Котецкие истории

Проснулся Шастун как с перепоя. Во рту было сухо, голова трещала, а воздух на вкус был как носки недельной носки. Несколько охуевший от букета ощущений, Антон с трудом разлепил глаза и осмотрелся: так хуёво могло быть разве что в аду. Судя по застиранным шторам, черти не торопились закупаться новинками сезона в ИКЕА. Убираться они, собственно, тоже не спешили — шторы были ещё и пыльными. При всём прочем место выглядело до противного знакомым. Прямо перед лицом возникла заинтересованная чёрная рожа. Огромный, почти как у самого Шастуна, нос сунулся ему куда-то в губы, потом котяра от души ударил человека черепом в подбородок и, издав победный клич, упал с кровати. В целом это могло означать только одно: Антон Андреевич у себя дома. И кота придётся покормить. Причину своего хренового состояния Шаст обнаружил на кухне — хмурый Поз стоял у окна, зажав подмышкой градусник и с несчастным видом глядя на улицу. — Доброе утро, — попробовал Антон. Вышло хрипло, тихо и чуть свистяще. Блестяще, словом. С таким голосом он не только орать не сможет, он даже Вите не объяснит, что в состоянии работать. Больная голова, боль в горле, ломота в теле и насморк вовсе не препятствия на пути к заработку. Дима глянул в его сторону и отвернулся. Выглядел он ещё хуже, чем Антон: нос покраснел и распух, глаза слезились. — Тип того, — сипло выдал Димка. Кот, очевидно бывший тут всё время и наглым образом игнорируемый, прошёл мимо ноги, протерев её шерстью до образования статического электричества. Мазнув хвостом по колену, неугомонное животное развернулось и пошло на второй круг. Возможно, он решил, что раз двуногий не думает кормить, то рано или поздно из искры разгорится пламя и чёртов чёрствый человек сгорит ко всем чертям. Словно прочитав Шастуновские мысли, Граф усилил нажим. — Ой, отъебись, — брякнул Антон и сам отошёл от кота. — Заболеешь, я чё делать буду? Вопрос был риторическим, и наглая чёрная морда нагло промолчала. Посмотрев на хозяина волнительных три секунды, кот широко раскрыл пасть и, продемонстрировав близкое родство с саблезубыми предками, от души зевнул. Волнуясь о собственной безопасности, Шастун покормил Графа и, тоже прислонившись к подоконнику, посмотрел в окно. Погода располагала: солнце светило как долбанутое, птицы верещали на ветках, а пара собак, выведенная на прогулку, оголтело скакала по лужам. Вся эта идиллическая картина ужасно действовала на нервы: когда тебе хуёво, а остальным зашибись, становится ещё хуже. Закрепив эту философскую мысль в голове, Антон развернулся и учесал в ванную — стоило хотя бы умыть лицо. * Витя был очень недоволен. Смерив едва стоящего Шастуна взглядом, полным сочувствия пополам с праведным гневом, он всё-таки махнул рукой, выдал Антону набор уборщика и вытолкнул его из раздевалки навстречу увлекательному процессу драинья полов, столов и даже стен местами. Подоконники точно можно было бы протереть. Вечерок выдался спокойный. Оксана, уминая картошку, печатала за них обоих курсовые и периодически делилась с Антоном едой. Что-то подсказывало ему, что, если спалят, влетит, но, пока не спалили, можно было делать вид, что он ни о чём не подозревает. Сонливость после таблеток накатывала адская, но хотя бы перестало выкручивать суставы как на карусели. Температура спала, а горло почти не саднило, добротно смазанное пастилками с анестетиком. Мировая вещь эта доказательная медицина. Охуительная. Даже лучше, чем секс. Строго говоря, в этом состоянии для Антона очень многое было лучше, чем секс, но это не так уж важно. Он как раз заканчивал с мытьём пола, вяло елозя тряпкой около стойки выдачи, отчаянно пытаясь не заснуть и моргать поживее, когда прямо напротив остановился какой-то мужик. — Привет. Ты такой горячий, как пирожок с малиной. И такой же сладкий. — Голос, звучащий словно