Была у Антона особенность, которую сам Шастун отчаянно обожал: он умел отрубаться не только в любом месте, но и почти в любой позе. Из-за непомерно длинных конечностей лечь удобно представлялось возможным в весьма ограниченном количестве мест, поэтому он привык спать как придётся и где придётся. А поскольку спать Шастун любил и любил очень даже, он предавался этому занятию со всей самоотверженностью, на которую только был способен, и при любом удобном случае. Учитывая слишком раннюю побудку, подремать в самолёте он счёл за благо и, стоило им пристегнуть ремни, вырубился на все четыре с лишним часа.
Проснулся Антон от того, что Дима мягко трепал его за плечо. Он провёл рукой по лицу, вытер дорожку слюны на щеке и нехотя открыл глаза. Самолёт уже завершал посадку в аэропорту Воронежа. За окном шёл мелкий снег. Как будто никуда и не улетали. Шаст широко зевнул и, морщась, посмотрел на друга.
— Прилетели? — прохрипел он. Вообще, было бы неплохо перед вылетом проспаться. Но Диме не терпелось увидеться с Катей, так что предлагать вылет не первого, а второго января Антон не стал. Пусть хоть у Поза всё сложится. А он как-нибудь перебьётся.
Самолёт оттормозился, самая важная часть — долететь в целости и сохранности — была позади, теперь же выгрузка пассажиров, получение багажа и прочая волокита. Как только они оказались на земле, Дима схватился за телефон и, убежав куда-то вперёд, наверняка набирал Катю. Кого же ещё?
Тохе даже взгрустнулось. Он, пусть и эгоистично, но хотел получить немного поддержки. Почему-то когда всё только планировалось, он думал, что идея вообще пушка. Он навестит стариков, заново познакомится с Катей, ещё раз отпразднует Новый год и поспит в своей старой комнате. Может даже заберёт что-то из вещей, погуляет по знакомым улицам. Но, как это часто бывает, реальность несколько не соответствовала ожиданиям, бросая горстями жгучий снег прямо в лицо и умудряясь закидывать его в капюшон так, что холодно становилось даже шее. От умчавшегося вперёд друга не было никакого проку, и Шастун уныло плёлся вместе с толпой к автобусу, который доставит их в аэропорт.
Он сел рядом с сияющим Димой и демонстративно закатил глаза. Но на Поза это не произвело никакого впечатления. Он был молод, влюблён и абсолютно счастлив. Антон сложил руки на груди и уставился перед собой. Засыпать не имело смысла, а вот залипнуть в телефоне вполне можно. Смотреть на Диму становилось невыносимо.
Шастун, зевая, потянулся к мобильному и нащупал пустоту в кармане. Сердце, кажется, замерло на секунду, а после забилось так, будто ему надо или бить, или бежать. Чувствуя, что покрывается противным липким потом, Антон на всякий случай проверил другой карман джинсов. Пусто. Задние — тоже ничего. Полез во все карманы на куртке — и там нет.
Потерять средство связи так не вовремя было ужасно обидно. И где только мог выронить? В самолёте? По дороге? Бежать сейчас и пытаться найти его казалось глупым. Он почувствовал как кровь отлила от лица. Только этого не хватало — новый же влетит в копейку, которой нет — повернулся к Диме:
— Поз, по-братски, набери мне, пожалуйста. Я телефон, кажется, проебал.
Дима тут же мягко попрощался с Катей и, не задавая вопросов и не раздавая советов, молча позвонил.
На животе что-то люто завибрировало, и весь автобус огласился репчиной:
«
Это моя вечеринка
Одна и та же пластинка
Тридцать три суки, все как моя половинка
Ни с одной из них мне не нужна резинка».
И пока все пассажиры не узнали, чем дело кончится, Шаст задрал куртку, вытащил орущий мобильник из кенгурятника и вырубил звук.
— Спасибо, Дим.
Остаток пути ехали в гробовой тишине.
