История не знает конца

Он был изранен и погибал, когда Исин подобрал его и забрал к себе, словно искалеченную птицу. Он был прекрасен каждой уцелевшей частью — но, когда Чжан наконец вживил все нужные механические детали и пришил все недостающие органические, то замер в восторге, осознавая, что видит перед собой с о в е р ш е н с т в о. Совершенство сделало первый осмысленный вдох — и глаза Чжана защипало от счастливых слёз. Учёный назвал его Каем. Именем лаконичным и прекрасным, как его личный венец творения. Кай был безумен тем сильнее, чем более осознавал себя. А Исин заколачивал окна после его попыток выброситься, прятал всё острое и всё опасное. Прижимал Кая к себе и гладил по волосам, целуя лицо одинаково нежно независимо от того, какого участка кожи касаются губы — принадлежащего Каю от рождения или пришитого Чжаном после. Исин твердил Каю, что он прекрасен. Называл своей жизнью. Отчаянно пытался утешить, совершенно не понимая течения мыслей столь странного разума. А тот успокаивался и словно застывал — но ночью бился о стены и метался по комнате, не давая Исину уснуть своим отчаянным воем. Чжан плакал, боясь подойти к своему творению, так отчаянно ищущему смерти. И готов был кидаться на стены сам от отчаяния и непонимания, как можно помочь совершенству. Исин давился рыданиями, запирая его в лаборатории — в специально созданной камере, за самым прочным стеклом. Он шептал Каю, что это для его же блага. Что он выпустит его, как только найдёт способ спасти от самого себя. Вновь и вновь повторял, что любит. Исин сползает на пол вдоль стены, когда заходит в лабораторию утром, и зажимает рот ладонью, чтобы не закричать. Его личное совершенство лежит на полу среди осколков — израненное ими осмысленно, переломанное и бездыханное. Снова и снова он чинит его. Своего Кая, своё совершенство, свою любовь. Не вылезает из лаборатории, не спит, не ест — и старается из последних сил воскресить его. Да только повторить успех не удаётся даже частично — его творение не дышит. Не открывает глаз. Не оживает. Когда самый острый осколок касается нежной кожи, Исину даже не страшно. Он лежит на операционном столе рядом с Каем — и не сводит взгляда с его лица, вскрывая вены куском стекла и словно не замечая боли. Он знает, что обречен, что кровь не сможет остановить даже при желании из-за чёртовой болезни, которой впервые благодарен — потому что точно умрёт. Потому что незачем жить. Исин успевает лишь слабо улыбнуться перед тем, как свет в глазах окончательно меркнет. Ведь последнее, что он видит — как его совершенство открывает глаза.