через вату, показался странно знакомым. Шастун поднял голову и замер, приоткрыв рот. В первый раз он как-то лихо решил, что чувак что-то попутал или пошутил неудачно, и спустил на тормозах. Но сейчас, глядя на долговязого азиата и медленно охуевая от абсурдности ситуации, Антон как-то даже залип. Было в этом дяде в дорогом пальто что-то притягательное. Шаст ни за что бы не сказал, что мужик красивый, но и отталкивающим его точно нельзя было назвать. Какая-то звериная, первобытная мощь, что-то настолько глубокое было в его образе, что поневоле по спине начинали бежать мурашки. Воспалённый мозг зацепился за устойчивое выражение, и Антона с концами заклинило на вопросе: как могут бежать мурашки, если у них нет конечностей и фактически они никуда не бегут, потому что являются сокращениями крошечных мышц, ставящих волоски на теле дыбом? Его охуевшее выражение лица, судя по улыбке, было воспринято как реакция на комплимент, и мужик пошёл на второй заход. — Что ты скажешь, если я приглашу тебя в клуб после смены? А лучше давай я заберу тебя прямо сейчас, и мы поедем купим тебе что-то получше этих шмоток? Становиться содержанцем Шастун как-то не планировал и, вяло нахмурившись, помыл заодно и лаковые ботинки казаха или кто он там был, сунул швабру в ведро и с видом крайне занятого сопливого зомби укатил в подсобку переваривать полученную информацию. Как раз перерыв. * Температура шарахнула до умерщвляющих тридцати восьми и пяти, поэтому его тушу, едва запихав в Матиз, Витя повёз сам. Длинные ноги Антона не хотели помещаться на переднем сидении, даже отодвинутом на максимум, а сам Шастун не помогал ни разу. Он только осоловело моргал, дрожал от озноба и потел как мразь. Смотреть на это не было никаких сил. — О тебе дома хоть есть кому позаботиться? Ты же отъедешь к утру. Нахрена я вообще разрешил тебе работать?! Лучше бы сразу выгнал взашей на больничный. Я тебе сейчас скорую вызову сразу на катафалке, потому что в обычную машину ты не влезешь, они тебя на багажник на крыше примотают и поедут с мигалками. Ой бляяять, — причитал Щетков, мягко выруливая с парковки. Он ставил свою капсулу для самоубийства у соседнего дома и теперь пытался встроиться в плотный поток машин, запрудивших Невский. Фонари разливали чуть желтоватый свет, который в весенних сумерках, готовящихся к грядущим белым ночам, вообще никому не всрался. Антону было плохо. Он уже ничего не соображал и хотел умереть, лишь бы всё прекратилось. Мозг, казалось, плавился. Было так хреново, что не передать. Во рту, в носу и даже в глазах хрен пойми почему пересохло, а пакет морса, который Витя впихнул ему в руку, предварительно вскрыв зубами трубочку и затолкав её аж с коленом внутрь упаковки, был так далеко. Нужно было поднять руку, поймать трубочку ртом, и всё это казалось таким сложным. Стало ужасно жалко самого себя. Вынужденный пахать до седьмого пота, Антон почувствовал себя таким глубоко несчастным, что на глаза навернулись слёзы. В носу тоже тут же стало влажно и он от души хлюпнул им. Морс, поддавшись на немые уговоры, не иначе, оказался близко ко рту, и его удалось попить. Сбоку, матеря какого-то пидораса, менеджер послал невербальную инструкцию, как ему проследовать нахуй. Шастун улыбнулся. Теперь его затопила такая огромная любовь к Вите, что казалось, она была больше, чем сам её объект. Захотелось его обнять и сказать что-нибудь вечное, милое. Кое-как победив этот порыв, Антон прислонился головой к окну и отрубился. Проснулся Шастун от того, что его грубо трясли за плечо. — Да ты прикалываешься что ли?! — уже явно негодовал Витя. Оказалось, что он открыл дверь с пассажирской стороны и уже почти вытащил Антона на себе из машины, но Шастун чуть-чуть соскользнул и сел обратно. Собрав себя в кучу, он поднялся, неуклюже махнул рукой, но не упал. — Спасибо, — каркнул