Оберегая ложью

Ну, мои хорошие, вот и финишная прямая. Как вы могли заметить, главы две (сама не заметила, как вместо стандартных 7 страниц вышло 15) Считайте это маленьким бонусом за долгое ожидание. Приятного чтения))       2 месяца спустя. Конец октября       Рокотов попытался сделать вид, что спит, но его гостья была решительно настроена пообщаться.       — Мне, правда, не с кем пойти. Составишь компанию?       — Посмотрим, — тяжело вздохнул он.       Хотелось убиться об стену. Или придушить лежащую рядом Алену. И заодно Старка, который их познакомил. Увидев ведерко с шампанским, Алекс бросился к комоду, как умирающий от жажды путник — к оазису.       — Выпьем?       — Не откажусь.       Он улыбнулся, втайне надеясь, что шампанское подействует так, как надо, и она наконец-то вырубится, оставив его в покое. Протянув бокал Алене, Рокотов налил и себе, для полноты картины. Но поперхнулся, когда увидел, как на него смотрят.       — Что?       — Ничего, — наверно, прикушенная губа должна была что-то в нем снова всколыхнуть. Весь вид девушки кричал о том, что она не будет возражать, если он снова набросится на нее. Но стало противно. Сама того не осознавая, Алена напомнила ему о причине, по которой вообще оказалась в его спальне. Знала бы она, чем был продиктован его напор, бежала бы без оглядки, наградив парой-тройкой пощечин напоследок.       Этот вечер был тяжелым по всем параметрам. И дело было не только в том, что сегодня Стас, с которым он едва общался, праздновал день рождения, и что от Алекса требовалось присутствие. Нет, это было второстепенным.       А пальму первенства получила Соня.       Невыносимо было все. Псевдодружелюбный тон при обмене редкими фразами, взгляды исподтишка, не его руки на ее талии. Весь вечер он боролся с двумя желаниями: отпиздить Белова и придушить Денисову. Причем избиение Белова он бы начал с выкручивания его пальцев. А её заставил бы на это смотреть.       А потом кто-то, не иначе, как бес, шепнул, что неплохо было бы соблюсти видимость нормальных отношений и пригласить подругу детства на танец.       Впрочем приглашением это можно было назвать с большой натяжкой: если бы Соня рискнула рвануть свою ладонь из его захвата, то наверняка заработала бы себе растяжение — так крепко он ее держал, пока вел в центр танцевальной площадки.       Кружа ее, Рокотов старался не думать о том, что чертовски давно не обнимал ее, а заодно о том, что у него с начала учебного года не было секса. Ровно с того момента, как в его жизни появился этот проклятущий Белов. Вот как увидел их, приехавших на ее машине после той истории с избиением. Как утащил Соню на разборки. Как послала она его к тем «красоткам в купальниках» с его аватарки, так и обрубило. Старков в шутку предлагал ему попробовать чудеса современной фармацевтики, но у Алекса даже не было желания отшучиваться.       Два месяца он вел себя, как церковная послушница, и что? В итоге танец, вызывающий улыбки на лицах гостей, у него самого вызвал спазм в груди и яйцах. Соня тоже нервничала. Ее выдавали ледяные пальцы и закушенная губа. А Рокотов прикладывал все силы уже для того, чтобы не поцеловать ее.       Но, чего бы не требовало тело, сердце и прочие внутренности, мозг, немного охлажденный за лето, давал сигнал, что это не нужно им обоим. Он не хотел хотеть ее поцеловать. И понимал, что в шаге от той пропасти, откуда с трудом выбрался.       Единственное спасение Алекс увидел в Алене.       Но как это часто бывает, лекарство лишь притупило симптомы. Тело получило то, что хотело, не вникая в подробности. Но ни его мысли, ни его душа не были свободны. Они кричали о том, что их обманули, подсунув заменитель.       Шампанское наоборот, придало Алене энергии, и ей захотелось принять душ. И пока она что-то напевала в ванной комнате, Алекс продолжал прокручивать в голове события этого вечера, стараясь убедить себя, что все сделал правильно.       Раздался стук в дверь.       — Это я. Ты спишь?       Мозг не успел дать четкую команду «молчать!», а Рокотов уже подскочил в кровати, и схватив брюки, выпалил:       — Нет!       