«Евгений Онегин» — хулиганская версия

LXXXIII Заря багряною рукою, Катясь от утренних долин, Уж подгоняет за собою Веселый праздник именин. С утра уже студенты пьяны И отмечают День Татьяны: Разносят город те толпой, Но здесь в деревне тишь-покой. Готовят Ларины с вечору Курей, варенья и хлеба, (Ушло лишь соли пуда два), Родни чтоб накормить всю свору. Один с супругой Пустяков Сожрет продуктов будь здоров! LXXXVI С утра пораньше на халяву Народ съезжается уже И предвкушает как на славу Поест пирог и бланманже. В прихожей уж не протолкнутся, А гости только пуще прутся: Родные, что живут в селе, Вода на пятом киселе. Приперли дружно все подарки — Все пустяки да сущий вздор, Особо дедушка Егор, Что собирал от писем марки. А мамин дядюшка Панфил С собой француза притащил. LXXXV Мосье Трике привез куплеты. (Он сам их что ли сочинял?) Для именинницы сонеты Пропеть за чаем обещал. Но был француз чуток неловок И наступил на двух болонок, И эти шавки наугад Мосье Трике вцепились в зад. Тот в диком ужасе метался, Толкнул Скотининых чету, Порвал персидскую тафту… Скандал все громче разгорался. И поддержал веселый хай Противных мосек дружный лай. LXXXVI Но не дошло до мордобоя, Мадам спешит разнять гостей, Болтает та без перебоя И ждет свежайших новостей. И брат двоюродный Буянов, И отставной советник Флянов, Косясь на водку и икру, Гуськом за ней идут к столу. Болтает с ними без умолку И Петушков — уездный франт, Что в остроумии талант И тырит ложки втихомолку. Всем врал на честном он глазу И взглядом ел уж колбасу. LXXXVII Гвоздин, хозяйство чье хвалили, Владелец нищих мужиков, Ворчит, что ноги отдавили С супругой вместе Пустяков. Мосье Трике он проклинает, Француз же зад свой потирает И вспоминает, что собак Едят в Пекине просто так. — Ну что вы, сударь, как же можно? У нас собак не подают, — Мадам уж снова тут как тут. — Такое кушать невозможно! И вставил «умный» Пустяков: — Еще к собакам бы котов! LXXXVIII И во француза «кинул тапок», Мосье желая он добить, Насчет вот лягушачьих лапок, Что извращенцам лишь любить. Мосье набычился мгновенно, Желая драться непременно, И посоветовать хотел, Чтоб тараканов тот поел. Но тут к столу гостей позвали, Про спор француз тотчас забыл, Никак не меньше он любил, Все то, что ныне подавали. Он Пустякова оттолкнул, И первым кушать сиганул. LXXXIX Столы накрыты очень пышно, Расселись гости тут и там. В столице чавканье аж слышно: Жрут угощение мадам. Уста жуют, да сплетни бают, Да тосты, речи все толкают. Тут женихи идут, и вот За стол и их мадам зовет. Сажают их напротив Тани, Та все бледнее и бледней; Пофлиртовать охота ей, Исполнив так совет мамани, Но что-то дурно ей с утра. Сует ей соль под нос сестра. XC Вот бланманже уже подали. Лицо Татьяны в тон желе. Так поздравления достали, Не лезет даже крем-брюле. С утра уж прямо затошнило… Евгений улыбнулся мило, Шепнуть ей что-то захотел, Но тут мосье Трике запел… И две болонки с ним завыли, А гости начали икать, Мосье на ухо, так сказать, Пять косолапых наступили. Но в политесе всяк терпел, Хотя убить его б хотел. XCI Когда закончилась та пытка, Тут оживился сразу зал, На танцы все рванули прытко. Онегин Таню не позвал. У Ольги он сперва вертелся, Потом пропал. Куда он делся, Никто не мог бы нам сказать. Хотел бы Ленский поискать, Да на мадам слегка нарвался, Та просит «мамой» называть И с Ольгой вальс потанцевать. Володя нехотя ей сдался, Хотя предчувствием дурным, Уже сейчас поэт томим. XCII На пир из ближнего посада Приехал ротный командир, Всех завести умел как надо, Он самый барышень кумир. С собой он притащил корнета, Чья красота пера поэта Достойна всячески была, А морда сверх того мила. И эти боевые франты, Чтоб молодежь повеселить И славно время проводить, Затеяли играть тут в фанты. Задать такое, боже мой! А за отказы — по штрафной. XCIII То девам было развлеченье. Они горазды сочинять, Парням устроить бы мученье, Чтоб стыдно было выполнять. Уже Онегин налакался И хорошенько отрывался. Чтоб позабавить милых дам, Горланя: «Пра-па-прам-пам-пам!», Пошел плясать гопак с корнетом Под дружный хохот, гам и шум (Ну коль зашел за разум ум) И обжимался с ним при этом. А этот пьяный дуралей Облапил Женю за филей. XCIV Увидел Ленский наглость эту, «Полегче, сударь!» возражал, Но пофиг дым на все корнету, Тот лапать Женю продолжал. А Женя, хам, с ним всяк резвился, В попец корнету сам вцепился; Тому такое не впервой, Мурлычет спьяну: «Дорогой!» И так они и повалились, Споткнувшись дружно, — смех да грех! Вот друг на друге те при всех… А гости пуще веселились. Кого-то