Антон и поплёлся к своему дому. Правильно было бы пригласить Витю на чай или что покрепче, но Шаст не чувствовал в себе сил заботиться о госте сейчас и активно надеялся, но ему простят эмоциональную чёрствость и отсутствие гостеприимства на сегодня. В следующий раз он обязательно пригласит менеджера зайти, но не сегодня. Поймав ускользающую кнопку лифта в захват, Антон какое-то время просто держал её пальцами. Крепко. Сосредоточенно. Лифт молчаливо ожидал где-то в глубинах шахты. Убедившись, что коварная кнопка не собирается никуда валить, Шастун нажал на неё, и двери тут же открылись. Задача была не из лёгких — нужно было поймать лифт до того, как он закроется. Совершив короткий бросок, Антон ввалился в кабину и героически щёлкнул на нужный этаж. Как же заебись, что его починили. Лестница сейчас выглядела как непреодолимое препятствие. Ввалившись в квартиру и подозревая у себя ещё большую температуру, Антон кое-как сел на пол в прихожей и уставился на кеды. На работе обуться помог Витя, а теперь его не было. Подошёл Граф. Урча, кот потёрся о безвольное тело хозяина, влез своими лапами на него, потоптался по животу, по ногам, обтёр хвостом лицо и, выполнив ласкательный план-минимум, свалил в закат. Пришла Катя. Она потрогала холодной ладонью Антонов лоб, сняла с него кеды и помогла подняться. Святая женщина! А потом даже довела до постели. — Разденься, а я тебе пока воды принесу и таблетку. Давай, у Димы врач был сегодня, я купила всё, сейчас помогу. Ты только не усни, Антон, минуту прямо подожди. Шаст сполз на стул и тупо уставился на чёрную кляксу, сидящую в ногах. Граф выглядел как кусок чёрной дыры с глазами. Он молча пялился в ответ с таким видом, будто всё понимал. От этого одновременно веяло каким-то облегчением и это же раздражало — если понимаешь, то чего пялишься тогда? Он так и не снял с себя ни одной вещи. В комнату зашла Катя. Она положила в рот горькую таблетку, помогла её запить и, вытерев краем полотенца шею и грудь, потому что да, Антон облился, принялась стягивать с него бледно-лососевую худи. Голова была как набитая тряпками бочка: тяжёлая и бесполезная. Он смотрел на девушку, поднимал руки, делал всё, что она говорила, хотя смысл слов улавливал очень приблизительно. Страшно хотелось прилечь. А ещё немного умереть. Лишь бы всё прекратилось. Катя уложила его в кровать, стянула штаны и, краснея щеками, накрыла одеялом по самый подбородок. Подоткнула его под ноги, чтобы не дуло. — Антон, — она погладила его по голове, заглянула в осоловелые глаза, — если тебе что-то понадобится — зови. Даже ночью, понял? Кивни. Он кивнул, совершенно не собираясь исполнять обещанное. Ещё не хватало её по пустякам дёргать. Сдохнуть он и сам сможет, без посторонней помощи. Чего людей напрягать. Убедившись, что с ним всё более-менее в порядке, Катя вышла, оставив Антона и кота вдвоём. Шастун отрубился раньше, чем она успела прикрыть дверь, отсекая узкую полоску света, падающего из коридора. Почему-то приснился Арс. Взрослее, чем Антон его помнил, он сидел на краю кровати, одетый в длинную Антоновскую футболку, с голыми коленями. Он гладил Шастуна по волосам и грустно смотрел на него. — Спи, — прошептал мальчишка, которого теперь было уместнее назвать юношей, потому что на вид ему было лет шестнадцать, а не двенадцать, как когда они познакомились. Он мягко улыбнулся и положил свою узкую прохладную ладонь на щёку Шасту. Во сне отчётливо ощущалось прикосновение, мягкость его кожи, то, как он поглаживал кожу самыми кончиками пальцев, едва касаясь. Глаза в темноте у Арсения странно блестели, как у кота, а дурацкая стрижка под горшок удивительно подходила образу. — Ты похож на Питера Пэна, — улыбнулся Антон и, повернув голову, поцеловал прохладные пальцы. Во сне он мог себе позволить всё, что хотел. — Пришёл, чтобы забрать