Та, о ком он только что думал, скользнула в комнату и закрыла дверь, прижавшись к ней спиной.       — Извини, но надо поговорить. Я не могу откладывать это… Я устала! — тихо заявила Соня, глядя перед собой, пока Алекс натягивал брюки.       — От чего? — он плюнул на ремень и взялся за рубашку.       — Я устала делать вид, что мы остались друзьями, — Денисова смотрела на свои стиснутые пальцы, а Алекс, сообразив, что она имеет в виду, начал путаться в пуговицах.       — И что ты предлагаешь? — осторожно спросил он.       — Не знаю. Но я больше не могу танцевать с тобой на глазах у всех, улыбаться, как кукла, и делать вид, что у меня всё прекрасно. И пора бы родителям это понять.       Алекс двинулся к ней.       — Тебя задело присутствие Алены, — он сам не знал, утверждал или спрашивал.       — Нет, — слишком быстро ответила Соня, подняв глаза.       Рокотов готов был поклясться, что ее голос дрогнул.       — Уверена?       В этот раз она не стала рисковать и лишь кивнула.       А он представил на секунду, что все, что ему останется в таком случае, это мельком видеть ее в школьных коридорах.       «Чувак, ты через полгода и вовсе ее видеть перестанешь. Ты же все решил, помнишь?»       Он уже почти кивнул, то ли признавая ее правоту, то ли соглашаясь с собственными мыслями. А потом посмотрел на ее закушенную губу. И его стало клонить вперед.       Попытка взять себя в руки была задушена в зародыше воспоминанием о том, какие эти губы на вкус. Соня не отводила взгляда, но отчего-то также не спешила его остановить.       — Котик!       «Твою мать!!!»       Соня испуганно дернулась, а Рокотов машинально повернулся в сторону крика.       — Дай мне еще одно полотенце, я голову мою.       Денисова оттолкнула его от себя и прошла в середину комнаты. Трудно было не заметить перекрученное постельное белье, и женское платье на полу. Тем более тогда, когда уже знаешь, что нужно искать.       Увидев, как Соня, зажав рот рукой, пытается подавить всхлипы, Алекс еле поборол в себе детское желание прикрыть всю эту картину собой. Нужно было срочно что-то сказать. Но в такой ситуации он еще не оказывался. И пока он думал, она повернулась к комоду. Медленно качая головой, осмотрела пустые бокалы и бутылку шампанского.       — Господи, какая же знакомая картина! — тихо проплакала она, прикладывая руку к животу.       Рокотов испугался за нее и хотел подойти, но Соня бросилась бежать. У двери он все же поймал ее, правда, в процессе поимки отхватил неслабую пощечину.       — Алекс? — раздалось из ванной.       — Выслушай меня! — попросил он, стараясь заглянуть ей в глаза и не обращая внимания на то, что шум воды стих.       Вторая пощечина была сильнее первой.       — Мне достаточно того, что я увидела.       Кажется, была бы и третья, но тут из глубины души поднялась злость.       «Какое право она имеет вот так входить ко мне? Какое право имеет смотреть так, словно я ей по-прежнему что-то должен?»       Алекс стиснул ее руки, и заставил посмотреть на себя.       — Я ничего не должен тебе! — прошипел он. — Ты сама все прекратила! Сама ушла!       Соня застыла, и он тут же отпустил ее.       — А ты прав, — пробормотала она. — Только прекратилось не все. И пора это исправить. Мне надоел этот театр абсурда, и я не собираюсь его продолжать, — слезы катились, но она не обращала на это внимания. — Я больше не приду в этот дом! Я завтра же поговорю с отцом.       — Твою мать, Соня…       — Только что я окончательно убедилась в том, что ты никогда не изменишься. Тебе плевать, кого, где и когда… — закончить она не смогла, поэтому мотнула головой и открыла дверь.       Алекс хотел снова приблизиться, но Денисова отшатнулась:       — Не подходи. Иначе я подниму на уши весь дом!       Он понял, что она не врет.       Соня убежала.       Стоило ей выйти, как вернулась в комнату Алена. Второго полотенца она так и не дождалась, поэтому закрутила одно единственное на голове, и накинула его банный халат.       — Я не поняла, что это было? — напряженно спросила Алена, смотря на закрытую дверь. Судя по выражению протрезвевших глаз, она, хоть и не слышала начала, но сделала правильные выводы. — Это была твоя бывшая?       Алекс осмотрел комнату. Соня не тронула ни одной вещи, но было полное ощущение, что по всей комнате, включая его, прошлась дивизия бунтующих революционеров.       «Бывшая…»       — Уйди, пожалуйста, — тихо попросил он, дойдя до кровати.       Наградив его «мудаком», Алена похватала вещи, оделась и покинула комнату.       А Рокотов сел на пол и обхватил голову руками.       ***       Но все душевные терзания показались детскими капризами, когда Алекс узнал, что машина, на которой Денисова и Белов возвращались в город, разбилась.       Он не помнил, как они со Стасом и Игнатом добрались до больницы. Врач, убедившись, что Соня не спит, разрешил зайти только одному. И в ту минуту он готов был наброситься на брата за возможность увидеть ее. Но Старков помог отвлечь внимание Стаса и врача, и Алекс ворвался в палату, не применив кулаки.       Соня смотрела на него. А когда она улыбнулась, у него подкосились ноги. Так она ему еще не улыбалась.       — Я испугался за тебя, — прошептал Алекс. Он поравнялся с больничной койкой и опустился рядом. Рука в его руке осталась безучастной, когда он аккуратно взял ее.       Соня молчала, и он молча уткнулся лбом в ее раскрытую ладонь.       «Не рви мне душу. Скажи хоть слово!» — умолял он мысленно. И в ту же секунду она тихо выдохнула:       — Ты не сдержал обещание! — Алекс нахмурился. — Ты обещал оставить все, забыть. Ты обещал… — воздух закончился, и она сделала неглубокий вдох, — черт, ты столько раз обещал, что больше не усомнишься во мне. Как ты только не уничтожал то, что было между нами…       — Соня…       — Я пришла к тебе, потому что… потому что я люблю тебя, — тихо призналась она.       Алекса словно оглушили. Он, только что сидящий на полу, спружинил вверх и навис на ней.       — Когда я узнала о Зое, то была в бешенстве. Это для тебя не секрет. Но правда в том, что ни твоя измена, ни три месяца каникул не ослабили моих чувств. Не знаю, что еще тебе нужно сделать, чтобы я тебя разлюбила, — хрипло усмехнулась Соня. — Сегодня я поняла, что так больше не могу. Друзьями мы не будем, забыть тебя не получается… и я не видела иного выхода, кроме как прекратить все это. Конечно, я не ожидала увидеть то, что увидела… но я даже рада. Наглядно убедилась, что стою на месте. Ты прав: ты мне ничего не должен. Но ты приручил меня. Столько времени прошло, а я восприняла все так, словно ты мне снова изменил. И до меня дошло, что пока ты рядом, я не буду идти вперед. Ты тянешь меня назад.       Она рубила словами, а он молча слушал, понимая, что потерял все права на возражения.       «Сам толкнул ее в бушующее море, так хоть не мешай выплывать», — выговаривала ему совесть.       — Я долго думала о других, и если сейчас не подумаю о себе, то, боюсь, снова могу наворотить чего, — продолжала Соня все тише. Разговор давался ей все труднее, она боролась со сном.       И Рокотов признал поражение.       — Будет так, как ты хочешь, — прохрипел он. — Я поговорю со своими. Скажу, что у каждого из нас свои планы, что детские привязанности остались в прошлом. Отдыхай, — и отошел, чтобы она не заметила выступившую в уголках глаз влагу. Хотя она уже почти спала.       Взявшись за ручку, Алекс открыл дверь, но не вышел. Ком в груди подсказывал ему, что последует дальше. Поэтому, снова закрыв дверь, Рокотов вжался лбом в окрашенную простой белой краской деревянную поверхность, и зажмурился, помогая каплям из глаз быстрее начать свой путь.       Он слышал, как выравнивается дыхание Сони. И пока она засыпала, он так и стоял, зажмурившись, и ждал, пока из глаз перестанут катиться слезы. Не позволяя ни единым звуком дать ей понять, что он все еще здесь.       Глаза вновь стали сухими. Рокотов тихо вытер лицо рукавом. Простоял еще полминуты, слушая ее дыхание, пока не уверился, что скрип двери не разбудит ее. После чего тихо вышел из палаты и двинулся к выходу.       Подошел Старков.       — Что она тебе сказала?       «Я люблю тебя… ты приручил меня… тянешь меня назад…»       «Еще кто кого… чертов Принц без Розы!»       — Не важно. Все закончилось, — посмотрев на довольное лицо Игната, Алекс отчетливо ощутил флюиды влюбленности. И предостережение вырвалось само. — Старик, ты мой друг. Мы многое друг от друга перенимаем, даже не замечая этого. Но, надеюсь, одну мою особенность ты все же не переймёшь.       — Какую?       — Уникальный талант проёбывать собственное счастье.       Февраль.       Старый дом сотряс взрыв пьяного мужского хохота, и Соня почувствовала тошноту.       Сейчас, когда езда по городу была позади, и половина дела была сделана, эти сволочи могли позволить себе расслабиться.       Денисова тихо застонала от досады.       Вот так живешь, смотришь новости, и думаешь, что уж тебя-то все эти страхи обойдут стороной.       «Конечно, была бы умной девочкой, наверно, все бы обошлось. Вот взять, к примеру, Лельку. Разве той пришла бы в голову идея мчаться к какому-то Шалимову, чтобы забрать речь к Весеннему балу. А мне, чокнутой, вечно больше всех надо», — ругала она себя в который раз.       Последнее, что помнила Соня — это то, как ловила такси. А потом… все. Очнулась уже тут.       Ладно, пора что-то делать. Она так уже несколько минут сидит, боясь шелохнуться.       Денисова подошла к двери. Разумеется, та была заперта, и со злости Соня пнула её ногой.       — Откройте! Я буду кричать!       Мужские голоса замолкли, а потом снова раздался дружный хохот. Соня еще раз пнула дверь, а потом набрала побольше воздуха:       — Помогите!!! Кто-нибудь!!! Я здесь!!!       Она орала долго, пока мужики надрывали животы, но, видимо, они недооценили ее терпения. Или же от ее воплей у них разболелась голова. Потому что вскоре дверь открылась.       — Хули разоралась? — просунулась в так называемую комнату голова в самодельной маске. Взгляд ощупал ее с ног до головы. — Эй, а она ничего такая, — прозвучал смешок.       У Сони потемнело перед глазами. Не помня себя, она кинулась на здоровую фигуру. Но куда ей было с ним тягаться?       После третьего удара она рухнула на холодный деревянный пол. Голова гудела, и желание сопротивляться куда-то улетучилось.       — Только рыпнись еще, сука! — похититель поднял ее за волосы, но тут в комнату влетел еще один, тоже в маске, и оттащил его. Соня забилась в угол.       — Ты совсем сдурел? Мы с побитой мордой как будем уверять ее папашу, что с ней все в порядке?       — Если вам нужны деньги, дайте мне позвонить папе. Он даст столько, сколько вы попросите, — ухватилась Денисова за спасительные слова.       Второй посмотрел на нее, и простодушно усмехнулся.       — Конечно, даст, девочка. Только мы сами его попросим. А ты веди себя хорошо, и проведешь это время спокойно. Обещаю, что если ты и твой папаша не выкинете никаких глупостей, то через несколько дней ты вернешься домой в добром здравии.       Дверь захлопнулась, и голоса стали доносится тише. Но она и не слушала. Медленно коснулась пальцем губы. Та была разбита.       И она вспомнила.       Она и Саша. Им по восемь лет. Они играли в индейцев и ушли далеко с территории участка. Вот она с шишкой на лбу и разбитой коленкой плачет, а Саша, сжав губы, перевязывает ей ногу своей банданой.       А еще была собака. С огромной пастью, лохматая и рычащая, она словно из воздуха материализовалась. Соне она казалась злым волком, не меньше. Она уже хотела зареветь в голос, и когда Саша стал медленно оседать на нее, решила, что у него тепловой удар от жары. И не сразу различила его шепот:       — Не кричи. Ложись. Иначе она прыгнет.       — Я боюсь! — тихо пропищала она.       — Папа говорил, что собаки не кусают тех, кто не представляет угрозы. И что животные тоже боятся нас.       Соня сильно сомневалась в сказанном. Она уже хотела сделать по-своему и позвать на помощь, но Саша не дал ей такой возможности. Придавив ее собой, он навис над ней, и ладошкой закрыл ей рот:       — Если ты сейчас крикнешь, она нас сожрет! — серьезно шепнул он. — Покажи, что ты не опасна!       