***
— Как вы знаете, Хранитель есть у каждого из рождённых под Луной, — Яков Адамович стоял у белой со следами синего и зелёного маркеров доски и смотрел на детей. — Это аксиома. Но мы не являемся неделимым целым, как бы ни было обидно. Каждый Хранитель и каждый оборотень живут независимо друг от друга, и каждому решать, как он поступит при встрече. Вам известно, что поцелуй снимает проклятие, тяжёлым бременем висящее на каждом из нас. А все ли знают, что это значит? Для Хранителя и для зверя? — он замолчал, оглядывая малочисленных учеников. Дарина подняла тонкую руку. Замерла, вытянувшись. Рядом заёрзала нетерпеливо Влада — наверняка она тоже знала, что ответить, но среагировала чуть позже сестры. Никита и Арсений, насупившись, молчали. — Для Хранителя это сделка — он получает защиту оборотня, а зверь лишается силы и власти над оборотнем, слабеет. Оборотень становится более... человечным? Он теряет возможность перерождаться — цикл завершён, колесо остановлено. — Верно, милая, — Химбер улыбнулся. — Как вы понимаете, я уже не буду никогда котёнком, потому что встретил свою жену. Встретил, когда мне было всего семнадцать. Будь я умнее и сдержаннее, подождал бы пару месяцев, и мы бы поженились, а так пришлось ждать два года — возраст снятия проклятия становится вашим возрастом вступления в человеческую жизнь. Вы перестанете стремительно расти. Дни и месяцы больше не будут для вас иметь то значение, которое имеют сейчас, — он замолчал ненадолго, переводя дыхание и позволяя информации закрепиться в головах. — У вас будет шанс отыскать Хранителя в этой жизни или следующей, как повезёт. Каждую свою жизнь оборотень встречается с Хранителем. Или почти каждую, зависит от продолжительности. Бывает, что зверю не удаётся найти свою пару, и, прожив жизнь в животной ипостаси, оборотень умирает. Перерождается, ищет, но если не удаётся, умирает, растратив все попытки. Иногда Хранитель погибает раньше, чем его удаётся найти, — Яков помолчал. — Но бывает ещё и так, что Хранитель после встречи и поцелуя не живёт со своим оборотнем. Причин для этого может быть множество. Главное помнить, что только вам решать, какой будет ваша жизнь. И только вам решать, насколько привязываться.***
Голос Химбера звучал сквозь года в голове так отчётливо, будто Арс сидел за партой на деревянном стуле и не отрываясь смотрел на наставника. Будто ему было всего десять, а Ника был ещё жив. Он стёр слёзы и залил пакетик кипятком. Вода тут же окрасилась бледно-коричневым, а в воздухе поплыл сладковатый ягодный запах — Шаст питал странную слабость к чаям со вкусами. Идти в спальню не хотелось — там был Антон. Всего на расстоянии вытянутой руки — слишком большим был соблазн похитить избавление. Проверять, насколько крепка сила воли, Арсению не хотелось совершенно. Хотелось целоваться, пока голова не закружится и ноги не откажут, а не вот это вот всё. Надо же было сейчас узнать, что Шаст его Хранитель! Почему не Воля? Тот хоть живёт отдельно, так просто не дотянешься. Но Попов тут же отбросил эти мысли: какой Паша, право слово, когда Антон такой чудесный? Улыбается до смешных морщинок в уголках глаз, смеётся, запрокидывая голову, валится со смеху на Диму. Он взял чашку и уселся в угол кухонного дивана — так его никто не увидит, если вдруг решит совершить вылазку в туалет. Перекидываться не было желания — и так в перспективе пушистым придётся проводить большую часть времени: количество людей возросло в полтора раза, а шансы попасться на горячем скакнули до небес. Он отпил немного, поморщился — чай оказался слишком горячий. Пришлось отставить и смиренно ждать, пока остынет. Попов прикрыл глаза, наслаждаясь ночной тишиной, и