Котецкие истории

Шастун вообще к праздникам относился спокойно. Если в детстве они ещё были окутаны дымкой тайны и волшебства, то в подростковом возрасте Новый год и ему подобные дни воспринимались как законный повод не только свалить из дома, но и напиться. Лет с пятнадцати уже ни отец, ни мать не ругали Антона, если он нетвёрдо держался на ногах по возвращении домой. Но с тех пор прилично воды утекло, и Шастун изменил своё мнение. Повзрослев, он стал ценить встречи с друзьями, ламповые посиделки и даже скучные вечера в кругу семьи. Выбор подарков и сопровождающие его порой бюджетодырявящие траты превратились из унылой рутины в интересное времяпрепровождение, и ничто не могло сломить парня. Настроение упрямо ползло вверх, улыбка лезла на лицо, а мир, казалось, искрился, как гирлянда. В этом году Антон превзошёл самого себя: он мало того что обзавёлся новыми друзьями, работой, так ещё и умудрился купить всё и для всех, не забыв и об Арсении. Разумеется, мысль о том, что пацан просто постучит в дверь и, заправив тёмную прядь за ухо, начнёт нести околесицу, поздравлять и что-то в этом духе, была даже по самым оптимистичным оценкам наивной, но и оставить мальчишку без подарка казалось кощунством. Не мог же он провалиться сквозь землю! Живёт где-то в его районе. Скорее всего. Нужно просто не прекращать искать, и шанс вручить подарок непременно подвернётся. Шастун так задумался, что очнулся только в магазине, покупая сигареты. Воли рядом не было, за окошком отлично угадывался родной двор, да и тётя Галя, протягивающая пачку, одним своим видом недвусмысленно намекала, что Антон облажался — он не заехал за Пашей! Скомкано попрощавшись и забрав вожделенное, Антон вылетел из магазина, рухнул в машину, завёлся и стартанул так быстро, как никогда раньше. Строго говоря, он даже не думал, что у машины есть такой потенциал. Но, несмотря на все ухищрения, к Паше он предсказуемо опоздал. Тот встретил его уже одетый в рубашку и брюки и с бабочкой на шее. — Проходи, не стой в дверях. Будешь что-нибудь? Выпить не предлагаю, ты за рулём, — голос Воли гулко доносился откуда-то из недр просторной однушки, пока Шастун переминался с ноги на ногу в прихожей. Краснеть ему приходилось не так уж часто, но врать не хотелось — друзья всё-таки. Пришлось рассказать, что замечтался и пропустил поворот. А там, на знакомой дороге, тело уже на автопилоте довело и машину, и Антона до дома. Павел улыбнулся проницательно и поспешил эту самую улыбку спрятать в чашке чая. Антон сидел напротив и лучился каким-то странным спокойствием. — Ты прости, что так вышло. Я правда ехал, но чё-т замечтался и пропустил поворот, — пить чай в условиях того, что он уже опоздал, было странным, но они, по сути, никуда не опаздывали. Праздник начнётся через несколько часов, а готовка сама себя не сделает, даже с помощью Оксаны. Так что им и работы перепадёт, и на ту часть вечера, которая включает в себя веселье, разговоры и употребление алкоголя, они точно успеют. — Небось об Арсении задумался? — Воля чуть сощурился, став похожим своей излишней проницательностью не то на кота, не то на странствующего философа, — слишком проницательный. Шастун вздрогнул и озадаченно посмотрел на Пашу. Нахмурился, отвёл глаза. — Да, о нём. Чем ближе праздник, тем сильнее жду, что вот он явится. Так запросто, типа мы нормально общаемся, дружим даже. Не бери в голову. Становлюсь сопливым. Это всё праздники виноваты. Воля кивнул, но, судя по хитрющим глазам, отпускать ситуацию не собирался. Ещё того и гляди расскажет всем, с чего это вдруг Тоха волонтёром заделался. «Да и хуй с ним», — подумал Шаст. Ему было безразлично. Захочет трепать языком — пусть треплет. Но мысль эта была скорее горячечная, чем настоящая. Та лихорадка, которая неизбежно охватывала города в преддверии праздника, заразила и его тоже. Сегодня, уже сегодня в полночь всё решится. Однозначно сказать, почему в полночь, Шастун не мог. Антон ждал новогоднего чуда, которое должно было случиться непременно в полночь. Бред, но так уж он привык: