Though our parts are slightly used

У Исака заканчиваются оправдания. Ночью после их совместной вылазки с парнями Эвен присылает ему сообщение, в котором говорит, что он передумал, и Исак читает его в темноте комнаты, одновременно борясь с желанием улыбнуться и чувствуя неприятную нервозность, разливающуюся в животе. Теперь единственное, что стоит между ним и тем, чего он хочет, — он сам. Это заставляет его переживать. Дело в том, что он сильно скучает по Эвену, и он хочет передумать, сильно хочет, просто не знает как. Это страшно, и ради этого ему необходимо измениться, и Исак совсем недавно научился принимать себя, жить в относительном покое. А теперь нужно снова всё перевернуть. В ту ночь, когда он получает сообщение, Исак в течение нескольких часов мучительно пытается придумать ответ. Такой, чтобы немного охладить пыл Эвена, но в то же время не оттолкнуть его, потому что последние несколько недель, когда Исаку пришлось держаться от него на расстоянии, были ужасны. Исак не знает, как справится, если в его жизни Эвена не будет совсем. Он думает, и думает, и думает, но так ничего и не придумывает. В результате он вообще не отвечает. В течение следующей недели он практически не спит. А потом приходит время очередной встречи в баре. Исак, конечно же, идёт, хотя и учинил допрос Юнасу и знает, что там будет Эвен — почему ему там не быть, он всегда приходит — и нервничает, представляя их встречу после того, как так успешно избегал его. Ещё одна вещь, которая не даёт ему уснуть по ночам. Хотя, оказывается, всё это было зря. Потому что Эвен вообще не упоминает то сообщение. Когда Исак заходит в бар, первым его замечает Микаэль и разводит руки в сторону, приглашая обняться в качестве приветствия, и Исак не может ему отказать. Потом на очереди оказываются Мутта, и Адам, и Магнус, играющие в дартс неподалёку. А потом… Эвен. Они встречаются взглядами поверх плеча Магнуса, и какое-то мгновение не отрываясь смотрят друг на друга. Прошло шесть дней с того сообщения — Исак считал — и он беспокоится. Эвен пожимает плечами. Пожимает плечами и улыбается, с такой добротой, и Исак чувствует мгновенное облегчение, разливающееся по телу, потому что эта улыбка — словно разрешение не объясняться, словно обещание, что по крайней мере сегодня вечером они могут не говорить об этом. И он обнимает Эвена в знак приветствия. Пока всё складывается удачно. Вообще-то этот вечер проходит совсем как раньше, ну или по крайней мере очень похоже. Эвен, верный своему обещанию, выраженному пожатием плечами, не упоминает оставшееся без ответа сообщение. Вместо этого после первого раунда напитков он пихает Исака плечом в плечо и кивает в сторону пустого бильярдного стола. Исак раздумывает лишь секунду, после чего кивает в знак согласия. — Это ты стал хуже играть? — спрашивает Эвен где-то пятнадцать минут спустя. — Или я лучше? — Ой, заткнись, — фыркает Исак, и Эвен смеётся. Этот смех наполняет Исака мучительным желанием, но он не может думать об этом сейчас, поэтому запрещает себе чувствовать. Вместо этого он прицеливается и отправляет два шара в лузу. — Видишь? Не говори гоп, пока не перепрыгнешь! — Но я всё равно немного впереди. — Это пока. Эвен качает головой, поддразнивая, а потом склоняется над столом, выбирает правильный угол, бьёт и тоже закатывает два шара. Что ж… — Видишь? — говорит он, копируя интонацию Исака и широко улыбаясь. — Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Как же Исак скучает по нему. В результате Эвен выигрывает партию, и Исак отлично помнит, как однажды пообещал ему, что если он когда-нибудь выиграет, то Исак