меня? Сейчас не было страшно. Совсем. Даже если бы это было правдой, и Арсений правда пришёл, чтобы проводить его на тот свет, Антон бы не стал возражать. Сейчас он как-то отпустил себя, расслабился и наконец позволил себе признать открыто то, что думал всё это время, что Арс ему нравится. Не потому что Антон гей, а потому что это Арсений такой. Какой-то волшебный мальчишка, подкидыш на пороге. — Нет, спи. Тебе это просто снится, — прошептал Арс. Его голос, кажется, чуть дрогнул. Он наклонился, мягко поцеловал Антона во влажный от пота лоб, прижался своим лбом к его и замер так, дыша одним воздухом с Антоном. Шастуна вырубило. Сколько он так провалялся, сказать бы Антон точно не смог. Когда он разлепил опухшие глаза, в окно смотрело промозглое питерское утро. Не самое лучшее, что можно увидеть. Хмурое, сине-серое, потому что световой день хоть и удлиняется, но не так стремительно, как этого хотелось бы теплокровным. Было ужасно жарко. Скинув с себя узкую руку, Антон кое-как перебрался через спящего Попова, вполголоса матеря развалившегося на кровати мальчишку, и с кружащейся от слабости головой отчалил в сортирные дали. Уже стоя над унитазом и стараясь справлять нужду как можно тише, — в квартире девушка — Антон лихо охуел. Ему точно не могло показаться чужое тело. Острое плечо, бледная кожа, усыпанная родинками, как крошками от шоколадного маффина стол после девятиклассниц. С такой скоростью он не втряхивался в трусы, наверное, с тех пор, как его застал вожатый, дрочащим в лесу. Не то чтобы чертополох был чем-то так уж примечателен, в отличие от иллюзии уединённости, но дрочилой его звали потом все оставшиеся две недели. Позабыв и про потную футболку, которую он вообще-то хотел сменить, и про пересохшее и саднящее горло, и даже про необходимость не шуметь, Антон ломанулся со всех сопливых сил обратно в комнату, чтобы в ахуе уставиться на кота. Граф, выпучив синие глазищи, пырился в ответ. Он лежал чётко там же, где был Арсений, даже накрытый одеялом, сука. Но определённо был меньше размером, впрочем несильно, и волосат, вот тут весьма превышая возможности Попова. — Еду крышей, — вполголоса пробормотал Антон и медленно прикрыл дверь. В груди стало пусто, а во рту появился горький привкус, как будто на зуб попал чёрный перец горошком и он его случайно раскусил. Покажется же такое. Пришлось лечь в постель к коту. Животное предсказуемо наморщило своё волосатое ебало и, куснув хозяина за нос в качестве выражения глубокой и невероятной любви, свалило к чёртовой матери, хрен пойми на что обидевшись. Впрочем, выяснять, на что дуется мохнатый интриган, не входило в планы Антона Шастуна. Поэтому, смежив веки и вспоминая странного Попова, он заснул. *** Когда проснулся, горло болело так, что лучше бы оно вывалилось к чёрту. Нос не дышал, на нём появилась отвратительная корка из, Шастун не хотел думать чего, а губы высохли и потрескались. Шатаясь, как пьяный сапожник в ветреную погоду, он поднялся и, хватаясь за всё, что способно было не отвалиться сразу, уверенно направился в ванную. Он сел на её край, включил воду и тупо уставился в слив. Ровная струя исчезала где-то в недрах трубы, тихонько шурша. Воспоминания о ночном посещении уборной нахлынули резко и без предупреждения. Антон так и смотрел перед собой, пытаясь составить в голове все образы и воспоминания и каким-то чудом отделить привидевшееся от приснившегося. По всему выходило, что с сонных глаз он спутал кота с мальчишкой, а не Арсений резко появился в его кровати. Как бы ни хотелось верить в магию вне Хогвартса, Шастун был реалистом и гордился своим взглядом на мир. А вот второе, пришедшее чётко вслед за первым откровение пошатнуло его и фигурально, и буквально. Ему. Нравится. Попов. Пацан, который младше на неприличное количество лет, да ещё и в принципе капец какой