Настойка Стервятника

      Костёр вспыхивал короткими зарницами, свет от пламени мигал чересчур часто для такой безветренной и тихой погоды. Пылающие дрова то и дело пощёлкивали, стреляя жгучими искрами во все стороны. Кошатница смотрела на сидящих напротив неё. Рыжий — по левую сторону от костра, Македонский — по правую. Молчание между ними текло саднящим горло тугим полотном. Мак занавесился чёлкой и смотрел на огонь, Рыжий бросал на Македонского короткие настороженные взгляды и возвращался к костру, вороша веткой угли и ломая хворост. Блики от пламени ложились светотенью на лица парней совершенно по-разному. Кожа и волосы Рыжего, как и раньше, разгорались оранжево-янтарным светом, пунцовые пятна на щеках Македонского уходили в черноту, словно их всасывало внутрь тела странное притяжение. Кошатница отвела глаза и сухо сглотнула. Нестерпимо захотелось пить. Между ней и Рыжим лежал на траве, вынутый из рюкзака, котелок. Она подтащила его к себе, толкнув ногой. Крышка котелка открылась, внутри него лежала кружка, а в ней пакетик с чем-то тёмным, внешне напоминающим чай.       Кошачья мама поднялась на ноги и стала ходить вокруг костра в поисках подходящих палок для треноги. Нужны три прямые ветки, не очень толстые, но и не хлипкие, чтобы не обломались под тяжестью котелка. Русалка когда-то читала ей книгу про индейцев Северной Америки. На одной из иллюстраций Кошатница увидела незамысловатую конструкцию из связанных у основания деревяшек, удивилась её простоте и почему-то запомнила. А сейчас её разум схватился за идею соорудить вещь, поддерживающую котелок над костром, как за спасательный круг. Только не смотреть на силуэты парней... Не видеть безумную одноактовую картину, где в роли режиссера и дирижёра выступает жжёно-рыжий огонь, за его спиной затаились главный протагонист и антагонист пьесы, чёрной кулисой растянулся Лес, и над всей этой сценой блёклым прожектором светит луна.       Кошатница не могла понять, почему её так беспокоит тихоня-Македонский, ещё меньше понимала, что она будет делать с найденными палками своими бесполезными руками. Кошатница ходила по кругу туда и обратно, словно мечущийся в клетке зверь. Рыжий развязал мешочек со скрученными листьями, где среди темно-зеленых и коричневатых комочков попадались желтые и фиолетовые, вдохнул горький, вяжущий запах. Похоже, это в самом деле был чай, а не ядовитый сбор местного травника. Выбрал яркую, как жеваная этикетка, чаинку, попробовал на зуб: непривычно кисловатая. Македонский посмотрел на него сквозь частокол русых волос внимательно и цепко, дрогнул уголком губ, будто хотел усмехнуться и передумал. Его тень за спиной робко дрожала и металась в мерцающем свете костра, словно искала убежища и не находила, а сам он был воплощением неподвижности. Сбывшегося. Как точка в конце строки. Было в нем что-то такое, что настораживало и обнадёживало одновременно. Что-то, что проявилось в нем лишь в Лесу. Рыжий всегда догадывался, что аморфный серый силуэт в углу Четвертой — это еще не весь Мак. Иногда в тихом мальчике проблескивало неистовое, алое, отдающее гарью и металлом. — Мак, а не сориентируешь, Дом в какую сторону? — спросил Рыжий после затянувшегося молчания. — Боитесь к обеду опоздать? — Македонский нашёл повод усмехнуться, встряхнул головой и снова протянул руки к огню, быстрым уверенным жестом. — К завтраку, — широко улыбнулся Рыжий, ссыпая чай в мешочек. — Творожные конвертики обещали. Так ты знаешь дорогу?       Мак неопределенно хмыкнул. Как-то даже иронически. Рыжий поднял голову и столкнулся с его взглядом, непрозрачным и жестким, со слегка насмешливым прищуром. Желтые глаза смотрели в упор, не проваливаясь, но и не пропуская внутрь. Мухами в янтаре застыли мятежные, жадные искорки. Худая фигура в сером свитере казалась лишь оправой для этого взгляда. Рыжему стало неуютно и он перевёл взгляд на Кошатницу. Та всё ещё ходила туда-обратно.       Словно лунатик, она бездумно нарезала витки вокруг костра. Лес накренился под странным углом, всплески света от огня ритмично пульсировали. В небе, повторяя косую линию уплывающих верхушек деревьев, зависли три звезды. Три звезды Три ветки для треноги Их трое: Рыжий, Кошатница и... Македонский?       Кошачья мама остановилась и часто-часто заморгала. Сейчас, вот только что, она вроде бы двигалась вокруг костра... Сколько времени это заняло? Минуты и нескончаемо... Она шагала с совершенно пустой головой и будто видела сны. Несколько десятков шагов — почти целая жизнь. Кошатницу зазнобило. Картинки из других времён или реальностей сыпались вниз игральными картами. ...