Анэстель

       Глорфиндел не знал точно, когда это началось…       Он проснулся посреди ночи, потому что почувствовал до боли знакомый запах пота, страха и боли, пропитавший спальню насквозь. А потом он услышал этот звук… Сдавленный протяжный вой, доносившийся с противоположной стороны кровати, где лежало тощее тельце, свернувшееся в клубок. И оно тихо скулило от боли. Спросонья он даже не сразу понял, что это потное жалкое создание — его маленький принц. На протяжении нескольких часов в кромешной тьме Леголас один на один вёл тихий бой с невыносимой болью и, судя по вырывавшимся из его горла хриплым стонам, перевес сил был не в его пользу.       — Леголас? Малыш, что с тобой?! — Глорфиндел в считанные секунды оказался рядом с юношей и, убрав прилипшие к лицу пряди волос, заглянул ему в глаза. То, что закалённый в боях воин увидел в них, заставило содрогнуться даже его — зрачки юноши были неестественно расширены, а глаза стали почти чёрными. Леголас стойко терпел невыносимую боль ценой невероятных усилий, и одним Валар известно, как долго это продолжалось.       Ослабевшая рука стёрла пот с измождённого лица. Казалось, на краткий миг Леголас пришёл в себя, он посмотрел на него невидящим взглядом и еле слышно прошептал в темноту:       — Глорфиндел?       В тот же миг юное тело содрогнулось от новой вспышки боли. Леголас заскулил:       — Больно… Валар, как же больно! Простите… простите меня… я не хотел… разбудить…       — Идиот! — рявкнул на него Глорфиндел, Леголас в ужасе шарахнулся от него в сторону. Осознав свой промах, он погладил мальчишку по мокрой щеке и уже намного мягче добавил: — Ты должен был сразу же разбудить меня, дурачок. Где болит?       — Мой малыш… — простонал Леголас и скорчился от боли, умываясь слезами. Боль разрывала его тело на части, он едва ли что-то понимал или видел. Он даже не понял, что Глорфиндела больше нет с ним рядом — тот со всех ног бросился в покои Элронда.       Целителю хватило одного взгляда на скрюченное, дрожавшее мелкой дрожью тельце, разрывавшее ногтями простыни, чтобы понять, что именно происходило с Леголасом.       — Глорфиндел, да очнись же ты наконец! — разрезал тишину строгий спокойный голос. Элронд уже битый час пытался вывести его из оцепенения. — Осторожно возьми его на руки и отнеси в больничное крыло. Да не стой же ты как истукан! Пошевеливайся! Я пойду вперёд и всё подготовлю.       Глорфиндел не слышал ни единого слова — его взгляд был прикован к Леголасу. Юноша был смертельно бледен и кричал так, что у главнокомандующего, повидавшего бесчисленное количество сражений и смертей за свою бесконечно долгую жизнь, кровь стыла в жилах. Он осторожно поднял на руки скрюченное тельце, которое тут же вцепилось в него, как тонущий в спасательный круг, и нежно прошептал мальчишке на ушко:       — Тише, roch-neth, не бойся. Я с тобой. Я рядом. Всё будет хорошо, малыш.       Глорфиндел пытался успокоить мальчишку, стонавшего от боли на его руках, хотя успокаивать скорее нужно было его самого. Когда новая волна боли заставила Леголаса вопить во весь голос, он позабыл все наставления Элронда и со всех ног бросился в больничное крыло.