мелкий. Во сне он, конечно, был взрослый и весь такой совершенный, включая возраст — совершеннолетний. А в реальности ему сколько? Двенадцать? Антона затошнило. Голова пошла кругом, и он ухватился за раковину, чтобы не упасть. Как вообще можно было до такого докатиться? Нужно ли теперь прощаться с Поповым? Рвать контакты? Шаст потряс головой и, набрав в горсть воды, утёр лицо, выдохнул. Делать с мальчишкой он ничего не будет. А возраст… Лет через десять Арс будет такой же, как Антон сейчас, вот тогда можно будет и поговорить, так ведь? Тем более, за такое время всё что угодно может поменяться. Десять лет. Он потёр засохшее пятно от зубной пасты пальцем и стал умываться. На то, чтобы привести себя в порядок, насколько это вообще было возможно, Шаст убил позорно огромное количество времени, а результатом всё равно остался недоволен — рожа выглядела бледной и опухшей. Просто утро китайского пасечника, блять. Антон потёр это безобразие руками и вывалился. Катя, святая женщина, перед работой приготовила им гренки. Шастун подогрел их себе в микроволновке и, вскипятив чайник, уселся прямо напротив Позова. Тот выглядел чуть лучше мертвеца: кожа была бледной, на лбу пот, очки Диман снял, видимо, забодавшись. — Как ты? — прохрипел Антон. Горло отозвалось радостным спазмом. Он зашёлся в кашле, сложился пополам, пытаясь одновременно и вдохнуть, и наоборот, кашлянуть. Выходило откровенно хуёво. Боль усилилась настолько, что на глаза навернулись слёзы. Очень сильно захотелось прекратить это всё. — Примерно так же, — проскрипел Поз. Он тоже закашлялся, но смог сдержать выворачивающий наизнанку порыв. Кое-как вынырнув из-под стола, мокрый, как после кросса, Шастун уставился на тарелку. Есть не хотелось, но надо было. — Врач придёт в течение двух часов. Катя вызвала, — прикрыв глаза, проговорил Дима. Антон был очень рад. Он выудил телефон и отправил Арсу сообщение, снабдив его несколькими смайликами с торчащим изо рта градусником для усиления эффекта. Не то чтобы Антон всерьёз ожидал прихода пацана с апельсинами наперевес (если верить ему, то деньги водились иногда), но поныть ужас как хотелось. Сильнее хотелось только, чтобы головная боль прошла. От кашля в черепе чуть звенело. Немелодично. Телефон, о котором он успел забыть, завибрировал в руке — на экране высветилось сообщение «Хочешь я приеду?!». Истерические нотки немного позабавили, и Антон позволил себе улыбнуться. И отказался. Не хватало ещё заразить ребёнка. И тогда Арс станет сопляком и в переносном смысле тоже. — Ты чё улыбаешься? Мем увидел? — прогундосил Дима. Когда болел, Поз превращался в того самого деда, которого так заебала жизнь, что он ворчит на всех и вся, всё ненавидит, даже себя самого, и никак не может прекратить существование, от чего бесится ещё сильнее. Сейчас Шаст его понимал отчасти. Но вместо ответа он только покачал головой и приготовился ждать врача. Прописали страшное. Кроме всяких пшикалок в нос, таблеток и стандартного в такой ситуации постельного режима, не привыкшему к таким изыскам Антону (почему-то только ему) выписали промывание носа. Он покивал, пока врач его осматривала и выписывала рецепт, клятвенно заверил, что всё исполнит в лучшем виде, но сам как-то сомневался. Он ни разу за свои двадцать с хвостом не промывал нос и полагал, что этого не случится. В итоге, снарядившись как два одинаково хреново выглядящих бомжа, парни взяли рюкзак, список продуктов и лекарств и героически выдвинулись в разные стороны — было решено разделиться для общей выгоды. Пока об этом договаривались, Шастун определённо был за, а сейчас, тупя у лотка с лимонами и пытаясь на глаз определить толщину шкуры и возраст фруктов, начал сомневаться в верности принятого решения. Решив, что им с лимонами детей не крестить, Антон схапал первые попавшиеся два и двинул дальше. Встретились