Огонь от костра превратился в странного вида печурку. Пузатый фонарик с пламенем внутри. Резная труба в небо. Стенки печки — витражное стекло. Ультрамариновая синь, золотистый шафран, тёмный янтарь — сверкают, подмигивают, светятся. Под ногами Кошатницы мягкий мех. Руки Рыжего протягивают навстречу ей листок-тарелку, а на нём красно-коричневые цветы с розоватой серединкой. Под древесным живым сводом светящиеся медовым светом облачка, как слипшиеся мыльные пузыри, и смех рассыпается по сторонам хрусталём и бубенцами. ...Лес полыхает тут и там. Душащий запах гари. Многометровые, идеальные по форме окружности серебристого пепла под ногами да чёрные остовы бывших деревьев. На неё смотрят, испуганно и цепко, шесть пар родных глаз. Это всё, что у неё есть и когда-либо было: её дети, их маленькая избушка и Лес. Нестерпимое пекло и духота днём, леденящий холод по ночам. Кошатница и её дети ждут. Бесконечно долго ждут своего спасителя. ...Привкус соли на губах, щёки и плечи в мельчайшей пудре песчинок. В глазах Рыжего — янтарь закатных лучей и кусочки корицы. Шелесту волн вторит стук сердца и дыхание. Слова льются вслед за прибоем: — Что мне сделать для тебя? Всё что ты хочешь... Хочешь, я стану волной? Плыви... ...Маленькая забегаловка-закусочная. Грубо сбитые деревянные столы, за ними такие же дубовые, неприятные хари. Тишина, лезвием разрубающая гул голосов, звон посуды и шарканье шагов. Оценивающие, наглые взгляды, все до единого обращённые к ним. Блики стали в руках посетителей. Ладонь Рыжего ободряюще сжимает её бедро, и волна качающей мелодии захлёстывает пространство. Их танец похож на схватку змей или гипнотизирующую случку инопланетян. Ощущение смертельной опасности и дикий драйв. Мир кувырком, сплетение рук и ног, её юбка на чужом столе, стыренный пистолет ложится в ладонь Рыжего. Совсем рядом его глаза, глаза, которым Кошатница доверила свою жизнь. ...Хлёсткий ветер в лицо, хруст тугой парусины, и пьянящее ощущение свободы, что бывает только в море. Голыми ногами по тёплому дереву палубы. Их парусник в самом центре вселенной, между небом и морем. Солнечные блики сетью по лазурным волнам. Потеряны все ориентиры — время, направление, цель, лишь руки Кошатницы тянутся навстречу Рыжему. И снова костёр, тёмная стена Леса, жажда и набирающее обороты беспокойство в груди. Кошачья мама шагает в сторону огня и спотыкается, зацепившись за что-то мыском стопы. Три ветки словно вынырнули из ниоткуда, ведь до этого всё вокруг было исследовано и истоптано. Прямые, подходящие палки для треноги. Кошатница пинками и волоком, одними ногами подтащила их поближе, попыталась улыбнуться и попросила: — Может быть, заварим чаю? Очень пить хочется. — Да, давай, я за водой схожу, — кивнул Рыжий и подобрал с земли котелок. — Тут рядом был родник.       Македонский стрельнул взглядом в его сторону, знакомо прищурился, будто что-то прикидывал в уме, и завозился с треногой, связывая палки и устанавливая их над огнем. Пальцы у него были в ссадинах, а ногти обломаны, будто он голыми руками выскребал себе путь из-под завала или из какой-нибудь глубокой и страшной ямы. — К Хранителю в гости направляетесь? — небрежно поинтересовался он, когда Рыжий скрылся из вида. Кошатница посмотрела на Мака со смесью тревоги и недоверия. — Домой, тебе же Рыжий сказал, — она отошла на два шага назад и продолжала разглядывать парня, вид и поведение которого внушали всё больше подозрений. — Нет, не сказал, — он ухмыльнулся, приоткрыв кривоватые мощные клыки, — Он всего лишь спросил дорогу к Дому. Это ведь не означает, что вы идете туда прямо сейчас, верно? Поворошив угли, Македонский медленно приблизился к Кошатнице и сел перед ней на корточки. Заглянул в лицо. — А мне нужно к Хранителю. Где его найти?       Кошачья мама нервно сглотнула. Хранитель... Хозяин Времени — дух, о котором в Доме не принято говорить вслух в праздной беседе. О нём и знают-то единицы, Ходоки и некоторые Прыгуны. Кошачьи уши подслушали множество тайных разговоров, она знала, что Хранитель как-то связан с Табаки, и найти его можно только на Этой стороне. Что дорогу к Хранителю ищут те, кто хочет вернуться во времени назад, переиграть свою жизнь. Но найти и получить желаемое практически невозможно. Откуда ей знать путь к Хозяину Времени? Почему Македонский задаёт такие странные вопросы? Тревога постепенно переплавлялась в раздражение. Она нахмурилась и негодующе глянула Маку в глаза. — Ты что несёшь? Понятия не имею, где его искать. Я тебе прорицательница