давай попробуем проснуться

утро, холод, мёртвые куски тел. холодным утром ты взлетаешь на взлетаешь выше обломков вчерашнего стекла и веселья, выше обглоданных пальцев, выше холодным утром никак не удаётся поймать, где ошибся, почему кровь пылится остатками венозной инъекции, а потом, потом вспоминаешь тёплые руки, горячие тела, далёкую комнату в сине-голубом и молчащую тишь рук его, губ его, смешливые мысли, громкие стайки рыбок, совсем ведь непуганные — плывут да вверх, всё выше, до смешного парят и никак не успокоятся. кололи друг другу, а сейчас по одному, сейчас одному, один сейчас — бегаешь глазами, там ни рыбок, все оскололись и упали вниз, умерли, погибли? бегаешь глазами, там ни губ его, рук его, там тишь, но не его, а серо-голубая и восточная, тебе не хватает; прыгаешь сквозь осколки стекла и идёшь к своим рыбкам, которые собрались в неровный костяк серебряных украшений над заблёванной раковиной. ты смотришь. смотришь ещё и ещё, и ещё, а видишь? не узнаёшь ни одной черты, и почему-то рыбки вчерашние со вспоротыми холодной хирургией животами кажутся не виноватыми. утро, холод, мёртвые куски тепла. лузер, несчастный, синюшные веки, беленные пальцы, синюшные губы, вены, беленные радужки, волосы, неудачник, мертвец, свист, свист в голове, хрупкое одиночество, хрупкие боли, хрупкое-хрупкое утро, заморозочным, никак не удаётся поймать, где ошибся, почему ты, почему, почему ты взлетаешь выше обломков вчерашнего стекла и веселья, выше обглоданных пальцев, выше — выше, и выше, и выше. в холодном свете утра, завтра рушится пылистой кровью, его руками, его губами — и это всего лишь уходящий вдаль свист, холодный свист, выше, и выше, и выше… тебя не хватает, тебе не хватает, приснились его руки, его губы, его вены, приснились в серо-голубой комнате на северо-востоке, и ты не узнаёшь себя. сбегаешь от себя. выше, и выше, и выше.. утро, холод, мёртвые куски вчерашнего в инейном свете дня.