они, как и договаривались, у выхода из супермаркета. Для Позова это означало небольшой крюк, но ему покупку вообще тётя-провизор собирала, так что не сломается, а свежий воздух полезен для больных. Шаст достал сигарету, поправил на спине рюкзак и тут же прикурил. Дима рядом с душой затянулся. Красноречиво помолчали. Горло болело и без пиздежа, а от сигаретного дыма его ещё и пощипывало малость, вызывая желание покашлять. Антон от этого желания героически воздерживался. Если начнёт, был риск не закончить. Солёная вода лилась отовсюду. Если до этого Антон ещё питал какие-то иллюзии по поводу строения своей носоглотки, то сейчас они вдребезги разлетелись сопливыми брызгами по всей ванной. Граф, сидящий рядом и с суеверным ужасом наблюдающий за добровольной пыткой своего долбоёба-хозяина, всем своим видом выражал аристократическую озадаченность. Выражаясь проще — тихонько охуевал. Шастун сплюнул и посмотрел прямо перед собой. В злосчастной бутылке для промывания осталась ещё половина раствора, а значит его ждала ещё порция приключений. Отдышавшись и расслабившись, он приступил ко второй части. Отфыркиваясь и брызгая водой во все стороны, Антон недовольно подумал, что похож на сраного кита с соплями. Это было совсем не так весело, как корчить из себя дракона, балуясь с сигаретным дымом. Мда. Наконец, закончив полезную, без сомнения, но всё-таки чуточку унизительную процедуру, он вытер лицо и шею и, подхватив кота, попёрся в комнату. Почему-то сегодня Арсений отвечал особенно активно. Он живо интересовался, как у Антона дела, отправлял мемасы и шутки из твиттера ему в вк и вообще всячески развлекал. Для размякшего от температуры и простуды мозга это было настоящим благословением: ничего не нужно было делать, развлечения буквально валились сверху. «А ещё мама говорит, что я акселерат, — писал Арс. — Джинсы, которые носил осенью, уже слишком короткие. Расту очень активно, скоро тебя смогу догнать.» И стикер с высунутым языком. Антон улыбнулся, буркнул себе под нос, что видел он таких догоняльщиков, и зашёлся в жесточайшем приступе кашля. Так хуёво ему уже бывало, но от этого не легчало вообще ни разу. Спазмы с новой силой скручивали каждый раз, когда он пытался вдохнуть. Горло тут же отозвалось болью и нахрен отказалось функционировать, а на глаза навернулись слёзы. Он согнулся пополам, пытаясь поймать хоть какой-то дзен и перестать кашлять, но всё было тщетно. Организм всерьёз собрался вытрясти из Антона всё, что накопилось, и активно этому способствовал. Шаст потерял равновесие, съехал со стула и в позе гордого волка — на всех четырёх — наконец успокоил мятежное горло и кое-как вдохнул. Пару секунд он простоял просто пялясь перед собой в ожидании реванша со стороны простуды. Его не последовало. Несколько ободрённый этим, Шастун вытер слёзы, уселся и огляделся. Под кроватью что-то знатно долбанулось и зашуршало. — Вот чё ты там делаешь? — осведомился Антон и, наклонившись, полез проверить, чем занимался Граф. Огромный, как будто ещё более крупный, чем обычно, ком шерсти истерически дёрнулся, завозился, с трудом умещаясь под узкой койкой, и тут же к Антону повернулась хитрая морда, каким-то немыслимым образом вывернувшись прямо ему в лицо. Показалось из-за слёз, наверное. Просто иллюзия. Привидится же такое. А он успел струхнуть. Улыбнувшись, Антон прилёг прямо на пол, благословенно прохладный, прижался к нему щекой и позволил коту любопытно обнюхать кончик носа. Он даже не возмутился, когда тот фыркнул в лицо. — Люблю тебя, идиота. *** Болеть было не круто. Если во времена школы сидеть и мочить зомби налево, направо и по диагонали доставляло удовольствие, пока мама носилась с супчиками, таблетками и ингаляцией, то во взрослом мире болеть было отстойно. Для начала постоянно трещала голова, для продолжения по учёбе никто