа. — Буду, — ответил Евстигней. Пройдя вместе с Тоней в ее комнату и заглянув в сундук, который открыла супруга, молодой человек сказал, — Хорошая посуда, только у меня своя есть. — А так будет еще и моя, — ответила Тоня и открыла второй сундук, — Смотри, постельное белье и два вышитых полотенца. Когда поедем знакомиться к твоим родителям, им подарю. Закрыв крышку, Тоня сказала супругу: — Ты бы хоть рассказал, откуда родом, а то мне же интересно. Да и, если говорить честно, мама все спрашивала, кто ты по сословию. Это мне все равно, кто ты, для меня все люди равны, а вот мама с папой на таких мелочах зацикливаются. — Скажи маме с папой, что ты на повышение пошла, дворянкой после венчания стала, — ответил Евстигней. — А если серьезно? — просмеявшись, спросила Тоня. — А если серьезно, то я дворянин по рождению, правда, жили мы примерно как крестьяне, довольно бедно, — ответил Евстигней, — Мой дедушка все баловался карточными играми, промотал большую часть состояния, отцу достался только весьма скромный домик в Саратове. Они с мамой начали там жить, но отец вдруг выпивкой увлекся. Причем не просто выпивкой, а по ресторанам ходить начал, разгульный образ жизни вести, барышень соблазнять, угощать их всякими винами да закусками и официантам щедрые чаевые оставлять, чтобы произвести впечатление на своих кокоток. И вот, в один прекрасный день кредиторы постучали в дверь дома моей мамы. Говорят, мол, так и так, по счетам нужно платить. Мама, конечно, была в ужасе, расплакалась, начала просить хотя бы недельку на раздумья. Увидев полный дом детей, нас у мамы пятеро, кредиторы сжалились и пообещали прийти через неделю. А мама, проплакавшись, встретила отца утром крепким словцом, скалкой и жестким ультиматумом: или он раз и навсегда завязывает со своим разгульным образом жизни и она, как честная жена, пытается помочь своему мужу в трудной жизненной ситуации, или они разводятся и больше знать его она не желает, благо, свидетелей измен было достаточно, развод бы не занял годы, как у некоторых. А еще она пригрозила папе, что если он выберет первый вариант и вернется к прошлому, то она ему проломит череп этой же скалкой, рука не дрогнет, а на каторгу она пойти готова. «И пусть твои бабы тебя потом обмывают и в гроб кладут, хотя не будут они этого делать. Закопают тебя как собаку где-нибудь в лесу, а потом волки разроют могилу и сожрут бренную плоть», — все кричала мама, не успокаиваясь. Папа был в ужасе от такой встречи своей всегда тихой супругой, успокаивал маму, обещал положить конец своему разгулу. И сдержал слово, больше маме не изменял никогда. Дом в Саратове они продали, расплатились с долгами, переехали в деревню. Завели хозяйство, наняли пару работников и начали жить, как обычные зажиточные крестьяне. — Ты же говорил, что жили вы довольно бедно, — удивилась Тоня. — Я хотел сказать, что жили мы просто, не голодали, но и излишков не имели, — ответил Евстигней, — Мама отнеслась к изменениям в своей жизни, как к расплате за свои грехи юности, хотя какие у нее грехи были, сама говорила, будучи маленьким ребенком, на спор яблоки воровала у соседей. Слишком в религию она ударилась в последнее время, хотя сейчас, мне кажется, уже обратно отходить от нее начала, стала, как прежде. — Теперь родителям все это рассказать надо, — сказала Тоня, — Пусть тоже знают, им же интересно. Придя в комнату к родителям, Тоня сказала: — Дорогие мама и папа, я думаю, вам стоит меня поздравить с повышением в статусе. — В каком? — спросил Степан Аристархович. — Я баронессой стала неделю назад, — ответила Тоня. — Тоня, не надо на больное место давить, — сказал Степан Аристархович, — Скажи уже правду, к какому сословию относится твой Евстигней, скажи, что он из купеческого сословия, просто живет отдельно от родителей, я хоть успокоюсь. — Папа, Евстигней дворянин по рождению, просто их семья слишком обеднела, — ответила Тоня и рассказала то, что только что услышала сама. — Ну хоть не за крестьянина замуж вышла, уже хорошо, — сказала Анна Паисьевна. — Мама, зачем обращать внимание на сословные предрассудки? — удивилась Тоня, — Какая разница, кто мой муж по статусу, какая разница, кем будут дети по рождению, это все ерунда. — Знать бы, Тоня, где мы с папой ошиблись в твоем воспитании… — вздохнула Анна Паисьевна, — Вроде, и тебя, и Мишу воспитывали одинаково, а получилось как… — И мы выросли одинаково хорошими людьми, — ответила Тоня, — Так что не надо переживать. Собрав вещи и решив, что если она что-то забыла, то всегда сможет забрать это, вернувшись домой, Тоня переоделась в то платье, которое она носила до беременности. — Надо же, — сказала девушка, — Не просто налазит, а еще и болтается на мне. — Потому что ты сильно похудела, когда лежала больная, — ответил Евстигней. — Ну и ладно, — махнула рукой Тоня, — Больше всего меня радует то, что я родила в браке, замужней, а то мало ли, вдруг бы на моем пути попались люди с предрассудками? И говорили бы вечно, что вон, пошла Тонька, которая нахаленка родила. Я же тебе говорила, Дарья примерно так и сказала. Вот не ее ведь дело, замужем я или нет. — Не обращай внимания, главное, что все теперь хорошо, — ответил Евстигней.