тут же широко их распахнул — на улице раздался душераздирающий вой! Он вскочил с дивана, больно ударившись коленом об стол, и тут же рванул к окну. Прилип к стеклу, силясь разглядеть силуэт там, внизу, и, когда это удалось, позволил себе тихонько ругнуться — чёртов Выграновский! Рад был бы спутать, но куда там: длинный, тощий, та же огромная куртка и бейсболка на голове. Чтоб этот пёс провалился в геенну огненную! Лишь бы не выл снова — весь дом же на уши поднимет! Зажмурившись на секунду, Арс прислушался. В комнате явно кто-то возился, но пока шагов было не слышно. Он подбежал к выключателю и трижды коротко зажёг свет — лишь бы не выл больше. Если бы Попов верил в высшие силы, он бы молился. А так оставалось полагаться на здравомыслие куцехвостого и хоть какое-то везение. Вроде, пронесло.***
— И ты не нашёл ничего лучше, кроме как прийти ко мне? — Арсения злость грела куда сильнее, чем толстовка Антона, спёртая впопыхах из корзины с грязным бельём. Благо, рост уже позволял носить и его штаны, и даже его кроссовки. Жаль, правда, таковых было всего две пары, и, не вернись он вовремя, пропажа будет обнаружена слишком быстро. Но такое не впервой. — А есть что-то лучше? — Эд засмеялся, широко улыбаясь. Под расстёгнутой курткой гулял ветер, трепал чёрную футболку. — Понятия не имею. Поспать, например? Книжки почитать. Ты умеешь вообще? — он посмотрел на пса и отмахнулся: — Можешь не отвечать. — Слышь, я не тупой. Я даже песни пишу. Понял? Арсений прикрыл глаза, представляя себе эти песни. — Хотелось бы послушать. Или для этого тебе нужна гитара? — Да нет, я ж рэп пишу. Вот, например: Оттуда, где я! Мы живучие, как тараканы. Голодные, как Доберманы. Ищем выход из этой нирваны, Простыми словами — мы в яме. Выграновский затих, казалось, ожидая реакции. Под бейсболкой глаз было не видно, а губы он растянул в ухмылке. — Доберманы. Ты серьёзно? — Арсений шёл чуть впереди. Дыхание вырывалось клубами пара. Руки уже замёрзли, и пальцы не гнулись, так что он сунул их в карманы пока ещё слишком больших штанов, заодно подтянув немного последние. — И оттуда где ты — это из Питера? Серьёзно? Вот так гетто, — Попов нарочно говорил чуть смеясь, подначивая пса. Злить его было непередаваемым удовольствием. Чем-то на грани осознанного мазохизма — оборотень мог в любой момент огрызнуться, но замолчать было выше его сил. — Отвали, слышь? — интеллектуально оспорил своё мнение Эд и толкнул Арса в плечо. — Я ж рэпер, я должен читать о таком. Попов посмотрел на закованную в лёд реку под мостом, по которому они сейчас проходили, и остановился. Подошёл ближе к перилам, глубоко вдохнул и тут же выдохнул густой пар. Белый, словно сигаретный дым. Вот, и образ создал, и здоровью вреда никакого. — Вообще, рифма мне нравится, ритмично. Но вот эти тараканы. — Ой, отвали, — Скруджи подошёл сзади и обнял своей этой невозможно огромной курткой. Укутал как в кокон, горячо выдохнул в затылок. — Ты вкусно пахнешь. На улице было слишком холодно, чтобы появилось желание тут же вырваться. Запоздало в голову пришла мысль, что так далеко от дома отходить всё-таки не стоило — потом же возвращаться. Но Арс отогнал её и прикрыл глаза, греясь. Выграновский провёл носом по затылку, вдохнул и, горячо выдохнув, поцеловал в шею. Арсений всё-таки вывернулся. Отошёл на пару шагов и посмотрел хмуро. Эд же как ни в чём не бывало стянул пуховик, оставшись в одной футболке, и протянул его Попову. — Держи. Тебя трясёт уже. — А ты, можно подумать, одет теплее, — огрызнулся Арс. Соблазн взять куртку был велик, но гордость ему в габаритах никак не уступала. — Держи, я серьёзно. Будешь потом пузыри из соплей дуть. А у меня ещё одна