ни от чего его не освобождал. Поэтому сейчас, как безумный пуча глаза, Шаст смотрел в конспект Фроловой и пытался понять хоть слово. Отдельно взятые они были подвластны кипящему мозгу, а вот в составе предложения уловить их смысл становилось почти невозможно. Граф статуей сидел рядом, с таким живым интересом таращась в тетрадь, как будто не только умел читать, но ещё и мог различать цвета и наслаждался систематизированностью материала: у Окс для каждого вида информации был свой цвет. Термины и определения она выделяла красным, схемы делала зелёными и синими и так далее — Шаст не вдавался. А потом случилось страшное. Ровно в середину страницы опустилась огромная мохнатая лапища с высунутыми когтями и радостно эту самую страницу надорвала. В первую секунду Антон просто не понял что произошло. Во вторую озверел некисло и от всей души приложил по этой самой лапе. — Граф, ты что, охуел совсем? Кот выглядел несколько обескураженным, но не настолько, насколько себя ощущал Шастун. А после вообще скосил куда-то глаза и сделал вид, будто следит за чем-то, летающим в воздухе. В том, что кот у него с протекающей крышей, Шастун был уверен давно, а теперь только сильнее убедился. Неприятно, но не смертельно. И тут он увидел то, на что открыл охоту Граф, — по комнате летала сраная мошка. Схватив конспекты, Антон огорчённо упёрся на кухню. Он купит для Оксаны новый скетчбук. И карандаши. Если раньше она не размажет его по стене, преисполненная священного гнева, конечно. В том чтобы болеть, как ни странно, был один огромный плюс — температурящий Антон спал почти не переставая. Ему не хотелось ни курить, ни есть, ни жить, а вот в сон клонило постоянно. Поэтому, едва разлепляя опухшие глаза, он какое-то время таращился в монитор в попытке уловить, кто кого полюбил в новой серии «Интернов» и кто кого там подставил, пил чай с бутербродами, закидывался таблетками и снова спать. Периодически он пытался в учёбу и отвечал Арсению какими-то односложными предложениями, чаще всего отвечая на вопрос как самочувствие. Оно было в разы гаже, чем Антон описывал, а вот то, как мальчишка наивно завидовал ему, не стесняясь написать об этом, грело душу. Это было и знакомо, и понятно. Арсений писал, что в школе задали написать сочинение, что по черчению у него опять двойка, и что такими темпами он будет работать дворником, как дядя Коля из соседнего подъезда. Ещё он писал, что девчонки, согревшись солнцем, уже напялили короткие юбки, и теперь невозможно учиться из-за тестостероновых войн между одноклассниками. Шастун как раз умилялся, едва продравшись через длинное слово, когда снизу по кровати кто-то ударил. Как будто локтем или коленом задел. Шаст напрягся, но действие не повторилось, и он решил, что, наверное, показалось. Общее болезное состояние и прагматизм говорили, что пнуть никто не мог. Взрощенная эволюцией тревожность робко возражала, что не могло показаться, под кроватью точно кто-то есть. И пока Антон решал к кому прислушаться, от Попова пришло ещё сообщение: «Ну всё, я отмучился на сегодня, на физру не пойду, у меня там автомат Поиграю дома в Симс, наверное. Или посмотрю чего. Ты как? Лучше стало?» Он отвлёкся и забыл об этом. В остальном же жизнь катилась установленным курсом. Оксана приходила буквально каждый день, нацепив на лицо маску с мышами. Оказалось, что взрослые суровые маски ей были велики, и госпожа Фролова нашла логичный выход — купила детские. — Завтра приду с котятами. Они почему-то фиолетовые и похожи на опухшие сосиски, не то что ты, Граф. — Она наклонилась над тушей балдеющего кота, лежащего на коленях, и попыталась заглянуть в глаза. Наверное, искала там благодарность за комплимент. Но кот принимал восхищения с видом настоящего обладателя голубых кровей — с равнодушием. Фролова появлялась на пороге каждый день после занятий и