spring in our hearts

– Бесит, бесит, БЕСИТ! Даже Ренджун, которому обычно в любой ситуации палец в рот не клади, молча наблюдал, как Донхёк разъярённой фурией носился по гостиной в ожидании, пока Минхён закончит водные процедуры, чтобы сразу же отправить его спать. – Откуда вообще взялся этот Хиро-Нага-Хошимото или как там его?! Зачем он лезет в жизнь Минхёна и какого вообще хрена потащил его в этот чертов клуб, да еще и споил?! – От того, что ты задашь этот вопрос соседней стене в двухсотый раз, она тебе не ответит, – не удержался от подколки Ренджун. – Рен-Рен. – Ухожу. Ренджун предпочел ретироваться в свою комнату, поскольку связываться с братом, который последние несколько дней на взводе, себе дороже. Донхёк же продолжал нервно наворачивать круги по гостиной. Когда приехало такси, он, не задумываясь, назвал свой адрес, совершенно не заботясь в тот момент о том, что о Минхёне дома может беспокоиться Джено. Ему просто хотелось как можно скорее выдернуть Минхёна из лап этого японца. По приезду домой не особо сопротивляющийся Минхён немедленно был засунут в ванную стараниями ловких ручек Донхёка, а сам рыжеволосый спустился в гостиную и бесился в ожидании. Но, увидев завернутого в его собственную безразмерную пижаму и полотенце Марка, Донхёк почувствовал, как вся злость мигом куда-то улетучилась, будто её и не было вовсе. Самое главное ведь, что сейчас он здесь и со мной, подумал Ли, и улыбнулся. – Ты как, в порядке? – Уже лучше, спасибо, — смущенно пробормотал старший, и Донхёк отметил, что его взгляд стал более осмысленным, нежели час назад. – Тогда пора идти в кроватку, тебе надо отоспаться хорошенько. – Эм… Хёки? – Да? – Извини, что так получилось, — Минхён шмыгнул носом, и рыжеволосый счёл это крайне милым (и вообще, разве в Марке есть что-то НЕ милое?!) — Хэй, да без проблем, бро. – Я просто узнал кое-какие не очень хорошие новости, расстроился, рассказал об этом Юте, он позвал меня в какой-то клуб, чтобы отвлечься, а дальше почти ничего не помню. – Ты мог бы рассказать обо всем сначала мне, – недовольно буркнул младший. – Теперь буду. – Так что там у тебя случилось-то? – Я лучше покажу, – Минхён выудил из кармана мобильник, разблокировал, пару раз провел по экрану и отдал Донхёку. На дисплее в списке чатов в вотсапе мигало одно непрочитанное сообщение: «Минхён-и, возвращайся домой, это срочно». – Папа никогда не стал бы писать таких сообщений, если бы действительно не произошло что-то серьезное, – грустно протянул старший. – Завтра мне придется самым первым утренним рейсом вылетать в Канаду. Донхёк плакал от собственной безысходности. Он не хотел, чтобы Марк уезжал, совсем не хотел. Парень уж слишком к нему привязался и не знал что с этой привязанностью делать. Сколько пройдёт времени, пока Марк не вернётся обратно в Корею? Да и вернётся ли вообще? Всё-таки там его семья, дом, там он сможет продолжить свою карьеру и, может быть, стать намного успешнее, чем сейчас. – Ты что, ревел? Ренджун, нахальный, как обычно, сегодня даже соизволил брату завтрак приготовить, но Донхёк, как-то этого даже не заметив, сразу принялся за еду, потому что через пару часов посадка на рейс. Он должен успеть. – Молчишь, – он хмыкает и, поднявшись, подходит к старшему. – Донхёк, пожалуйста, будь сильным. Я, как бы сейчас это странно ни звучало, полностью тебя понимаю, просто... Чёрт, это трудно объяснить, ты будешь смеяться. – Ну-ка, колись, малой, – сразу оживился рыжеволосый. – У нас с тобой всего два месяца разницы! – Я все равно твой хён. – Да щас-ка, я лучше с крыши спрыгну, чем хёном тебя назову, но сейчас не об этом, – Ренджун вдыхает шумно и чуть ли не кричит на выдохе. – Я походу тоже пидор. Ли молчит, уставившись на брата с лицом оленя в свете фар, и откровенно не понимает, ну или же