есть. Попов, видя, что ситуация становится патовой, а от того ещё более тупой, взял ещё хранящую тепло куртку и тут же закутался в неё, как в одеяло. Размер был поистине впечатляющий. — В кармане, что ли? — больше для себя, чем для Эда спросил он и пошёл по мосту. — Да нет, тут, недалеко. "Недалеко" оказалось на чердаке одного из близлежащих домов. Выграновский давно, ещё щеном, подсмотрел код замка и стал наведываться в парадную. А позже случайно узнал, что в доме, по случаю отсутствия криминальных элементов, не запирают чердак. Так у Эда появилась своя жилплощадь. Таким не каждый мог похвастать. В Организации, как бы ни старались её члены, места хватало не всем, — оборотни жили в комнатах по семь-восемь человек. Никакого личного пространства. Выграновский шёл впереди, даже не глядя на кованые перила, не обращая внимания на лепнину на стенах и на мозаику, украшающую площадки между квартирами. Он поднялся до самого конца, забрался по металлической лестнице и, толкнув люк, исчез в проёме чердака. Почти сразу показалась забитая татуировками рука — предлагал помощь. Арсений споро вскарабкался по ступенькам и, ухватившись за предложенную кисть, оказался втянут в тёмное помещение. Судя по звукам, неохотно распространяющимся и тут же гаснущим, небольшом. Глаза привыкли, и он увидел, как уверенно прошёлся Эд. Достал из коробки, стоящей на полу, толстовку, укутался и, вытащив сигарету из пачки, тут же прикурил. — Живёшь тут? — Арсений сделал несколько шагов по скрипучим половицам и замер. Чердак был пыльный, но не грязный. Старое продавленное кресло стояло в углу, рядом с настоящей керосиновой лампой. Судя по лёгкому душку, идущему от него, раритет был рабочим. Несколько коробок ютились сиротливо у дальней стены, а рядом с ними был лежак — какой-то матрац и ворох одеял поверх. Почти квартира. Даром, некуда поставить чайник. — Бывает. Когда Химбер заебёт со своими наставлениями, я сюда ухожу. Ну или просто подумать. Всякое такое. — Подумать? — Арс повернулся к дымящему Эду и сморщил нос — запах в небольшом помещении был очень неприятным. — Ну да, сочинить там чё-нить. Потрахаться. Арсений кивнул рассеянно и потянул на себя какую-то дверцу. Оказалось, что это выход на крышу — небольшое отверстие, что-то среднее между окном и дверью, выходило прямо на жестяной откос. Огороженный тонкой полоской перил, он резко обрывался, уходя вниз. Попов любопытно высунул голову, огляделся и вылез на мороз, совершенно его не боясь — успел согреться. Вид отсюда открывался потрясающий. Несмотря на то, что Луна была не полной и до странного щербатой сегодня, смотрела она вполне ласково, заливая город желтоватым светом. Горели фонари. Редкие в это время машины оставляли световой след на дороге, как при съёмке с задержкой, разливали красные и белые лужи света на мокром асфальте — недавно прошёл снег и теперь нехотя таял под шорохом шин. Арсений поражённо выдохнул — старый город был великолепен. У дома напротив крыша была как площадка — абсолютно ровная, лишённая архитектурных причуд, она напоминала небольшое поле. Дальше — украшенная башенкой с острым пиком и также обшитая жестью; а ещё дальше было уже не видно — дома пошли ниже. Арс обернулся, улыбнулся Эду широко. Выграновский стоял у самого выхода и хмуро смотрел в ответ. Сигарета, зажатая между губ, уже прилично истлела, и пепел вот-вот должен был упасть на деревянный пол. — Нравится высота? — хрипло осведомился он и затянулся снова, тут же, не отрывая сигарету от губ, выпуская белый дым через нос. — Не то слово! Смотри как круто! — Арсений схватил его за запястье и потянул на себя, вытягивая на крышу, но пёс упёрся ногами, не позволяя этого