давай попробуем проснуться

у карката ресницы так глупо слипаются, и он ничего не видит. тыкаешься носом (прямо как корабль-призрак: неуверенно, мертвецки и ещё что-то периферийное) в его плечо, он не улыбается, ты плачешь, как никогда не плакал — громко, прегорько, и слёзы были бы кислотой, если были бы чем-то, что помогало в.. дейв слеплен из ярких кусочков остального мира. мира, в котором каркат не был. мира, в котором не было дейва. а у карката он был — был, есть, будет, и ничего больше не надо уходите пожалуйста, не трогайте его, они ведь рассыпятся, любой из них рассыпется, потому что никак по-другому. у дейва страйдера, у дейва, у твоей радости, у солнца этого всё такое.. солнечные осколки в твоих волосах — его пальцы. умирающее солнце — его грудина. солнечное крошево — слова. ты не прекращаешь, нет, ты не прекращаешь, тебя так трясёт, тебе плохо, и тошно, и одиноко (живёшь без него днями, отвратительно-длинными днями, двадцать один час жизни, только чтобы дойти до состояния несостояния и увидеть его, услышать его, обнять, поцеловать, взъерошить волосы, сейчас всё испортил, тебе плохо, ему плохо, дерьмо!), тебе просто как-то, что без разницы, живёшь или умер, шагнул или нет, или что-то или ничто, просто как-то, что без разницы. вместе с душой всё тело болит. крутит грязным соком желудок, выворачивает, как половую тряпку, голова гудит и раскалывается, кровь носом, ей ты тоже пачкаешь своего невероятного дейва это ведь тот кусочек, который он получил от мира, а не от тебя. а должно было быть наоборот. дейв целует его в макушку, и ничего не происходит. голова не перестаёт болеть, кожа — чесаться, ноги всё ещё отказываются вставать, тебе нужно вставать скоро, невозможно уговорить себя на это, желудок полощет, руки прехолодные и трясутся так, что из них выпадает воздух. каркат только начинает выть в голос, он не воет слов, он просто воет болью, откуда в нём столько боли, почему он состоит из боли, почемупочемупочему у него есть что-то хорошее? не в мире, в мире дейва нет. дейв пробегается пальцами горячими и такими (такими зацелованными, заглаженными, затроганными, такими твоими, вашими, вашими, вашими), он знает, что это не помогает, что уже ничего не поможет, когда чиркнул по гнойнику лезвием и не выдавил, а оно внутри, и ты гноишься, ты вовсе не корабль-призрак. мелкая рыбёха. живая, мокрая, скользкая.. живая, мокрая, живая, живая живая живая живая живая живая у тебя не остаётся в мире ничего, дейв, пока жуёшь его плащ до боли в челюсти, голова лопается уже давным-давным давно, дейв, дейв, дейв целует в макушку и говорит: — извини. пока ты думаешь, что это слишком похоже на прощание, он уходит. ты смеёшься в голос и не перестаёшь рыдать.