его мозг попросту не хочет воспринимать подобную информацию. – Добро пожаловать в наш пидорский цветник, мой юный пидарэро. Так какой мальчик завладел твоим некогда полностью бьющимся за натуральность сердцем? Донхек не будет собой, если никак не подзаденет младшего. Хоть они и были сводными братьями, между ними чувствовалась некая связь, несмотря на все эти перебранки. Ренджун, как бы он ни хотел этого признавать, уважал старшего, а Ли, в свою очередь, на самом деле, любил его и желал только лучшего. Их отношения на первый взгляд могут показаться враждебными, но это далеко не так. Да, они зачастую подкалывают, портят вещи друг друга, но так у них завелось с самого детства. – Вот чего издеваешься, а? – обиженно дует губки Хуан и бьет брата подушкой. – Я с тобой решил поделиться, да совета спросить, а ты как всегда. – Ну раз уж все так серьезно...– тянет уже спокойно Донхёк. – Рассказывай, не просто же так ты решил, что являешься голубых кровей. – Боже, какой же ты всё-таки идиот... Это Кун-хён, ну, помнишь, брат Ченлэ. Он ещё в университете учится. – А у тебя вкус что надо. Ну и как давно ты в него втрескался? – С того самого вечера, как мы решили нажраться, как последние свиньи, – недовольно тянет Рен, вспоминая тот вечер и головную боль на утро. – У меня нет шансов. «Интересно, а мне сказать, что Кун-хён у нас тоже по мальчикам?» – Хреново дело. «И что у него парень есть?» – Почему мне сразу не сказал? Думаю, так было бы намного проще. – Я не был до конца уверен. Знаешь, не очень-то натуралу осознавать, что он перестаёт быть натуралом и становится частью вашего пидорского цветника. – Как грубо, братик, – Ли немного обидно, но он виду не подаёт. – Давай позже поговорим, скоро самолёт. Раннее утро, но Донхёк совсем не чувствует усталости. Он плакать хочет, но держится, ведь как обьяснить ребятам причину этих слез? Сердце учащает свой ритм, когда среди толпы он видит ЕГО. Да, можете назвать его тряпкой, слабаком или как вашей душе угодно, но его чувства с каждым днём лишь крепчают и делают ему невыносимо больно. А ведь хочется, как в тех романах, какими забиты целые полки в книжном, но реальность суровее, бьет под дых, а хочется взаимность ощущать. – Не делай мордашку, как у забитого щенка, – подаёт голос Рен, – будь проще. Знаешь, никому не в кайф, в том числе и Марку, видеть твою унылую рожу. – Мог бы и поддержать, придурок. – Меня же никто не поддерживал, когда Кун-хён в Китай улетел, а ты и слушать не захотел, потому что МИНХЁН, МИНХЁН, МИНХЁН, только о нем и думать можешь. Бесишь. Да, он его понимает, обида раздирает грудь, но он не удерживается от очередной колкости: – Да ты вообще любить способен? И всё, Ренджун будто с цепи срывается, он бьет старшего по лицу и оседает на пол. Парня раздражает, когда его считают человеком, который на чувства вообще не способен. Если он слишком разборчив в своих ощущениях и чувствах и умеет их скрывать, чтобы ему не сделали больно – это вовсе не значит, что он не способен любить и быть любимым. Хуан Ренджун слишком устал от всех этих людей, и нашёлся лишь один человек, который понял его и принял, тот, кто первый, но, как жаль, не последний смог лицезреть его настоящего. Кун стал для него идолом, своеобразным примером для подражания, чуть ли не, черт возьми, богом. – Да что ты вообще обо мне знаешь? Из глаз прыскают непрошеные слезы, и руки начинают дрожать. «Бесит. Бесит. Как же БЕСИТ». Донхёк молча обнимает брата: именно сейчас, наверное, единственный момент, когда он смог понять его и видеть настоящие эмоции. Как бы ему сейчас ни было больно физически, эта боль никак с моральной не сравнится. Любить тяжело, это он понял, когда смог это чувство смаковать на вкус. – Почему вы сидите тут, как умалишенные идиоты, это, Джено меня дери, общественное