чудо должно произойти на границе двух дней, месяцев и лет. Понятно, что мальчишка не явится в полночь, как грёбаный Рождественский дух, но помечтать-то можно? Оставалось надеяться, что новые вещи придутся ему по вкусу и их не отберут старшие. Кто знает, сколько детей в семье Арса. Антон потёр лицо руками. Металл колец привычно холодил кожу, и Шаст старался не давить слишком сильно, чтобы не поцарапаться. А то бывали казусы. Зато и драться было куда проще — никакой кастет с такими обвесами не нужен. Не к месту Шастун вспомнил, как однажды какие-то два парня на улице обозвали его педиком. Вообще, к долговязому и широкому в плечах Антону цеплялись не так часто, логично полагая, что навалять он сможет; а тут, видимо заметив худобу, решили самоутвердиться за чужой счёт. Шаст, не слишком-то склонный гасить злость в свои шестнадцать, дал ей выход. Он просто замахнулся и ударил одному из них по скуле. С каким-то странным наслаждением Антон увидел кровь — от удара окольцованной рукой появились царапины. Ещё и синяк впечатляющий будет. Наверняка. Ему в той драке сломали три пальца, но домой он всё же пришёл сам. Побитым, но не побежденным. Отец устроил выволочку, мать, причитая, обработала раны, и они поехали в травму. Но именно тогда Антон уяснил один из важных уроков — всегда рассчитывай силы. — А потом можно и прогуляться. Людей, конечно, будет очень много, но мы можем встретить Арсения. Думаю, гуляния по ночам в мороз — это очень даже для него. Что думаешь? — Воля явно давно и с чувством излагал мысль и теперь, подведя её к логическому завершению, уставился на Антона, ожидая реакции. Шаст облизнулся нервно и кивнул. Открыто он не согласился, но, вроде как, и пообещал. — Ехать надо. А то встанем в пробку — будет невесело.

*

Он спешно переоделся в домашнее, чтобы ничего не запачкать. Памятуя о собственном врождённом изяществе движений присущей ему, без сомнения, грации, Шаст счёл за лучшее не приближаться к одежде, приготовленной на праздник, до самого вечера. Ничего, он и так очень красивый. К тому же, ну кого охмурять? Не Фролову же. А её этот брат, Серёжа, парень вообще. Так что, торопливо одёрнув футболку, Шастун шагнул прочь из комнаты. Знакомство с новым человеком, оказавшимся в их компании совершенно неожиданно, прошло легко. Подумаешь, ни разу ни словом не обмолвилась. Если серьёзно, Антон даже не злился: слишком хорошим было настроение и слишком большим предвкушение. Да и Окс в милом фартуке, достающем ей почти до лодыжек, выглядела как официантка из кафе. Это придавало какого-то неуловимого шарма всему происходящему. Коты, вертящиеся под ногами, тоже придавали неуловимого, но только неуловимой, по сути, была наиболее ёмкая матерная конструкция, которая могла бы описать душевное состояние Антона. Чудесно зная: для того, чтобы упасть, ему достаточно ровного пола и двух своих ног, Шаст логично полагал, что если прибавить к этому ещё пару пушистых переменных, положительный, во всех смыслах результат, не заставит себя долго ждать. Он ногой отпихнул манчкина, как-то фоново удивляясь, что такой маленький кот так много весит. Оксана часто на это жаловалась, но Шастун списывал всё на её небольшой рост и не впечатляющие мышцы, но тут он сам не ожидал. Веник меж тем казалось, даже не заметил, что его подвинули и, помявкивая, продолжил клянчить. Он сел на пол и, подняв передние лапы поближе к совершенно бесстыжей морде, помахал ими в воздухе, как бы прося угостить. Антон даже нож для чистки картошки отложил и покосился на Графа — не видит ли? Потому что устоять против такого было решительно невозможно, и если чёрная скотина научится фокусу, он получит всё что захочет. Возможно даже душу Антона. Но котяра, чуть прищурив синие глазищи, наблюдал за новым знакомым. Всех, кроме Сергея, он уже знал и, видимо, поэтому был несколько напряжён. Шаст отложил картошку и, подойдя к коту, ласково его потрепал. Но тот остался недвижим. Всё так же не сводил умных глаз с гостя, следя за отточенными движениями. Вообще это было странно. Как будто Лазарев