Багаж получили без проблем, чему Шаст был неимоверно рад. Однажды его вещи полетели следующим за ним самим рейсом. Было невероятно весело торчать в аэропорту ещё лишних пять часов, ожидая, пока чемодан прилетит и облизываясь на конские ценники в кафе. Но, как ни странно, первого января все были трезвы и собраны. Настоящее новогоднее чудо.
Он подхватил свой чемодан и покатил его на выход, поглядывая на Позова. Дима светился. Озарённый отблесками его радости, Шастун как-то острее чувствовал собственное одиночество. Он даже подумал, что надо было взять с собой Графа. Четыре часа кот легко бы выдержал в переноске, пожил бы с ним тут. Кто знает, может, погулял бы по воронежским улицам. Ни к месту вспомнилась привычка Графа выпадать из окон и давать дёру в открытую дверь. Потерять кота в незнакомом для него городе — смерти подобно. Ещё и зимой. Пусть лучше у Окс остаётся. Кстати об этом, надо ей напомнить, что Его Сиятельство Граф Котовский очень любит вышмыгивать из квартиры. Если Оксана упустит его, бог знает, чем кончится дело: к её дому мейн-кун явно не пойдёт, а где он будет обретаться неделю, Антон не хотел даже думать. От одного воспоминания о блохах, собирающихся на кошачьем носу, его передёргивало. Доберётся до дома и позвонит ей.
Встретить Темура Кериаковича оказалось огромной неожиданностью. Шаст как раз откатил чемодан в курилку, когда увидел Диминого отца, и инстинктивно чуть не сжевал сигарету. Благо, вспомнил, что он уже взрослый и прятаться не обязательно. Поз, смолящий рядом, протянул отцу руку для пожатия, а после тепло его обнял.
— Вы, значит, только приземлились и сразу за своё, да? А ты, Димка, я смотрю, возмужал прямо.
Позов-младший как-то неловко улыбнулся и потупил взгляд. Для Антона это не стало неожиданностью. Выросший в многодетной семье Дима всё ещё чуть смущался похвалы, хоть и заслуживал её. Они немного поболтали. Оказалось, что время прибытия мужу выдала Ангелина Дмитриевна. Парни думали добираться своим ходом, не желая никого беспокоить, но не вышло. Быстро докурив и бросив бычки в урну, они погрузили чемоданы в багажник, а сами уселись в машину. С комфортом вытянув свои длинные ноги вдоль задних сидений, Шастун думал, что не зря всё-таки их сдали. Тащиться по снегу с чемоданом было бы ой как не прикольно. Он сунул в уши наушники, включил себе безобидный трек и, глядя на знакомый пейзаж за окном, улыбнулся.
С улицами, которые они сейчас проезжали, были связаны самые разные воспоминания. Самыми свежими был, разумеется, вылет в Питер. А более давние принадлежали разным периодам его детства. Тут он учился кататься на скейте и сломал себе два ребра, упав на лестнице. Чуть дальше, в парке, ему отказала Алина. А потом он там же защитил какую-то девушку от гопоты. И домой проводил. Имя только не запомнил. Она звала тогда к себе, но Шаст решил не пользоваться случаем и тем, что девушка явно пребывала в шоке. Вместо этого он поднялся к её двери, дождался, когда она войдёт в квартиру и закроется. Попрощался с ней через дверь и договорился о встрече через пару дней. Как ни странно, она даже пришла. И, пока болтали, выяснилось, что они слишком разные. Как же её звали? Юля, что ли? А вот тут он разбил себе нос в кровь, сорвавшись с тарзанки. Палку ту закрепил старший брат Валеры — они жили на пятом этаже, и Шастун часто с ними гонял мяч.
Машина мягко затормозила, и он выпал из воспоминаний, запоздало понимая, что вот он, его двор — приехали.
Шастун выгрузился, наступив сразу в сугроб и черпанув кроссовком снега. Щедро так. Но ему хватило душевных сил даже не поморщиться.
— Спасибо, что подвезли, Темур Кериакович. Счастливого Нового года, передавайте семье привет. Дим, спишемся, — он махнул рукой и чуть отошёл, позволяя увести машину из двора. Осмотрел всё, подмечая, что обновили некоторые карусели на детской площадке, да двери у подъездов покрасили. Синий, глубокий цвет, смотрелся неплохо, даже уютно. В остальном же двор остался таким, каким Антон его помнил. Как будто и не уезжал.