ме... стоп, ЧТО? Наш Рен-Рен плачет? Донхёк, что ты натворил? И ты тоже ревешь? Какого хрена тут происходит? – Воссоединение семьи. Джемин, как обычно,эмоциональный и гиперактивный, задаёт слишком много вопросов, на которые зачастую не получает ответа, увлекаясь какой-то новой темой для разговора, Хёк эту его особенность давно заметил и против него же и использовал. – Ой, кулончик новый? Джено подарил? – Симпатичный, правда? Так... Ли Донхёк, в этот раз меня не проведёшь! – Я надеюсь, ты не притащил с собой эту треклятую ложку?! – Зачем она мне в аэропорту?! – Да кто тебя знает! – Донхёк быстро утёр слёзы рукавом толстовки и сделал вид, будто ничего не произошло. – Пока вы двое тут сопли разводите, мы можем пропустить самолёт! Тут Донхёку в голову пришла весьма интересная мысль – он ведь так и не спросил Минхёна, какое такое срочное дело заставляет его возвращаться в «эту грёбанную Канаду», как называл её про себя рыжеволосый. – Ладно, тогда я побежал! – Хэй, а нас ты, случайно, подождать не хочешь?! – Нет, – недолго думая, отозвался Донхёк, едва ли не вприпрыжку помчавшись к стойке регистрации, где должен сейчас находиться Марк. «Надеюсь, еще успею с ним поговорить», – с тоской думал Ли, обшаривая глазами толпу у места регистрации. Когда его взгляд зацепился за знакомую светло-пшеничную макушку, рыжеволосый просиял и со всей присущей ему бесцеремонностью ловко растолкал народ, преграждающий путь к Минхёну, не обращая внимания на возмущенные крики от слова совсем. – Хёкки? – Марк удивлённо смотрит в сияющие глаза напротив и чувствует слабую хватку чужих пальцев на запястье. – Можно с тобой поговорить? – Но мне ведь нужно… – ДЖЕМИН!!! – не дослушав, истошно заорал Донхёк, начисто забыв о том, что каких-то десять минут назад был буквально на грани эмоционального срыва и пытался придумать, как успокоить брата. – ЛИ ДОНХЁК!!! – Джемин хочет стать добровольцем и занять за тебя место в очереди, пока мы разговариваем, – сообщил сияющий, как начищенный пятак, Донхёк. – А вот и он. – Блять, какого черта, мелкий?! – Нана, будь так добр, постой в очереди вместо Минхён-и, пока мы с ним будем вести важный разговор? – А не пойти бы тебе в… – Джемин, пойдем, – неожиданно появился из-за спины раздражённого старшего Ренджун, успокаивающим жестом положив руку ему на плечо. – Оставь их, это ненадолго. Ли кинул на брата взгляд, полный бесконечной благодарности. Недавние откровения явно не прошли для него даром, и теперь младший понимал его как никто другой. Раз уж ему с Куном ничего не светит, вмешиваться в попытки других построить свое счастье он не собирался. – Ладно, но запомни, что ты ответишь за это, Хёкки. – Я тоже люблю тебя, Джемин, – жизнерадостно отозвался Донхёк, утаскивая слегка ошарашенного происходящими на его глазах событиями Минхёна в сторонку. – Хёкки, что происходит? – отмер наконец Минхён, когда они отошли достаточно далеко, чтобы никто не мог их услышать. – Я просто хотел попрощаться, – смутился Донхёк, чувствуя себя первоклассницей, которая впервые признается в любви однокласснику, таскающему за ней портфель. Вся его энергия уже куда-то улетучилась, и осталось лишь чувство щемящей тоски, тисками сжимающее сердце. – Не хотел делать это перед теми олухами, которые почему-то называют себя моими друзьями. Минхён знал, что он шутит, но также знал, что, когда младший при этом кусает губы и теребит рукава толстовки, думая, что этого никто не замечает, то явно случилось что-то, нарушившее его душевное равновесие. – Я понимаю, – ободряюще улыбнулся он, и его ладонь накрыла подрагивающие пальцы рыжеволосого, отцепив их наконец от многострадальной толстовки. – Иди сюда. Меньше всего в этой жизни Донхёк ожидал того, что старший притянет его к себе и крепко обнимет, утыкаясь носом в