не в театре играет, а поваром работает в каком-то московском ресторане — слишком легко у него всё получалось. Это несколько задевало Антона, привыкшего заниматься вознёй на кухне в компании Димы, который хоть и готовил на порядок лучше, но всё равно куски резал неровные, мог чутка подпалить лук или самую малость перестараться со специями. Что бы ни готовил Позов, от этого веяло домашним, тёплым таким послевкусием. А то, что выходило из-под пальцев, Сергея выглядело чёртовым произведением искусства. Как жрать-то потом?! Антон подошёл, желая взять себе мандарин, и случайно задел Лазарева, благо, тот уже положил нож и повернулся с доской нарезанной свёклы. — Извини, — автоматически выдал Антон и, увидев улыбку на лице парня, невольно улыбнулся в ответ. Было что-то совершенно очаровательное. Наверное, это фамильное. Когда улыбалась Оксана, невозможно было не улыбнуться тоже. — Серёг, ты если устал, посиди. Рядом что-то громко бухнулось, и, опустив глаза, Шастун с удивлением увидел манчкина, рухнувшего на спину и теперь пытающегося как-то встать. Котик комично болтал короткими лапами в воздухе, не находя опоры. Морда у него была, если Антон вообще хоть немного понимал в котах, озадаченная. Однако Веник, судя по всему, взяв себя в лапы, бодро перевернулся на живот и, поднявшись, потрусил под стол. Об этом тут же забыли, окунувшись в водоворот готовки. Вечер промелькнул и растаял как туман. За окном не просто стемнело, а прямо очень стемнело (хотя это было больше по ощущениям, чем на деле. Если бы Антона попросили определить, сколько сейчас времени, он, начиная с пяти вечера и где-то до восьми утра, не смог бы этого сделать — тьма стояла одинаковая). Стало удивительно тихо и как-то неспокойно. Он осмотрел всех, кто собрался сегодня в квартире, открыл окно в десятый, наверное, раз и закурил. В этот раз Дима не стал присоединяться, оставив Антона один на один с сигаретой. Зато Сергей то и дело оказывался рядом. Удивительно тихо, плавно и близко. Но не так чтобы это напрягало, а просто близко. Шастун посмотрел на парня, кивнул ему, молчаливо спрашивая, чего, мол, пришёл, и от души затянулся, тут же выпуская дым через нос. С этой дурной привычкой надо было завязывать, но слишком уж дурное притягательно. Лазарев улыбнулся и отвёл взгляд, тихонько посмеиваясь. Шастун только плечами пожал. Этот чудак может смеяться в этом доме столько, сколько пожелает. Лишь бы ночью не ржал. Отчего-то Антон не сомневался: Окс и Серёга останутся тут. А вот Павел был под вопросом. Прямо сейчас он, сверкая карими глазами, что-то увлечённо рассказывал Фроловой. Кажется, про нелёгкую судьбу Ахматовой. Самому Шасту это было глубоко до лампочки, но послушать историю, излагаемую не сухим языком — родилась, выросла, вышла замуж, творческие успехи, умерла — а вот так, с воспоминаниями современников, цитатами из писем и просто домыслами, которые и подавались как умозаключения, было любопытно. Он даже завис ненадолго, перестав прикладываться к сигарете. Отвис Шастун только тогда, когда его руку в свою, горячую, взял Лазарев и поднёс к лицу, затягиваясь сигаретой, которую сжимал Антон, прикоснувшись губами к озябшим пальцам. Антон посмотрел на него и фыркнул. Странный какой. Он протянул Лазареву пачку, но тот покачал головой и выпустил колечко дыма. Потом ещё одно, протолкнув его ровно в предыдущее. — Ого, — Антон вдохнул горьковатый дым, — а у меня никак не получается. Димка тоже умеет, но по одному. Ты долго учился? Сергей пожал плечами, будто этот жест мог означать что-то однозначное. Вечер пролетел как одно мгновение. Новый год, столь ожидаемый, наступил совершенно неожиданно. Куранты пробили двенадцать раз, двенадцать раз разбив Антону сердце. В дверь не позвонили, не постучали и даже не поскреблись. Он с последним ударом бросил взгляд под ёлку, где лежал тщательно упакованный подарок. Посмотрел на Графа и, повернувшись к друзьям, широко улыбнулся, чокаясь, — ни к чему портить праздник всем. А потом, вслед за искристыми пузырьками из фужера с шампанским, куда-то