сделать. — Отсюда видок тоже заебись. Щербатую видно, крыши. Чё ты мне показать хочешь? — Эд вырвал руку из ослабевшей хватки и наконец стряхнул пепел. Недовольно повертел окурок в пальцах и запустил его с крыши вниз — лететь, осыпаясь искрами. Попов отошёл на пару шагов и, прищурившись, протянул: — Ты высоты боишься? Притащил кота на крышу, а сам не можешь даже подойти к краю? Чего тебе бояться, пёс? У тебя впереди есть ещё семь жизней. Да и знаешь, — он заговорил тише, интимнее, будто рассказывая секрет, — все псы попадают в рай. — Иди в жопу, — Скруджи ухватился за проём обеими руками и, бледнея на глазах, шагнул на крышу. Поморгал немного, не дыша, и посмотрел вниз, мимо узкой ржавой полоски перил. Тут же прижался лопатками, защищёнными толстовкой, к стене и прикрыл глаза. Сжал кулаки крепче, до побелевших костяшек. — Доволен? — Эд, не глупи. Ну боишься и боишься. Ты же пёс, так бывает, — Арсений подошёл к нему и положил свою руку поверх руки добермана. — У меня тоже есть страхи. Бояться нормально. — Говоришь как Химбер, аж тошно, — хохотнул Скруджи и одним движением оторвался от стены, шагнул ближе к краю. Его крупно трясло, не то от холода, не то от страха, хотя этаж был всего-то шестой — пять этажей квартир и крыша. Но оборотень не отступил. Повернулся спиной к краю и раскинул руки. Посмотрел прямо в глаза Арсу и широко улыбнулся — губы у него тоже подрагивали. Попов подошёл ближе, взял за руку и потянул на себя, ближе к спасительной стене, к безопасности. — Не дури. Не надо, — Арсений задрал голову, глядя на Луну. — Лучше посмотри, какая она красивая. — Как коза козивая, — фыркнул Выграновский, и тяжёлые ботинки грохнули по деревянному настилу пола — Арс остался на крыше один. Он воровато осмотрелся, стремясь запомнить всё получше, и тоже полез обратно — мороз никуда не пропал. — Ты слишком романтичен. Влюбился, что ли? Эд достал сигарету, сунул её в рот и наклонился. Руки у него тряслись, зажигалка вхолостую щёлкала, не желая загораться, — газ подходил к концу. Арсений сунул руку в карман джинсов, достал зажигалку Антона и, выбив искру, поднёс дрожащее пламя к сигарете. Дверь они не закрыли, и Скруджи подошёл ближе, чтобы дым не шёл на Арса — одежда-то не его. — Если чё, у меня тут есть шмотьё. Могу поделиться. Арсений уставился на коробки — три одинаковые, они стояли кучно, как воробьи, греющиеся друг об друга. Губы его дрогнули в улыбке — наверняка пёс предлагал то, что носил сам ещё пару месяцев назад, когда был таким же, как Попов сейчас. Однако, брезгливости он не испытывал. Достал джинсы с рваными коленями, футболку с принтом черепа в огне и пару кроссовок. Оглянулся на Эда воровато и принялся переодеваться. От открытой двери тянуло холодом, по спине и рукам тут же пошли мурашки, но Арсению было плевать. Штаны сели неплохо, а вот футболка оказалась маловата: чуть узка в плечах и коротковата, стоило поднять руки — тут же оголялся живот. Зато кроссовки были почти в пору и на высокой подошве — идеально для прогулок зимой. — Куртку можешь себе оставить, у меня другая есть, — повторил Выграновский, до этого молча наблюдавший за переодеванием, и мимоходом поправил пояс джинсов. — Да? — Арсений прищурился. — Дай угадаю, всё это в обмен на минет? — Воу, полегче. Пока ты не сказал, я и не думал, — Эд вытащил из-под вороха каких-то тряпок цветастую куртку и осмотрел, кривясь. Основным цветом был синий, рукава уходили в белый с какими-то чёрными буквами, и для долговязого Скруджи она была явно коротковата. А вот Арсению, ещё уступающему в росте, в самый раз. Он скинул пуховик, взял лыжную куртку и, сунув чёрный ужас, больше похожий на мусорный пакет, в руки Выграновскому, надел