шею. – Я буду скучать, – тихий шепот вывел его из ступора, и рыжеволосый поспешил обнять Минхёна в ответ. Он был таким тёплым, уютным, до боли привычным и родным, что Донхёк едва сдержался, чтобы не разреветься прямо сейчас. – Я тоже, Минхён-и. – Хэй, вы там скоро? – недовольный окрик Джемина разрушил установившуюся между ними атмосферу тихого спокойствия и безмятежности. – Джемин! – Ничего, мне уже пора, – мягко возразил Марк, выпуская младшего из объятий. – Увидимся через неделю. – Угу, – отозвался Донхёк, с болью в сердце впившись взглядом в спину удаляющегося Минхёна. – Увидимся. Дни протекали слишком медленно, и Донхёку казалось, что он постарел года на три, как минимум, всего за пару-тройку дней. Нет, он совсем не размазня и не тот тип парней, что ноют, как девчонки, по поводу и без, просто однообразность, которая вернулась в его жизнь с отъездом Минхёна, совсем не радовала и потихоньку подталкивала в цепкие ручки депрессии. Он привык, что каждый день происходили какие-то сумасшедшие события, а сейчас ему не хотелось выходить из дома из-за погоды – это раз – которая в последние дни совсем разбушевалась, разразившись ливнем и местами грозой, а во-вторых, проблемы с успеваемостью (и английским, тем более) сами собой не решаются. «И вовсе это не из-за него». Джемин лениво оглядывает друга, который завис с погнутой трубочкой в зубах, в голове вьётся рой мыслей и догадок, о которых каждый из них все это время умолачивал, по какой-то причине боясь сказать вслух. – Земля вызывает Донхёка, – На щёлкает пальцами и расслабленно выдыхает, когда рыжеволосый смотрит на него с укором ему привычным, а не с мордашкой забитого щенка. – Как слышно? – Хватит валять дурака. По этой части у нас Ченлэ специалист. – Ты завис, солнце моё ненаглядное. Я, конечно, всё понимаю, у всех сейчас не совсем все гладко, экзамены сами себя не сдадут, как говорится, да и не только они влияют. Так что хватит ходить с кислой мордой. – Легко сказать. По пивку? – По два? – Я вырастил алкаша, – Ли саркастически цокает, а потом ободряюще толкает друга в плечо. – Я в норме, правда, не волнуйся за меня. – Надеюсь на это. – Как там с Джено? Джемин, обычно спокойный, умеющий держать свои эмоции под контролем сейчас сидит, как спелый помидор, переминая полы толстовки явно ему большой и ему не принадлежащей. Донхёк про себя усмехается, наконец сумев увидеть его таким откровенным в своих чувствах, прямо как открытая книга. На упускает момент, когда цепкие ручки обхватывают его, а щеки сминают, как любил делать он сам с Ченлэ и Хёком, а чуть позднее ещё и с Джено. Хватка у рыжеволосого крепкая, а младший особо и не сопротивляется, обнимая в ответ. Они сидят в школьной столовой, когда все остальные отсиживаются на уроках, вгрызаясь в гранит науки. – Всё хорошо, – подаёт голос Джемин, – правда, Хёкки. Несмотря на то, что все произошло так быстро, я слишком в него влюбился. Он заботится обо мне, обнимает меня, помогает с уроками, когда я что-то не понимаю, но... – Что «но»? – Мы не встречаемся, ведём себя, как друзья, не более того. Он решил, что не стоит торопиться, боится сделать мне больно, потому что, как он сам говорит, он слишком грубый и неотёсанный, не очень любит в открытую выражать свои чувства. Но ведь Джено совсем не такой, он сам нарисовал такой образ, выдавая желаемое за действительное, и я хочу доказать ему обратное. Я... – он кашлянул. – Ли Донхёк, я, кажется, втрескался по уши. Донхек обнимает друга, но уже без прежнего напора, перебирая выкрашенные пряди волос, а с неким трепетом, присущим близкому человеку. Он понимает, что его «все будет хорошо» недостаточно, что ему не помогут сейчас никакие слова. – Не кисни, Ли Джено, долбаный придурок, ещё поймёт, кого он теряет. Зайка, сегодня вечером мы едем в клуб.