позволит поцеловать себя в щёку. Однако он не напоминает об этом Эвену, как и Эвен не напоминает ему. Вместо этого он наклоняется ближе к Исаку, отворачиваясь от бармена, и вытаскивает из кармана косяк, поднимает брови в немом вопросе. — Да? — спрашивает он, и Исаку следует отказаться, потому что если он сейчас жаждет его, когда он всего лишь слегка пьян, то всё станет гораздо хуже, когда он будет под кайфом. Но несмотря ни на что, ему так хочется. Хочется так сильно, что он соглашается. Эвен кивает на дверь. — Давай выйдем, — говорит он, и, хотя Исаку не стоит, он следует за Эвеном. Снаружи они одни. Вот что потрясает Исака. Холодный воздух, и звёздное ночное небо, и музыка, долетающая изнутри, но приглушённая здесь — всё это подчёркивает их уединение, не противоречит ему. Эвен раскуривает косяк, затягивается, потом передаёт его Исаку. Они касаются друг друга кончиками пальцев. Пока Исак курит, он смотрит на Эвена. Вообще-то тот не слишком плохо выглядит. Конечно, это преуменьшение. Он выглядит намного лучше, чем не слишком плохо. Он отлично выглядит, прядь волос упала на лицо, а сам Эвен опирается на кирпичную стену позади них и задумчиво смотрит на улицу. Исак продолжает разглядывать его, пока Эвен не переводит на него взгляд. Сначала он лишь улыбается, потом в глазах появляется изумление. — Что? — спрашивает Эвен. — На что ты смотришь? — Ни на что. — Хм. — Эвен забирает у него косяк и продолжает рассматривать здание с другой стороны улицы, в то время как Исак прислушивается к взрывам хохота, доносящимся изнутри. Эвен снова поднимает на него глаза. — Что? — Ничего, — настаивает Исак, хотя, разумеется, никакое это не ничего. Эвен улыбается и качает головой. — Ладно, — кивает он, и, продолжая обозревать окрестности, пихает плечом плечо Исака, игриво и мило, а потом снова передаёт ему косяк. Исак прячет искреннюю улыбку и позволяет себе вдохнуть полной грудью в этот тихий момент спокойствия. Вдохнуть так, как не позволял себе много дней. Он не собирается этого делать. Правда, не собирается, но так приятно снова быть рядом с Эвеном, вдыхать его запах и наконец чувствовать покой. Наконец-то наслаждаться покоем. Он медленно наклоняется и упирается виском в плечо Эвена. Всё в порядке. Всё хорошо. Просто он краем глаза видит, как Эвен улыбается; просто Эвен немного меняет позу, свободной рукой забирая у Исака косяк, а другой — обнимая его за плечи, притягивая его к себе, пока они не оказываются так близко, что почти обнимаются. Потом Эвен поворачивает голову и касается губами волос Исака, и у того сжимается сердце. Это их первый поцелуй, и Исак не может. Он просто не может. — Я скучаю по тебе, — говорит Эвен, шепчет едва различимо, но его слова обладают такой силой, что могут разрушить всю решимость Исака. — Я не собираюсь давить на тебя по поводу сообщения, но я правда чувствую то, о чём написал. — Эвен. Это звучит так грустно. — Что? Ты не хочешь, чтобы я говорил об этом? Исак мог бы заплакать. Эвен настолько искренен, что Исак мог бы заплакать. — Я не могу. — Эвен меняется в лице, в его глазах разочарование, и Исак ненавидит себя. — Прости. Просто… Я привык быть один. Мне лучше быть одному, так уж получается у меня в жизни. Эвен отстраняется от него настолько, чтобы они могли смотреть друг на друга, и когда Исак заглядывает ему в глаза, он видит там искренность, ту же, что до этого слышал в его голосе, а ещё мольбу и доброту. — Никому и никогда не лучше быть одному. Нам всем нужны люди, — возражает Эвен. — Но я не могу. — Конечно, можешь. Исак качает головой. Для него это слишком, правда, и он не знает, как