поплыл и сам Шаст. Он не был пьян, как бывал раньше: тяжело, тягуче, когда тело теряет не только способность нормально двигаться, но и сам как будто чуть теряешься в душном мареве. Сейчас было совсем по-другому, и это оказалось невероятно приятным. Без подпитки крепким алкоголем шутки друзей не становились менее смешными, а радость от их нахождения рядом менее сильной. Скорее напротив, сохраняя относительную трезвость ума, Антон острее всё ощущал. И был этому очень рад. Хотелось запомнить первый Новый год вместе. Текущий принёс ему новых друзей, огромное количество приключений (чего стоили бесконечные визиты Графа на улицу разной степени успешности) и одно небольшое разочарование в любви. Ему вспомнилась Карамелька. Вспомнилось, как он ходил встречать её, как зарывался носом в густые волосы на затылке, вдыхал приторный запах духов. Вспомнил, как целовал бледную, почти белую кожу, тонкие пальцы, как ласкал её, гибкую, мягкую, тёплую. К горлу подкатил ком, и Антон загадал желание. Найти того, кто останется с ним до конца. Он залпом допил своё шампанское и даже глаза прикрыл, борясь с желанием чихнуть — от пузырьков в носу защекотало. Он зажмурился, а когда снова открыл глаза, прямо перед лицом были огромные глазищи Фроловой. Шастун аж испугался. Он отпрянул немного и махнул рукой, пытаясь отогнать девушку. Та, хихикнув, притянула его за шею рукой и, склонившись к сидящему на стуле парню, сделала совместное селфи. Потом ещё и ещё одно. Она то смотрела в камеру, то целовала Антона в щёку, то просто дурачилась. Как-то незаметно к этой вакханалии присоединился и Паша, а потом и Сергей. Он прижался своей щекой к щеке Антона, уколов щетиной. Ощущение было более чем странным. Но Шаст не стал обращать внимание на мелочи и снова растянул губы в широкой улыбке. Только Поз остался равнодушен к дебильной забаве. Он подтянул ноутбук поближе и, улыбаясь, принялся что-то печатать, наверняка поздравляя родных и Катю. Та обещала даже навестить родителей Димы, поздравив их от сына с Новым годом и передать подарки. Позов заблаговременно отправил их девушке, чтобы сделать сюрприз старикам. Шастун же решил, что сам его приезд будет неплохим таким сюрпризом. А подарки можно и лично вручить. Тем более отправлять почтой дорогой коньяк для отца как-то не хотелось. Он не думал, что алкоголь разопьют работники, скорее опасался, что бутылка, даже тщательно упакованная, может разбиться. Не заливать же коробку монтажной пеной, чтобы наверняка! Мысль повеселила, и Шаст посмотрел в камеру чуть исподлобья. Фото вышло просто невероятное: Воля сделал «соблазнительное лицо», Окс надула щёки, а Сергей высунул язык на всю длину — смотрелась компания очень странно. Зато скучно не было. Дальше вечер потёк спокойнее, уже без столь тесного контакта. Тосты то и дело перемежались анекдотами, рассказами о жизни и перекурами. В какой-то момент Лазарев даже спел, что стало для Шастуна большой неожиданностью. Всесторонне одарённые люди неизменно вызывали в Антоне симпатию. Сам он себя сильно талантливым не считал: профессию выбрал никакую, ни петь, ни рисовать не умел, танцевал так, что люди шарахались, только шутил смешно. Тем и брал обычно. Посмеяться нравилось всем. Но каким бы шикарным ни был вечер, он плавно перетёк в ночь, а та стала неумолимо клониться к утру, делая головы тяжёлыми, а мысли неповоротливыми. Только Паша, удивительно бодрый для человека, который столько выпил, вызвал сам себе такси, пожал всем руки и ретировался. Особой помощи с уборкой им не требовалось, так что бесплатную рабочую силу отпустили без сожалений. Позов как-то совсем незаметно слился к себе, Окс тоже засобиралась, но Антон её остановил. — Фролова, ты куда? Оставайтесь. Нечего мотаться по ночам. Представляешь сколько сейчас такси стоит? — Да мы на метро, — нетвёрдо стоя на ногах, но преисполненная гордости и самодостаточности, фыркнула Оксана и, прикрыв рот ладонью, зевнула. Шастун тут же подхватил зевок, но был не так хорошо воспитан, поэтому он обеими руками ухватил девушку за запястья