Антон уверенно шагал к подъезду, когда домофон запищал, и из приоткрывшейся двери выскочила приземистая собака, почти квадратная, как усечённая табуретка. Антон сразу её узнал и протянул руку радостно хрюкающей животине. А следом за ней вышла и сухонькая Светлана Викторовна, живущая в однушке напротив.
— Добрый день, СвтланВикторна, — скороговоркой выпалил Шаст, уворачиваясь от слишком длинного и чрезмерно слюнявого бульдожьего языка. — Я смотрю, Мия в порядке?
Женщина прижала руки к груди и, щурясь в попытке разглядеть его лицо, широко улыбнулась.
— Здравствуй, Тоша. Как давно я тебя не видела. Встань-ка, хочу рассмотреть, — он послушно поднялся, ненадолго сравнявшись ростом с крошечной старушкой, однако в итоге стал почти вдвое выше. Соседка задрала голову, не переставая улыбаться. — Ты как будто ещё подрос. А с Мией да, всё хорошо, слава Богу. С Новым годом тебя. Беги скорее, а то заболеешь, — она погладила его сухой рукой по тыльной стороне ладони и дёрнула бульдога за поводок. Мия не сдвинулась ни на миллиметр, продолжая стоически пытаться дотянуться до длиннопалой ладони и от души её обласкать. Впрочем, в этом она так и не преуспела — короткие лапы совершенно не были предназначены для штурма высоченных мужчин, так что ушастая красавица ни с чем поплелась гулять, недовольно похрюкивая.
Антон же, преисполненный желания поскорее увидеть семью, почти взлетел на этаж, позвонил в дверь и, широко улыбаясь, замер в ожидании. Было что-то волшебное в том, чтобы не сказать своим о приезде. Сюрпризы приятная штука.
За дверью послышалась возня, что-то упало. Так бывало всегда, когда мама, спеша, задевала трюмо и роняла с него книгу. Но упрямо не хотела класть её в другое место.
— Кто там? — раздался знакомый до боли голос.
— Мам, это я, открывай.
Дверь распахнулась, и Антон увидел сухонькую женщину в пуховом свитере и вытертых брюках. Она, глядя сквозь очки, улыбнулась ему и, потянувшись, обняла крепко.
— Родной. Приехал!
Но ласки длились недолго. Майя шагнула в сторону, пропуская сына в тепло квартиры.
Мама сказала, что отец буквально несколько минут как уехал поздравить друзей, и они разминулись.
Антон успокоил её тем, что приехал не на один день, а на неделю как минимум, и они ещё успеют друг другу надоесть. На что она только отмахнулась. Какое там успеют!
Облепихи Антон в чай бахнул от души и теперь морщился от чересчур кислого вкуса. Мама сидела напротив, широко улыбаясь и пытаясь подложить ещё блинов в его тарелку.
Шастун постоянно перекладывал предложенный блин обратно на общее блюдо и продолжал молча есть то, на что подписался. Но мама не была бы мамой, если бы не попыталась накормить чадо снова. Всё-таки не зря она взяла фамилию отца — такая же упрямая, как все Шастуны.
Поев и отстояв своё право вымыть посуду, Антон пошёл к чемодану.
— Я же тебе подарок привёз, — он покопался в вещах и достал оттуда старательно упакованную коробочку. Искренне надеясь, что всё лежит примерно так, как он сложил ещё в Питере, протянул её матери. Та, широко улыбаясь, обняла сына, сидящего на корточках у раскрытого чемодана, уткнулась носом ему в макушку и тихонько заплакала, вызывая иррациональное чувство стыда.
— Ну, мам, ну не плачь. Ну чего ты? Ну мам?
Женщина утёрла слёзы платочком, отошла и, сев в кресло и кое-как успокоившись, открыла подарок. И вздохнула. Она вытащила кольцо, кажется, не веря своим глазам.