помогала с конспектами, делала вместе с Антоном, хотя скорее за Антона, курсовую и приносила с собой еду. Не то чтобы в этом была какая-то резкая необходимость — Катя готовила на всех и заботилась о Шастуне ничуть не меньше, чем о Диме, — но Фролова приносила с собой фаст-фуд, который почему-то не нравился невесте Поза. Чёрт знает почему. Так что Окс кормила Шаста вредным, потом прятала пакеты в рюкзак и с новыми силами бралась за учёбу. Образцовая студентка, не то что Шастун. Он как мог делал вид, что ему интересно, что он понимает, о чём она говорит или пишет, но на деле ему было несколько безразлично буквально всё вокруг. Однако это не давало совсем расслабиться и заскучать, а регулярные процедуры и приём таблеток сделали своё дело — Антон уверенно пошёл на поправку. *** — Свободная касса! — Благо, орать даже не приходилось. Рост Антона позволял ему находиться выше всего творящегося вокруг дерьма, и звук его голоса распространялся в чуть ином поле, не пересекаясь со звуками касс и кофемашин. Тут же подлетели две вчерашние школьницы и стали наперебой заказывать нездоровую еду. Оглядев лёгкие шубки и надутые губки, Шаст вбил заказ, повторил его, держась рукой за экран и озвучил сумму. Не такая уж и всратая у него работа. Конечно, можно было бы попробовать и что-то другое, покруче, но там и заморочек было бы больше. По спине скользнула узкая ладонь и пропала — это Наденька поздоровалась. То, что это была именно Сысоева, определялось бескомпромиссно — у неё были чудовищно ледяные руки. — Свободная, — начал Антон, но, заметив на уровне своих глаз чужие, куда более узкие, если так вообще можно выразиться, он резво отвернулся и принялся собирать заказ. Если успеет поставить на поднос всё, что нужно, был шанс свалить на перерыв чуть раньше срока и избежать общения с тем конченым калмыком, или башкиром, или кто он там такой, который приходил уже не первый раз. Спасибо, сегодня он оставил мопсика в машине, или дома, или ещё где. В прошлый раз он уже достаточно посрался с этим чуваком из-за собаки. Шастун схватил БигМак и БигТейсти, даже не охуевая с аппетитов двух барышень, сунул на поднос картошку, поставил два стакана с газировкой, со скоростью звука снарядил всё это трубочками, соусами и салфетками, выставил и уже собирался отчалить, когда в спину донеслось: — Молодой человек, передайте картофель. — Тоном, не терпящим возражений. Антон медленно обернулся и охуел. Оказалось, что картошки не хватало и таким затейливым способом одна из девушек просила её предоставить. Ну что ж. Облизнув пересохшие губы, он положил требуемое на поднос и поднял взгляд на киргиза. Тот гаденько улыбнулся. — Картошка свежая? Шастун позволил себе отвернуться, чтобы проверить, как там обстояли дела с обжаркой. Судя по всему, картоха была прямиком из ада — её только что вынули из фритюрницы. Он открыл рот, чтобы доложить обстановку, а когда повернулся, закрыть его уже не смог от глубокого охуевания. Прямо перед его лицом, несомненно свидетельствуя о почтении, торчал член. Малиновый, на палочке. Ебучий чледенец. Калмык, гаденько ухмыляясь, молчал. Наверное, ждал реакции, падлюка. Шаст, сместив слегка лицо, так, чтобы плод чьей-то неуёмной фантазии не загораживал рожу клиента, всё-таки уточнил: — Весьма. Брать будете? Посетитель скис. Он положил леденец на стойку и кивнул. — Нет, пожалуй. Ты всё равно горячее. — Улыбка снова появилась и снова мерзкая. — Я буду клубничный фреш и Макфлурри, всё с собой. Антону показалось, что эта битва была за ним. Ещё пару раз обломается и вообще ездить сюда перестанет. Идеально. Он как мог быстро собрал заказ, поставил всё перед калмыком-переростком и с каменным ебалом посмотрел на него. — Ваш заказ. Приятного аппетита. Глядя в спину посетителю, Шастун всё-таки забрал леденец. Не пропадать же добру. — Свободная касса.