Они лежали, обнявшись и не двигаясь, пока собака обнюхивала их. И только когда Саша сказал, что собака ушла, и отнял руку, то увидел на ней кровь. Губы Сони тоже были немного в крови. В попытке ее защитить он слишком сильно зажал ей рот рукой.       Соня коснулась губы языком.       «Покажи, что ты не опасна!» — снова советовал Саша из прошлого. И снова она решила послушаться.       Три дня спустя       «Мне больно! Я боюсь!» — Рокотов вскочил, как ошпаренный.       Это был сон. Сон! Хотя стоп! Алекс потер лицо, напрягая еще не проснувшиеся извилины.       Что-то очень знакомое. Это не было ни бредом, ни полетом фантазии. Это было в его жизни. Точнее, в их жизни.       Где-то он слышал, что если во сне ты видишь человека маленьким, то с ним может что-то случится. Он помнил, как мама звонила ему и просила быть осторожнее, потому что он приснился ей совсем ребенком. Тогда это веселило.       «Этой страной правят сплетни, условности и приметы», — подшучивал он.       Сейчас желания шутить не было. Три дня назад Соню видели в последний раз. Сомнений, в том, что с ней что-то случилось, не было. Школа стояла на ушах, а дядя Андрей вместе с его отцом перерывал город.       Почему она приснилась ему сейчас? Неужели?..       «Вот даже не думай, ясно тебе?!»       ***       И снова Саша из ее детства оказался прав. Стоило ей предоставить похитителям возможность не беспокоиться о том, что она выкинет какую-нибудь глупость, как стало известно одно немаловажное обстоятельство — они следили за ней, знали ее маршруты, знали, чья она дочь. Они знали, что по этим дням Соня без водителя, и что она не тратит время на заказ такси, предпочитая ловить машину на ходу.       Своей беспечностью она сама помогла им привести свой план в исполнение.       Свежеподслушанная информация помогла немного сузить круг домыслов, но особо не радовала выводами.       Это могло быть как банальным похищением с целью выкупа, как и намекал один из похитителей, так и своеобразной местью ее отцу за какую-нибудь разоблачающую публикацию. Возможно, ей соврали, чтобы она не вопила на всю округу. Возможно, их вообще не интересуют деньги, и уже завтра они избавятся от нее.       Слезы выступили на глазах, и Соня обняла согнутые в коленях ноги, пытаясь закутаться в пальто. Ее знобило. Ей было страшно. У нее все болело. Она совершенно не представляла, где находится, и что ее ждет завтра.       И будет ли у нее это самое «завтра». На следующий день       На подгибающихся ногах он вышел из участка. Рядом были Игнат и Марк, но Алекс никого не видел и не слышал. Перед ним стояла увиденная минутами ранее картина, и всего одна мысль сверлила голову.       «Это не она! Господи, это не она!»       Изуродованное тело, лежащее в морге, не принадлежало Соне. Возможно, он был последней сволочью, но сейчас это приносило успокоение. Он сочувствовал семье и близким этой несчастной настолько, насколько мог вообще чувствовать что-то, кроме леденящего ужаса, но факт того, что там не Соня, не давал сойти с ума окончательно.       Три дня назад, сидя на школьном подоконнике и держа на коленях девушку, он строил планы на неделю. А сейчас он стоит на улице посреди шумного города и не знает, что ему преподнесет следующая минута.       Ноги почти не держали. То ли это от паники, то ли оттого, что он отбил колени о плитку, умоляя ее отца пустить его в морг. В жизни не видел покойников, и предупреждали, что приятного там мало, но в него словно бес вселился. Почему-то слов дяди Андрея, ее родного отца, было недостаточно. Поехавший разум нашептывал, что если по лицу ничего нельзя понять, то кто, как не он, Алекс, поймет все по телу.       Ведь откуда отец знает, что в шестнадцать лет они хотели сделать парные татуировки, и что у Сони на лопатке есть незаконченная работа тату-мастера? Хотя это и работой назвать нельзя. Одна еле заметная черточка, едва отличимая от родинки, но все же узнаваемая для того, кто знает, где и что искать.       Это мог бы быть пазл в виде половинки сердца с буквой «С» в середине. У него был бы такой же, даже буква та же, только в зеркальном отражении. Чтобы при визуальном совмещении двух пазлов получалось маленькое сердце с двумя буквами «С». Но Соня, не уверенная, что выдержит до конца, в тот день захотела сесть в кресло первой.       «А вдруг я не вытерплю? Не хочу, чтобы ты потом ходил с одной половинкой. Если будет очень больно, значит, вообще не будет делать», — сказала она тогда. И оказалась права.       Чтобы с ним было бы, окажись это Соня, он не знал. Даже боялся предположить. Но все же его безумному взгляду хватило буквально полминуты, чтобы понять, перед ним совершенно другая девушка.       Больше там делать было нечего, и он поплелся на улицу. Тем же вечером       С того дня, как она пропала, Алекс ночевал только в доме родителей. Не мог оставаться в своей квартире. Спальня казалась пыточной. Он делал ее не для себя, а для них. Ванная, где они провели не один час, тоже напоминала о том, о чем думать не хотелось.       В доме он мог хотя бы дышать. И там было на что отвлечься.       Например на отца, которого он доставал бесконечными вопросами о поисках. Или на маму, которая в сотый раз уговаривала его что-нибудь съесть. Или на Стаса, который, несмотря на прохладу в отношениях и огрызания, за шкирку вытаскивал его подышать воздухом.       И вот сейчас, после очередной прогулки, Алекс, к величайшей радости Оксаны, съел кусок пирога с мясом и запил его ромашковым чаем.       Потирая глаза, он зашел в комнату и упал на кровать, стараясь не думать о той несчастной в морге.       Вспомнилась та авария. Второй раз он проходит через этот ужас. Только тогда неизвестность длилась несколько часов, и жизнь Сони не зависела от больных ублюдков. И тогда она осталась жива.       Глаза слипались, но Рокотов пытался бороться с этим.       Сон отнимет у него несколько часов. Кто даст ему гарантию, что за эти несколько часов с ней ничего не случится?       Он может заснуть, отвлечься на звонок, пойти в душ — и в любой из этих моментов ее жизнь может оборваться. А он даже не узнает.       Страшно представить, что возможно, в день рождения Стаса он последний раз прижимал ее к себе.       Он вскочил с кровати и, выйдя на балкон, закурил. Курил Алекс редко и в особых случаях, но последние дни не расставался с сигаретами.       Выдохнув дым, он всмотрелся в ночное небо.       Ему прежде казалось, что все самое страшное, самую большую боль, которую она могла ему доставить, он уже испытал. И ведь перетерпел же. Смирился как-то, что она не рядом, не с ним.       Зубы стали выбивать ритм, и он вернулся в комнату. Залез под одеяло.       Стоило прикрыть глаза, и начали прокручиваться фрагменты из криминальных сводок. Убитая девушка на трассе. Убитая и изнасилованная. Избитая и чудом выжившая.       Ему казалось, что он сходит с ума. И не ему одному, судя по взглядам родителей. Даже Старков, тот, кто всегда поддерживал, качал головой.       — Я думал, что видел все твои загоны, братан. Ты пиздил тех бедняг из драмкружка, таскал меня по мебельным магазинам, по строительным. А дизайнеры? Я, блядь, знать-не знал, что в мире есть столько цветов! Устрично-розовый! Жженая трава! Или жухлая трава? А этот… как его… Виардо! Я когда услышал, вообще не про то подумал! Ты ходил за ней тенью, пока она с Лазуцким не связалась. Полгода прошло с аварии. Я думал, всё! Я понимаю, Соня пропала, и даже мне не по себе. Но я таким тебя в жизни не видел. Ненавижу это сравнение, но краше в гроб кладут!       Алекс в ответ лишь затягивался сигаретой, понимая, что тогда, после той аварии, когда он ломал себя, запрещая приблизиться к ней, чтобы не сделать еще хуже, когда ему весь свет был не мил… тогда он был относительно счастлив. Что весь этот бред про «так не достанься же ты никому» — красивая маска для прикрытия людского эгоизма.       Он зажмурился и повернулся на бок, обняв подушку.       «Пусть будет, что угодно. Что хочешь со своей жизнью делай, только живи».       Сон почуял слабину и накинул на него свои путы. У сознания, напряженно работающего трое суток почти без перерыва, не было шансов.       «Пожалуйста, Боже, если ты есть — не оставь её. Помоги ей», — было его последней просьбой.