— Тош, ну ты с ума сошёл, такое дорогое… Ой, а это что? — она развернула шаль и замерла ненадолго, рассматривая рисунок. Сложила всё в коробку и, поднявшись, снова обняла сына, уже успевшего встать и теперь возвышающегося над нею. — Какие дорогие подарки. И зачем только? Обошлись бы твоим приездом. А себе ты что-нибудь купил?
Антон только улыбнулся. Материнская забота трогала его, заставляя ощущать ком в горле и лёгкую растерянность. Врать не хотелось.
— Ну да. По мелочи. Я пойду вещи распакую, хорошо?
Мама только кивнула и, забрав подарки, ушла к себе. Наверное, примерять. Шаст, не теряя времени, подхватил чемодан и поволок его к себе.
Старая комната выглядела слишком маленькой. Непривычно узкая, она казалась почти тюремной камерой. Уезжал он отсюда вчерашним школьником, а вернулся уже практически мужчиной. Да, с недобором массы и отсрочкой от армии, но всё же. Антон осмотрел плакаты, висящие на стенах, улыбнулся Маршаллу*, с которым в своё время много спорил (в том числе и из-за его текстов — слишком остро-социальные) и принялся разбирать вещи. Практика показывала, что если при упаковке всё сложить в чемодане аккуратными стопками и хорошо зафиксировать, то вещи не помнутся и при выгрузке не потребуется складывать их снова, и распаковка займёт пару минут. Так и случилось. Закинув чемодан на шкаф и переодевшись в старые футболку и шорты, Антон потянулся к пачке — ужасно хотелось курить. Подумав, он влез в жёлтую худи, перепутав зад и перед, посмотрел в капюшон и, выдохнув, вытянул руки из рукавов, перевернул вещь, не снимая, и, надев нормально, пошёл на балкон. Благо здесь эта роскошь имелась.
Первая затяжка показалась почти сладкой. Сигаретный дым, такой же горький, как и в Питере, смешался с запахом старых книг, стоящих на стеллаже у стены, которые любил читать отец, сидя летом в потёртом кресле, с маминым парфюмом и с едва различимым, но с непривычки ощущаемым ароматом полевых цветов. Мама их сушила в книгах, запирая лето между страниц. Когда Антон был совсем маленьким, не старше пяти лет, он любил по осени собирать красивые листья и тоже перекладывать ими страницы. И всё было прекрасно до встречи с тополями. Оказалось, что каким бы красивым ни был тополиный лист, он не высохнет, как прочие, а испортит книгу, выделив липкий, похожий на смолу сок, а сам потемнеет. Шаст ухмыльнулся. Той книгой, на которой он узнал об этом, была его любимая энциклопедия, там были яркие картинки с моделями самолётов. И даже чертежи разных моделей. Эх, детство.
Мама приготовила печёную курицу и, вернувшийся из гостей отец, немало удивившись огромным кроссовкам, едва увидев сына тут же заключил его в объятия. Чуть располневший с их последней встречи, он сейчас выглядел моложе — отец относился к тому типу людей, которым полнота к лицу. Светлые глаза лучились радостью, морщинами расползающейся по лицу.
Мужчина хлопнул сына по плечу, отошёл на пару шагов, разглядывая, и цокнул языком:
— Ух, какой тощий. Сразу видно — Тоша. Ты к нам надолго?
— Да на неделю, пока каникулы. Восьмого полетим обратно.
Отец замер, напрягшись, обернулся, заглянул в коридор. А когда повернулся обратно, вид у него был растерянный.
— С кем полетишь?
— С Позом. Он тоже здесь, — Антон широко улыбнулся, — к Кате свататься приехал. А я, вот, к вам.
Мама суетливо ухватила его за рукав и повела за стол. Сегодня она даже не ругалась из-за совершенно неподобающей случаю одежды.
*
Проводить время с родителями теперь оказалось куда интереснее, чем каких-то пять лет назад, когда всё, чего желал Антон, сводилось к попыткам улизнуть на улицу в любой удобный и не слишком момент.