дернуло сказать: «Слабо его поцеловать?» XCV Того стерпеть душа поэта Уж совершенно не могла. Проделки подлого корнета, Его паскудные дела Взвинтили вихрем мысли Вовы, Взревел погромче он коровы И диким коршуном напал, Обоих за уши трепал. Он Женю оторвать пытался, Но тот его остановил И поцелуй возобновил, И не у дел поэт остался. Хоть Ленский плакать не хотел, Но наступил его предел. XCVI Устроил сцену он прилюдно, Орал до хрипа невпопад: «Меня обманывать не трудно! Я сам обманываться рад!» И так поэт наш развопился, Что Женя чуть не протрезвился. Сказал: «Ну все, окончен бал» И вроде как его послал. А Ленский дальше разорялся, Весь мир как рухнул на него. Не слыша больше ничего, Рыдал навзрыд, при всех ругался… С ума от ревности сошел И к страшным выводам пришел. XCVII Что стукнет в голову поэту, Откуда мог Евгений знать? Он помахал рукой корнету, Свалил домой затем поспать. Татьяне дурно вроде стало, А может, просто та устала… В кровать бы ей прилечь скорей, Сестрице — развлекать гостей. А Ольга, скиснув от болвана, Махнув на Ленского рукой, Раз ненормальный тот такой, Уже спешит кадрить улана. Ведь вечер только начался, И надо, чтобы удался. XCVIII И вечер удался на славу (Хоть Ольге в этом повезло), Улан пришелся ей по нраву Всем обстоятельствам назло. Ему та голову вскружила И миловаться поманила; Оставшись с парнем тет-а-тет, Была согласна на минет. А этот Ленский, дурачина, Да что себе он возомнил? Такую девку упустил! Какой же после он мужчина? Сам прибежит еще в слезах И поваляется в ногах! XCIX А гости все не расходились, — Еще никто же не устал! — Шампанским с водкою упились, И дальше шел веселый бал. И бал гремел, а у француза Уж от еды трещало пузо, А остальным не привыкать, Спокойно могут те пожрать. Но молодые наплясались, Разбивши туфли о паркет; Давно уехал наш поэт, Старухи в карты наигрались. Да сколько можно уж гулять? Пора бы вечер закруглять. C Весь дом за полночь в шуме диком, Никак гостей не разогнать! Мадам от них уж с нервным тиком. Она успела так устать! Как надоели ей Буянов И отставной советник Флянов! И Пустяков ее достал, В хандру занудствами вогнал. Теперь проблем иных немало: Не все разъехаться спешат, Заночевать у ней хотят. Мадам всех еле рассовала. Хоть дом большой, а места нет, Чтоб спал в нем каждый дармоед. CI Пока мадам гостей ложила, Ей стала Ольга помогать; Пашет момент тот упустила, Когда смогла та убежать. Она забыла об улане, Улан же Ольгу прет в чулане, Ей панталоны обагрив, Ужасно нрав его ретив! Вся Ольга в мыле, растрепалась, Но знала, надо потерпеть, И это слаще будет впредь, И так охотно отдавалась, Что парень страсти не сдержал И носом к двери ту прижал. CII Маман не чуяла подвоха По части будущих проблем, Казалось ей, что все неплохо, И угодить пыталась всем… Один сюрпризец от Танюши – Уже влипалово по уши, Еще и Ольга подвела И честь улану отдала. Мадам как лучше ведь хотела, В заботах вся и вся в делах, Да в беспокойстве о гостях Вторую дочку проглядела. На дом весь Лариных позор От легкомыслия сестер! CIII Улан же, Ольгу попетрушив, Сел на коня и был таков, Ее родни сон не нарушив, Пока не дали тумаков. В ночи заснеженной он скрылся… Сперва красиво объяснился. Пустое — в чувствах уверять. С него расписочку бы взять! Его уж Ольга обожала. Не сомневается она, Что век его любить должна. И взглядом долго провожала, Любви сегодняшней итог Все ощущая между ног. CIV Так проводив улана взглядом, К Татьяне быстро та бежать, Для счастья многого не надо — Скорее тайну рассказать. Дрожала от волненья мелко: — Танюш, поздравь, и я не целка! Как раз Татьяна не спала И нежно Ольгу обняла. С ней пошептаться обещалась, Но лучше завтра. А сейчас Она сомкнуть пыталась глаз И дурноту унять старалась. И любопытных здесь полно Кузин и теток заодно. CV Да, полон дом у них народа, Гостей не счесть по всем углам, Аж нет свободного прохода. Их еле втиснула мадам! Сопит, ворочаясь, Буянов, Ему тихонько вторит Флянов, В гостинной — грузный Пустяков, Во сне бормочет Петушков… Мосье Трике в пижаме старой, Что моль не стала доедать, Уж храпака успел задать Меж клавикордом и гитарой, Больною печенью томим. И две болонки вместе с ним. CVI А рядом дядюшку Панфила, В салате мордой чтоб не спал, Тут на софу мадам сгрузила, Он так от праздника устал! Другие сами развалились, Кто где бухал, там повалились И звуки стали издавать, Родне как будто подпевать. Весь дом, как хор успешно спетый, Своей мелодией живет, Скотинин с тещей бас дает, А Петушков сопит фальцетом. Беды не чуя, дружно спят, В одной тональности храпят.