и, мягко потянув, усадил на диван. — Завтра поедете на метро. Сергей тебе как раз с котами поможет. Или, если рано встанем, я сам вас отвезу. Помнишь, ты обещала присмотреть за Графом? Окс тихонько зевнула в ладошку и, прищурившись, кивнула. — Хорошо. Так и быть. А теперь сделай одолжение — помоги мне с диваном. Антон поднялся, и они быстро, в три пары рук, убрали со стола. Остатки роскоши пошли в холодильник, мусор — в ведро и, оценив результат, Шаст пришёл к выводу, что они большие молодцы. Он помог Оксане с заедающим малость диваном, который надо было правильно потянуть, чтобы разложить и при этом не убиться, принёс бельё и, взглянув ещё раз на сомнительно удобное ложе, решительно заявил: — Не, Окс. Давай-ка ты лучше поспишь у меня, а я останусь тут, — он смерил взглядом Сергея, прикинул и продолжил: — И Серёга со мной останется. Ты хоть выспишься нормально. А мне всё равно в поезде трястись. В самолёте, то есть, ну не важно, — отмахнулся Антон. Лазарев поддержал Шастуна удивительно горячо, ни капли не смущённый тем, что придётся спать в штанах Антона и его старой футболке. С Антоном на одном диване. Напротив, он спровадил сестру в комнату, принёс ей котов и, получив сменную одежду, тут же ретировался в ванную, чтобы там переодеться. Оставшись в гордом одиночестве, Шаст тоже переоделся в домашнее и, попив водички, прилёг. Выпил он сегодня не так уж и много. На душе было одновременно и хорошо, и паршиво, а спать не тянуло. Ощущение праздника было, но чуда не случилось, и ожидание, не оправдавшее себя, теперь никотиновой горечью оседало на губах. Он облизнулся и перевернулся на бок, лицом к стене. Прикрыл глаза, стараясь думать о предстоящей поездке, о том, что увидит родителей, познакомится с Катей… Диван чуть качнулся под весом Сергея. Шаст думал что-то ему сказать, но парень так тихо лёг и накрылся одеялом, что нарушать иллюзию сонного царства как-то расхотелось. Он просто прикрыл глаза и вскоре сам не заметил, как соскользнул в сон. Горячая рука погладила бок, задрав футболку, мягко скользнула по рёбрам, вызывая даже не щекотку, а скорее дрожь удовольствия. Было тепло, даже жарко, так что Шаст сбросил одеяло и, перевернувшись на спину, чуть развёл ноги, пытаясь остыть. Ладонь тут же переместилась на живот, лаская, дразня, а губы прижались к шее. Чуть уколола щетина, но это было скорее приятно, чем нет… Щетина?! Антон открыл глаза и понял, что ему это ни черта не снится. Собственный стояк весьма недвусмысленно ощущался в трусах, горячо и твёрдо прижимаясь к лобку и сочась смазкой. Как только дошло, что это не сон — возбуждение как рукой сняло, а вслед за ним и эрекция поутихла. Он приподнялся на локтях, глядя на Сергея широко раскрытыми глазами, а тот, очевидно перепутав крайний ахуй со страстью, накрыл его губы своими, увлекая в поцелуй. Нежный и даже приятный, но блять! Шастун отстранился сразу же, как только это стало возможным, и скомкано что-то пробормотал. Он не хотел обидеть Сергея или задеть его, но и целовать парня, которого едва знал, тоже было, по меньшей мере, странно. Лазарев сел на кровати, глядя расстроенно, но не пытаясь снова приблизиться. — Серёг, ты правда хороший парень и, будь я из... Ну, из этих, я бы обязательно дал тебе шанс, — несмотря на то, что Антон чудесно понимал всю бредовость ситуации, совесть требовала оправдаться. Надо объяснить. Он порывисто встал, открыл окно, впуская в комнату ледяной воздух, и закурил, тут же ощущая, как на руках появились мурашки. — Прости, — донеслось растерянное из-за спины, — мне показалось… Наверное, я принял желаемое за действительное. Шаст зажмурился. Ему было нечего ответить. Сегодня он слишком многого ждал и не дождался, а получил массу того, о чём не мог даже подумать. Вдалеке эхом разносились редкие взрывы петард и фейерверков. Город на Неве праздновал вступление в новый год шумно с размахом. Антон же шумно мог только выдохнуть. И с размахом поднести к губам сигарету. На губах горький дым оседал послевкусием праздника и несбывшихся желаний. Вот и загадывай.