А сейчас, сидя с отцом в гостиной и потягивая коньяк, рассуждать о политической ситуации в стране и слушать рассказы о том, как лучше растить огурцы, казалось очень правильным. И даже интересным. Однако, всему приходит конец, и, проводив родителей отдохнуть, Антон решил проветрить голову. Он же домой приехал не только для того, чтобы посидеть в своей комнате и поесть маминых салатов — стоило и с друзьями увидеться.
Он собрался, решив купить по дороге шампанское и сделать сюрприз Витьке. Подольников жил ближе всех остальных и, будучи отчаянным домоседом, наверняка должен был обнаружиться у себя.
Уже в дверях Антона поймала мама. Она с грустью посмотрела на непокрытую голову, на отсутствие шарфа и только робко поинтересовалась:
— Тош, ты шкипера вызвал?
— Нет, мам. Я к Витьку. Потом, наверное, ещё до Светки дойду, если не будет слишком поздно, и вернусь. Не переживай. Хорошо?
— Хорошо, — голос её звучал совсем тихо. Мама погладила его по руке и отступила на шаг. — Ехай спокойно, я закрою.
Привычное слово резануло по ушам. Привыкший в Питере к чистоте речи, Антон даже с Димой общался по-питерски. А «шкиперы», «ехай» и «колготиться» остались здесь, будто приклеенные. И слыша сейчас родные, знакомые с детства слова, он испытывал странную грусть. Тоску даже.
Не давая себе расклеиться, Шаст махнул матери рукой на прощание и шагнул в подъезд.
К вечеру магазины открыли свои двери для тех, кто хотел купить прошлогодний хлеб к салатам и опохмелиться. Антон не относился ни к одной из этих категорий граждан и, бодро перебирая длинными ногами, прошёлся между рядами, заприметил винный отдел и уверенно направился туда. На прогулки по торговому залу очередного "Перекрёстка" не было ни сил, ни времени.
Выбор шампанского не баловал. Но, учитывая размер магазина и общую ситуацию, этому не стоило удивляться. Он подхватил среднюю по стоимость бутылку полусухого и, повертев в руках, уже собирался отчаливать к кассе, когда услышал смешок. Даже фырчок скорее. Такой знакомый, что сердце защемило. Он повернулся и чуть не выронил бутылку из ослабевших сразу пальцев — у витрины стояла Ира Кузнецова. Девчонка, учившаяся на два класса младше и не раз признававшаяся в любви к КВНщику-Шастуну. Но в школьную пору слишком крупные черты лица казались ему неприятными, и любовь девочки оставалась невзаимной. А сейчас, повзрослевшая, она удивительно похорошела и, кажется, совсем не замечала своего прошлого кумира. Что-то тихо сказав подруге, улыбнулась ей и повернулась к Антону. Окинула взглядом рослую фигуру, смерила широкие плечи и вернулась к прерванному разговору. Это неприятно задело. Неужели не узнала? Но Ира мягко попрощалась с девушкой, которую Антон не узнавал совершенно, и, снова повернувшись, помахала.
— Привет. Не думала, что увижу тебя снова. Какими судьбами? — от её внимания явно не ускользнул тот факт, что Антон собирался купить шампанское, и девушка понимающе склонила голову к плечу, не переставая улыбаться.
— Я тоже не рассчитывал тебя встретить. Ты ж, вроде, не тут живёшь, — и где всё красноречие растерял?
— Жила, — поправила его Ира. — А теперь мы с твоими родителями почти соседи. Я переехала в дом напротив. Оттуда гораздо ближе до студии, а учитывая погоду, экономлю время везде, где могу, — она подхватила бутылку виски и, кивнув ему, пошла к кассе.
Антон увязался следом. Хотел оплатить её покупку, но подумал, что это будет слишком. Поэтому дождался своей очереди (галантно пропустив даму вперёд) и расплатился за шампанское.
Они вышли и, посмотрев на снег, он предложил проводить её до дома.
— Я всё равно к другу собирался, а он живёт в тех краях. Я надеюсь, что живёт. А то на тебя глядя, уже сомневаться начинаю.