вырваться из этого замкнутого круга, как перестать слышать голос, повторяющий, что он не может, хотя только этого и желает. — Но я тебе нравлюсь? — продолжает Эвен. Конечно, нравится. Очень-очень сильно. И Исаку хотелось бы знать, как всё изменить, но он не знает, поэтому молчит. Эвен наклоняет голову, на лице грусть. — Исак… — Пожалуйста. — Это слово звучит гораздо более отчаянно, чем Исаку хотелось бы, и, кажется, Эвен тоже удивлён, потому что он мгновенно замолкает. — Я не хочу об этом говорить. Какое-то мгновение Эвен просто смотрит на него. Потом тихо кивает и снова подносит к губам сигарету, делает затяжку, возвращает Исаку. — Ладно, — говорит он. — Я не буду на тебя давить. — Спасибо. — Но знаешь, иногда полезно поговорить с кем-то. Разумеется, это правда. Это правда, поэтому Исак продолжает думать об этом, когда ворочается в кровати этой ночью, крутится с боку на бок не в силах уснуть. Ему бы хотелось знать, как стать тем человеком, каким хочет его видеть Эвен, как стать тем человеком, каким ему самому хочется быть. Ему бы хотелось знать, но он не знает. Этой ночью он так и не может заснуть.

*

После этого он всех избегает. Ну по крайней мере пытается, но Эскиль, и Нура, и Эва постоянно находятся в квартире, а Сана — на лекциях, внимательно изучает его, когда каждый новый день он выглядит более измождённым, чем накануне, и парни постоянно крутятся рядом, желая узнать, как он. В прошлый раз было намного проще отгородиться от всех. А теперь Исак ничего не знает и не понимает. У него ощущение, что на него давят. Что со всех сторон на него надвигаются стены, потому что внезапно то, как он выстраивал свою жизнь в последние годы, задрожало и оказалось под угрозой разрушения, и Исак не знает, как с этим справляться. В один из вечеров он возвращается домой и идёт на кухню, чтобы приготовить еду. Там он сталкивается с Эскилем. Нуры нигде не видно. Возможно, она с Эвой. — Малыш Иисус восстал из мёртвых, — говорит Эскиль, когда Исак заходит на кухню, но в его тоне лишь доброта, словно ему достаточно лишь взглянуть на Исака, чтобы понять, что у него всё неважно. — Давненько я тебя здесь не видел. Исак лишь пожимает плечами. Эскиль протягивает руку, призывая его подойти, и когда Исак делает это, легко приобнимает его. Исак складывает руки на груди. — Эй, — говорит Эскиль, всё равно на секунду крепко прижимая его к себе, прежде чем отпустить. — Ты в порядке? Когда Исак пожимает плечами, Эскиль заметно мрачнеет. Возможно, от беспокойства. — Я видел, у тебя свет горел в комнате в три часа ночи. Снова проблемы со сном? И опять Исак пожимает плечами, глядя в пол, тем самым избегая взгляда Эскиля. Он не хочет об этом говорить. Спустя секунду Эскиль касается его подбородка, пытаясь поднять голову, чтобы заглянуть в глаза, как взрослые обычно поступают с детьми, и Исак отталкивает его руку. — Эй… — Ты можешь отвалить? Ты вообще-то мне не… Отец. Ты вообще-то мне не отец. Эскиль расстроенно смотрит на него, и Исак ненавидит себя за это. — Я и не думаю так, — говорит Эскиль, и Исак чувствует себя виноватым, и ужасным, и ему грустно, и он всегда так поступает, когда кто-то хочет приблизиться к нему — отталкивает прочь, прочь, потому что если он не защитит себя, то и никто не защитит. Их взгляды встречаются, и Исак молчит. В среду он встречается с Саной перед лекцией. Он опять мало спал ночью, впрочем, в этом сейчас нет ничего нового, так что не имеет никакого значения. Теперь его мучает совесть из-за Эскиля, и он не перестаёт думать об этом, рассматривая тени на потолке по ночам. Когда он усаживается рядом с Саной, бездумно