***

      — А, вот и ты… Клади его на кушетку, — скомандовал Элронд, когда его главнокомандующий влетел в больничную палату и беспомощно протянул ему стонавшее от боли тельце.       С трудом оторвав пальцы мальчишки от круглого животика, целитель накрыл его ладонями и сконцентрировался на том, что происходило внутри.       — Больно! — зарыдал Леголас, когда боль вернулась с удвоенной силой. — Так больно!       Глорфиндел в ужасе уставился на Элронда, нежно поглаживая дрожащими пальцами юношу по слипшимся от пота волосам, пытаясь успокоить его… или себя… Сложно было понять.       — Что с ним, Элронд?! Да не молчи же ты!       — Успокойся. Пока всё протекает так, как должно. Его тело должно перестроиться, чтобы произвести на свет малыша, поэтому ему так больно… — вот только Глорфиндел его не слышал. Он был в ужасе. Элронд вздохнул и щёлкнул пальцами у него перед носом, пытаясь привлечь к себе внимание. — Глорфиндел, посмотри на меня. Мальчик очень слаб… Если я дам ему лекарство, чтобы облегчить боль, есть большая вероятность, что я не смогу вернуть его назад. Кивни, если ты меня понял.       Разобравшись с одним испуганным мужчиной, Элронд нежно погладил по щеке второго.       — Малыш, послушай меня, тебе придётся пройти через эту боль. Так нужно. Дальше будет ещё больнее, но ты должен быть сильным и храбрым. Я не могу облегчить эту боль, дитя.       Леголас, услышав слова целителя, зарыдал ещё горше, повернул зарёванную мордашку к Глорфинделу и запричитал:       — Сделайте так, чтобы боль ушла… Прошу вас… Пожалуйста… Вы же можете. Мне так больно!       — Я не могу. Мне очень жаль, малыш…       Поняв, что они не желают понимать, что терпеть боль он уже не в состоянии, Леголас заорал так, как будто его резали тупым ножом. Он с такой силой вцепился в тунику Глорфиндела, что та треснула по швам.       — Ну почему вы ничего не делаете?! Пожалуйста! Мне так больно! Мой лорд, умоляю вас! Сжальтесь…       Леголас умолял снова, и снова, и снова… Но единственное, чем мог помочь ему Глорфиндел, это держать крепко-крепко и гладить по волосам.       Он не знал, как долго это продолжалось. Ему показалось, что прошло не меньше четырёх часов, и учитывая, что за окном забрезжил рассвет, по всей видимости, так оно и было. И с каждым часом всё становилось только хуже. Боль становилась сильнее. Иногда она отступала на миг, и Леголас впадал в забытье, но через несколько минут боль вновь возвращалась и раздирала обожаемое им тело изнутри. Мальчишка уже сорвал голос, а пытка всё никак не заканчивалась. Казалось, этому не будет конца…       — Элронд, долго ещё? — прохрипел Глорфиндел, когда Леголас в который раз провалился во тьму.       Владыка пожал плечами и положил руку ему на плечо, крепко сжав.       — Думаю, в его случае это может занять ещё пять-шесть часов, но он так слаб… — серые глаза с невыразимой болью посмотрели на главнокомандующего, в отчаянии сжимавшего мертвенно-бледного юношу в объятиях. Он был таким невообразимо хрупким. Таким прозрачным. Таким красивым. Он был одной ногой в могиле. — Глорфиндел, я не знаю, сколько ещё его тело сможет выносить эту агонию… Он угасает, мой друг. Я здесь бессилен.       Могучий воин, размозживший огненного древнего демона о скалы, вернувшийся из Чертогов Мандоса, столь много раз смотревший смерти в глаза, был сражён одним словом «Угасает!». Он знал ответ ещё до того, как задал вопрос, но услышать это от Элронда не был готов. А тем более, принять это. Это было как вердикт беспощадного палача, как будто Валар насмехались над ним — сначала подарили надежду, а теперь отняли её…       — Ну уж нет! Ты не можешь умереть, маленький принц! Ты слышишь меня?! — прорычал Глорфиндел, нисколечко не заботясь о том, что может подумать о нём Элронд. — Ты принадлежишь мне, и я запрещаю тебе умирать! Сражайся, Леголас! Или ты и в самом деле такой слабак, каким считает тебя твой отец! Борись, мой мальчик! Не сдавайся! Цепляйся за жизнь! Ты можешь, я знаю! Я рядом, я не оставлю тебя… Я никогда не брошу тебя, Леголас…       Мальчишка лишь тихо застонал в ответ. Вряд ли он смог разобрать хоть одно слово, слетевшее с губ его лорда. Он хрипло прошептал его имя и заорал так, как будто невидимый палач всадил ему нож в живот, как будто он горел в пламени огненного демона заживо…       Глорфинделу показалось, что прошла целая вечность, прежде чем эти жуткие звуки стихли. Теперь тишину больничной палаты нарушало лишь учащённое прерывистое дыхание Леголаса, из последних сил боровшегося ради своего малыша, да надломленный голос легендарного воина, прижимавшего хрупкое тельце к груди и умолявшего Валар не отнимать у него его бесценное сокровище.