— К другу? — Кузнецова посмотрела на него и улыбнулась. — Я слышала, что Питер меняет людей, но чтобы настолько.
— Что?! Да это не так, я к Витьку Подольникову шёл, ты чё?! — Антон поскользнулся, взмахнув руками, но устоял. Шок прошёл, и он рассмеялся, видя, что и Ира едва сдерживает смех. Вот чертовка. Шутки голубые шутит, значит. Ну ладно.
Кузнецова понимающе кивнула. Возражать она не стала. Ухватилась узкими ладонями за его локоть и пошла, аккуратно выбирая, куда поставить ногу. Сумасшедшая, даже зимой на каблуках! Смотрелось эффектно, без сомнений, но слишком уж непрактично. Антон невольно посмотрел на свои огромные кеды и ухмыльнулся. Обувь для зала была скользкой, но такой удобной, что отказаться просто невозможно.
Брать пакет для одной бутылки шампанского казалось странным, и теперь Шастун нёс её, гордо отмораживая пальцы.
Он проводил девушку до дома. Шагнул в подъезд, вдохнул знакомый запах пыльных ступеней, крашеных стен и недавно смазанного лифта. Посмотрел в её огромные глаза и, улыбаясь, выдал:
— Может выпьем?
— Можно.
На маленькой кухоньке было уютно. Минимум мебели, всё удобно расположено. Из Кузнецовой явно вышла хорошая хозяйка. Ножи стояли в деревянной подставке, а лопатки и прочее висели на стене. Мультиварка тихонько пыхтела, подогревая, судя по запаху, суп. Ира выключила её и налила Антону виски, отказавшись от шампанского:
— Не люблю. Мне кажется, что это напиток для каких-то торжеств. А у нас что? Просто давно не виделись. Виски подойдёт куда лучше.
— Давно ты стала разбираться в алкоголе? — Антону после первого же глотка захотелось подышать и покурить, но он сдержался. Проситься на балкон, сразу как сели за стол, казалось неуважением, и он молчал, закусывая конфетами.
В кухню, пригибаясь к полу, вплыл кот. Чёрный, с серой грудкой, он немного напоминал лису-чернобурку. Животное, кося на Антона огромными глазами, прошло к миске с водой и от души из неё похлебало.
— Милый. Сколько ему?
— Люку? Около двух. Я взяла его в приюте и не могу точно сказать. Он милый, — она пожала плечами, отчего свитер сполз немного, оголяя покатое девичье плечо. Оказалось, что после школы у Кузнецовой стало привлекательнее не только лицо.
Антон облизнулся и взял быка за рога:
— У меня в Питере тоже есть кот. И, не поверишь, тоже чёрный. Только полностью вообще. Я его на улице нашёл. Сначала с Димой, — он приплёл Поза, чтобы не выглядеть идиотом в одно лицо, — думали, что это девочка. Даже имя дали — Находка. Но во время одного из походов к ветеринару, стало ясно, что Находка вовсе и не дама. Поменяли имя на Граф, — Антон протянул руку Люку, позволяя с собой познакомиться. Кот присел на задние лапы, но морду не убрал. Он понюхал воздух вокруг Антоновой руки, ткнулся носом в палец и, что-то решив для себя, от души потёрся щекой. — Но, как и раньше, лучше всего кот реагирует на открытие холодильника и тряску пакета с едой, а не на своё имя.
Ира рассмеялась, и янтарная жидкость в её тумблере** затанцевала, отбрасывая зайчиков на стены. У Кузнецовой не стояла ёлка, и она наверняка не знала как это — снимать с неё девятикиллограмовое сумасшедшее животное, но это и к лучшему.
С ней было легко и приятно. Люк, очевидно, почуяв Графа, взгромоздился на колени и теперь мешал встать. Курить тянуло невероятно. Голова кружилась, Ира вспоминала его выступления, рассказывала, как это выглядело из зала, и не переставала улыбаться, снова и снова поднимая взгляд на Антона.
Он пьянел, сам не понимая то ли от виски, то ли от этих её взглядов, то ли от тепла, разливающегося по телу. Прошлое и настоящее причудливо сплетались, рождая внутри странное, но невероятно приятное ощущение.