её. Села весьма неплохо. Арсений вытянул руки, проверяя длину рукавов и улыбнулся удовлетворённо — до конца зимы как раз хватит. — Я возьму эту. Потом верну, как потеплеет. — Если быстрее не вырастешь, — буркнул Эд, глядя, однако, прямо, не таясь. — Ты красивый очень, Арс. За что такое твоему Антону? Что вот он сделал? — Не начинай. Ты всё знаешь, знаешь, как это бывает, — отмахнулся Арсений. — Спасибо за экскурсию, но я пойду, мне надо вернуться ещё. Эд схватил его за руку, притянул в объятия, поцеловал в макушку. — Шапки у меня нет, — пробормотал он в тёмные волосы. — А если простынешь? — Не простыну. Пусти.*
Он сам спустился по лестнице. На руке висел бумажный пакет, выданный Скруджи, в который чудом влезли кроссовки и вещи. Он раздулся и грозился вот-вот разойтись по швам, но пока держался. Спускаясь, Арсений задержался на этаже, разглядывая лепнину, когда одна из дверей открылась. Тут же пахнуло жареной картошкой с луком, и рот наполнился слюной. Он боязливо посмотрел на мужчину в поношенном халате с незажжённой сигаретой в руке, уставившегося в ответ, и, сорвавшись, побежал вниз, едва различая ступени. Вылетел на улицу и замер на секунду — пошёл снег. Из-за мороза он был мелкий и противный, лез в глаза и уши, щипался, тая и оставляя мокрые следы на коже. Арсений накинул капюшон и, не торопясь, поплёлся к себе. Дорога обратно была легче и понятнее. Тёплая одежда не давала замёрзнуть, а жизнь, казалось, налаживалась. Противно запищал домофон. В предрассветной темноте, разбавленной фонарным светом, звук казался максимально неуместным. Арс поднялся на этаж, поставил всё ещё целый пакет на пол у двери и, всунув ключ, начал медленно его проворачивать, надеясь не произвести лишнего шума. Не помогло — замок щёлкнул. Преступно громко в утренней тишине, но не достаточно, чтобы кого-то разбудить. Попов облизнулся, стянул капюшон и тут же ухватился за ключ снова. Щёлк. Потянул ручку вниз, открыл дверь и тихонько, едва дыша, переступил порог. Поставил пакет, стянул куртку и принялся рассовывать вещи по местам. Кроссовки — на полку для обуви, толстовку — обратно в корзину с бельём, джинсы — на полку в шкаф, благо, у Антона не было привычки держать его закрытым. Аккуратно положив джинсы, Арс повернулся к кровати. Сбив одеяло в сторону, Шаст спал. Всё так же, лёжа на боку и положив руку на то место, где раньше находился Арсений, он тихонько сопел. Кот вздохнул рвано, наклонился, понюхал шею Хранителя сзади, там, где она переходила в затылок, и прикрыл глаза — от Антона пахло домом и им самим. А ещё, едва уловимо, духами Окс, видимо, запах остался на вороте футболки. Арс наклонился ещё ниже и коснулся губами горячей кожи. Тут же отпрянул, слыша биение собственного сердца, попятился, едва помня, кто он и что здесь делает, и сбежал из комнаты. Стараясь не шуметь, зашёл в ванную — отдышаться. Посмотрел на себя в зеркало, провёл рукой по щеке — на ней появился пушок, предшественник настоящей щетины. Оборотень облизнул сухие губы, провёл по усам и, недовольно нахмурился. Выглядели они ужасно, как будто он — подросток, вступивший в пубертат, что отчасти было правдой, и теперь так гордится первым пушком над губой, что ни в какую не хочет сбривать этот ужас. Попов и в первую жизнь не берёг их и в эту не собирался. Он осмотрел ванную в поисках лезвия. В комнате зашуршало одеяло — кто-то ворочался. Арс застыл на несколько секунд, прислушиваясь, готовый в любую секунду перекинуться, но шорохи стихли. Он бегло оглядел себя ещё раз. Вышел в коридор, подхватил пакет, не желая оставлять улик, и выскользнул за дверь. Щёлкнул замок, и оборотень поскакал вниз по ступенькам, сжимая в руках куртку.