что ли? — Вы тесно общаетесь, — заметил собеседник, и клыкастая улыбка сделалась похабной. — Я мог бы спросить об этом Валета, но, как вижу, ваши с Хранителем отношения куда более... доверительные. Или он обычно находит тебя сам? — Слушай, ты... Какого чёрта ты себе позволяешь?! — прошипела Кошатница и отодвинулась ближе к тропе, по которой ушёл Рыжий. Македонский не мог так вести себя. Мимика, жесты, уверенный тон, сама постановка вопросов. Словно кто-то чужой примерил на себя одежду Мака, а вместе с ней и его тело. Оболочка уже рвалась, обнажая зубастый оскал и подозрительные желания. Оборотень? Этот кто-то видел её встречу с Табаки и решил, что она знает больше. Ухмылка, наглый прищур казались смутно знакомыми, но спокойнее от этого не становилось. Кошатница быстро обернулась в надежде, что Рыжий уже возвращается, но за спиной стояла стеной безмолвная темень. Она взяла себя в руки и заговорила как можно спокойнее. — Я не знаю пути к Хранителю, Мак, — голос тут же сорвался в рычание. — Да какой ты на хер Мак?! — А что, херовый? — оборотень горько рассмеялся и зашарил по карманам. Скривился с досады. — Этот гад не курит, даже тут обломал... Подымить не найдется? — Нет, — Кошатница следила за парнем, пытаясь предугадать любое движение в её сторону. Оборотень вздохнул. — Жаль... Ну что ж, благородному рыцарю не пристало сетовать, — спохватился он и одарил Кошь деланно-веселым взглядом. — Вы не знаете дороги к Дому. Рыжий — Ходок, и если он застрял, сами вы дороги не найдёте. Есть маза идти к Хранителю вместе. Что скажешь?       Кошатница озадаченно передёрнула плечами. Слова Македонского заставили её кое-что вспомнить. Она знала одного "благородного рыцаря" Дома... Хищный оскал, манера речи, самоуверенность, плещущая через край — всё совпадало. Лес тяжёлой лапой постепенно выдавливал из шкурки, что хотела казаться Македонским, его истинную сущность.       Ручей оказался мелким и быстрым. Вокруг, среди высокой травы, пронзительно звенели комары. Рыжий начерпал полный котелок песка, пытаясь набрать воды, и потом долго его выполаскивал. Из головы не шел Македонский, при переходе на Изнанку сбросивший пудовую цепь скромности. Это не было чем-то странным. Прыгая, народ должен быть готов расстаться со многими привычными вещами: памятью, прежним телом, прежним полом и человеческими желаниями. Лес обнажает подчас самые неожиданные стороны натуры, меняет, переплавляет, перекручивает, лечит и уродует. Нет, внезапно осмелевший домовец не вызывал у Крысиного Вожака вопросов. Настораживало нечто иное, трудноуловимое, но назойливое, как шуршание пакета под крыльцом, как запах Могильника, просочившийся в коридоры сквозь приоткрытую дверь. Или вот — бывают дублированные фильмы, когда движения губ актеров не совпадают с репликами... Или старые комбинированные съемки, где ясно виден наложенный кусок. Этот тихоня из Четвертой тоже был каким-то сделанным, будто кадр из фильма вырезали и вмонтировали в реальность. Ходил ли он сюда раньше? Рыжий давно уже разглядел в нем потенциального Ходока и часто спрашивал себя, какие скелеты хранятся в шкафу у этого незаметного и услужливого мальчишки. Крысиный Вожак нисколько не сомневался, что они есть. Иногда, во время посиделок с бывшими Чумными, Рыжий замечал красный отсвет на границе поля зрения. Поворачивался, успевал разглядеть полные вины и боли глаза прежде, чем Мак занавешивался челкой и растворялся в интерьере. В такие мгновения его веснушки виделись совсем алыми, как брызги крови. Непростой парень был этот Македонский. С двойным дном, а то и с тройным.       Комары одолевали, мешая собраться с мыслями. Закончив черпать горстью воду в котелок, Рыжий напился. Вода была вкусная, но он спешил: ночной Лес опасен как для одинокого двуногого существа у водопоя, так и для двух чужаков у костра. Большинство здешних тварей опасались огня, но находились и такие, которым были не страшны ни пламя, ни сталь, ни пуля в сердце. Рыжий быстрым шагом пересек молодой сосняк и, стараясь не расплескать воду, перепрыгнул длинный овраг, полный лягушачьих песен и прелых запахов.       Костер и желтое зарево было видно издалека, теперь же легко угадывались и силуэты. — Чай приехал! — объявил Рыжий, ступая в круг света. Македонский поднял голову. В желтых глазах плясали отсветы пламени и казалось, что они светятся внутренним огнем. Но веяло от парня холодом. Нет, не холодом — смертью.       Кошачья мама кинулась к Рыжему и уже из-за его спины вновь глянула на тёмную фигуру, сидящую на фоне костра, сдавленно просипела: — Волк?