Они проболтали до поздней ночи, выпив почти половину бутылки. Антон успел узнать, что Ирина работает моделью, как бы смешно в Воронеже это ни звучало. Но Инстаграм международная площадка, и там её внешние данные высоко ценятся. Он рассказал об учёбе, о жизни с Димой и о своём коте чуть больше, чем хотел.
Она не предложила остаться, и Шастун шёл домой с чуть плывущим от выпитого сознанием, но успешно балансируя на льду. Он достал сигарету, прикурил, затянувшись до головокружения, и тут же полез за мобильником. На морозе руки уже не слушались. Но он всё-таки упрямо набрал Диму. После нескольких, показавшихся почти бесконечными гудков в трубке раздался сонный голос Позова.
— Да.
— Дим, это я.
— Я вижу, Антон. У меня номер высветился, — говорил друг шёпотом, как будто боясь кого-то разбудить.
— Я Иру встретил.
— Какую Иру, Антон?
— Кузнецову.
— Не знаю никаких Ир Кузнецовы… Постой. Это та, которая за тобой хвостом таскалась всё время?
— Ну не так уж и таскалась. Но да.
— И ты решил позвонить мне в час ночи и осчастливить этой историей?
— А уже час?
— Понятно.
Антон сбросил. Не было смысла беспокоить Диму так поздно. Он докурил, встав у подъезда. От холода слезились глаза, и фонарные огни расплывались радужным спектром. Он смотрел и не мог насмотреться. Дышал и не мог надышаться.
***
Катя оказалась ещё красивее, чем Антон её помнил. Девушка приветливо ему улыбнулась и обняла, на миг окунув в облако аромата своего парфюма.
— Дима много про тебя рассказывал, — она села за столик и взяла меню, но не открыла его, всё внимание уделяя Антону.
— Надеюсь, ничего такого, что заставило бы меня сейчас краснеть, — Шаст решил отшутиться. И сменить тему: — Красивая кофточка.
— Спасибо. Приятно, что ты оценил, — она улыбнулась и посмотрела на Поза.
— Катя сейчас практикуется как дизайнер одежды?
— Стилист, — мягко поправила его девушка и, повернувшись к подошедшему официанту, произнесла: — Мы ещё не готовы. Пожалуйста, дайте нам пару минут.
Антон только присвистнул. Его воронежские знакомые сильно изменились. Теперь то, что он просто уехал учиться в Питер, уже не казалось таким уж достижением. Витёк, до которого он в итоге всё-таки добежал уже сегодня утром, женился и ждал рождения дочери. Пашка, с которым они вместе гоняли во дворе мяч, открыл свою сеть кофеен; бизнес был не фантастически прибыльный, конечно, но свой. Ира стала моделью, а Катя осваивала уже вторую профессию.
— А ты, я слышала, волонтёрствуешь? Это редкость в наши дни. Или я ошибаюсь?
— Не слишком, насколько я могу судить, — Шастун даже приосанился, почувствовав себя куда увереннее, чем до этого. — У нас там не особо много людей, но почти все они отдаются этому всей душой.
— А ты? — она перелистнула страницу меню и подняла на него взгляд.
— А я? Не знаю. Надеюсь, что тоже.
Беседа, поначалу немного напряжённая, со временем стала более спокойной и непринуждённой. Антон узнал, что Катя собиралась перебираться в Москву, прекрасно осознавая перспективы. Но была согласна и на промозглый Питер. Чего не сделаешь ради любимого. Они вскользь обсудили моменты, связанные с будущим совместным проживанием, и, оплатив свою часть счёта, Антон ушёл, оставив влюблённых наедине.
На улице было темно; горели фонари, ёлки и украшающие город гирлянды. А на душе противно скребли кошки. Снегопад, начавшийся как сказочное шоу, постепенно переходил в разряд стихийного бедствия, грозя похоронить остановившегося покурить Антона. Он вынул телефон и, не давая себе шанса передумать, набрал номер.
— Ира? Привет, это Шастун. Ты занята сегодня вечером?