кидая рюкзак и куртку, то чуть сползает к краю стула, чтобы откинуться назад, и старается не обращать внимание на то, как от нервов сжимается горло, а в груди нарастает комок тревоги, только это тяжело, охуенно тяжело. Сана смотрит на него. — Ты читал главы, которые нам задали? — спрашивает она. Он не читал. Он устал, он чувствует себя несчастным, и стены продолжают смыкаться вокруг него, так что нет, он не читал. — Ты всё время спрашиваешь об этом, — говорит он, вынимая из рюкзака учебники и небрежно бросая на парту вместе с ноутбуком, и Исак знает, что ведёт себя ужасно и срывается на ней, но у него нет сил остановиться. — Почему? Ты ведь знаешь, что я такой же прилежный студент, как и ты. — Я не об этом. — Нет? — Как у тебя дела? Эти слова заставляют его замолчать. Кажется, она этого и добивалась, потому что когда он смотрит на неё, то видит торжество в её глазах, словно это игра, и она только что победила. Он не может понять, чего она добивается, поэтому просто пожимает плечами. — Нормально. Она закатывает глаза. — Что? — У тебя всегда всё нормально, — говорит она. — Просто иногда ты не читаешь заданный материал. — Редко. Она вздыхает и снова многозначительно смотрит на него. И тогда он понимает — она пытается вызвать его на откровенность. Это жест доброты. Невероятной доброты. И она недалека от истины, потому что он не хочет говорить об этом, не хочет признавать, что у него всё плохо, что его разрывает изнутри, потому что он борется с собой, страхи против той его части, которая хочет сейчас оказаться в квартире Эвена, в его кровати и сдаться, потому что, возможно, тогда он наконец сможет заснуть. — Я прочитал, — говорит он. — Исак… — Пожалуйста, не надо. Это заставляет её замолчать. Он не смотрит на Сану, потому что знает, что если поднимет глаза, то увидит обиду на её лице, и он не может одновременно справиться с виной и собственной болью. — Ты сам сказал, что мы лучшие приятели, — говорит она, и ему приходится закрыть глаза, чтобы сдержать слёзы, потому что Исак знает, он знает, что для Саны дружба — самое главное, и что он сейчас причиняет ей боль. — Я поверила в это. Он молчит. Не может даже посмотреть на неё. — Ладно, — говорит она и возвращается к своим учебникам. Она словно признаёт своё поражение. Он заставил её. В этот день к ним приходит Эва, находит его на кухне, пока Нура принимает душ, а Эскиль на работе. Не обращая внимания на его кислый вид, она рассказывает, как они отлично провели время в прошлую пятницу, в то самое время, когда Исак всё испортил с Эвеном. И, конечно, она не может знать, но это всё равно немного действует ему на нервы. — Кстати, — продолжает она, — когда уже ты мне расскажешь историю, как замутил с кем-то? Ты же не можешь всю жизнь сохнуть по Юнасу, правда? Даже я уже двигаюсь дальше. Глупо, что его это задевает, но это его больное место, и она только что надавила на него. — Это не одно и то же, — говорит он. — Что? — Ты с Юнасом и я с Юнасом. Это не одно и то же. — Что? — повторяет она. — Потому что я с ним встречалась? — Нет. — Тогда почему? Потому что вы оба парни? — Потому что у меня никогда никого не было кроме него, — говорит он, мгновение спустя понимая, как сжимается горло из-за того, что он только что признался в чём-то, что причиняло ему самую сильную боль. Эва молчит, обеспокоенно глядя на него, и Исак сразу же жалеет о сказанном. — Неважно… — Исак… — Это не имеет значения. — Да брось. Ножки стула издают неприятный звук, когда Исак отодвигает его, чтобы подняться. — Мне нужно идти, — говорит он и уходит, прежде чем Эва успевает произнести хоть слово.